Земля негромко задрожала под чужими ногами. Я чувствовал вибрацию почвы каждой клеточкой своего тела.
– Приветствуем Верховного Паладайна! – заорали стоявшие надо мой орки.
Как ни велико было желание демонстрировать полное безразличие к своей судьбе, я не мог сопротивляться простейшему любопытству и открыл глаза, с усилием поворачивая голову и рассматривая того, кто только что был назван Верховным Паладайном.
Надо мной стоял самый обычный орк. Нет, что ни говори, его одежда бросалась в глаза своей яркостью и даже какой-то крикливостью, словно ярким пестроцветьем ткани он старался компенсировать что-то мрачное, серое, грязное в своей душе. Но в остальном пришедший ничем не отличался от тех двоих, которые застыли подле меня двумя изваяниями.
– Как он? – кивнул Паладайн в мою сторону. – Очнулся?
– Да, великий!
– Сам вижу. – Паладайн подошел и наступил мне сапогом на горло. – Смотри, – обратился он ко мне, наклоняясь и опираясь на колено локтем, – смотри и запоминай. Вот где вы все у меня! Вот где ваше место, светловолосые! Ты понял, раб?
Что я мог сказать? Он даже не дал мне нормально дышать. Я боролся за каждый глоток воздуха, тщетно стараясь выползти из-под сапога орка. Зажмурив от натуги глаза, я тем не менее знал, что он внимательно наблюдает за мной.
– Хочешь жить? – внезапно пробился сквозь гул крови в ушах мягкий голос. – Тогда моли меня о милости. Проси даровать тебе твою ничтожную жизнь, раб!
Я распахнул глаза. Он знает, о чем просит? Чтобы я, потомок благородного рода…
– Будь ты проклят, – прохрипел я.
– Глупо, – спокойно констатировал Верховный Паладайн. – Сказал бы всего одно слово: «прошу» – и остался бы в живых. А так… Приковать его к столбу. Потом придумаю, что с ним сделать!
Орки тут же сорвались с места и поволокли меня в глубь лагеря. Крепко связанный, я не мог сопротивляться, да, если честно, не слишком хотел. Я знал, что меня убьют, и мечтал только об одном: чтобы все поскорее закончилось.
Двое орков подхватили меня под локти, оттащили к какому-то столбу и, содрав с меня одежду, прикрутили руки и ноги.
По-хорошему, мне надо было отрешиться от мыслей о земном и приготовиться к мучительной смерти – не было сомнений в том, что Верховный Паладайн приберегает меня для чего-то особенного, – но я вместо этого испытывал любопытство, самое неподходящее чувство для того, кто находится на волосок от смерти. Расслабив мускулы – так меньше болели связанные руки и ноги, – я вертел головой по сторонам, рассматривая лагерь орков.
Большую часть обзора закрывали палатки – самые простые, состоявшие из двух опор и натянутой поверх грубой ткани. Земля между ними, как и следовало ожидать, была замусорена, а зады использовались в качестве отхожих мест. Причем во всем, что касалось этой стороны жизни, орки явно не стеснялись друг друга.
Сейчас в лагере царили суета и суматоха. Темноволосые носились туда-сюда, слышались гортанные выкрики. Проверялось оружие, напяливались доспехи. Я заметил, что далеко не все надевают чешуйчатые панцири. У одних были кожаные доспехи, другие щеголяли в трофейных эльфийских кольчугах, но большинство, наоборот, стаскивали с себя все и оставались в штанах и сапогах. Торсы этих воинов так густо были исписаны татуировками, что я диву давался. В остальном отличить орков друг от друга было невозможно, и мне стало ясно, почему в прошлом мы все ошиблись, решив, что Верховный Паладайн погиб. Его просто перепутали с другим орком.
Вы спросите – что я делал? О чем думал? Находясь в плену у врага, ожидая казни, вместо того чтобы строить планы побега или хотя бы посылать врагам проклятья, думал об особенностях вооружения темноволосых? А что оставалось делать? Чем дальше, тем сильнее разрастался во мне банальный страх смерти. Когда я только очнулся, у меня было больше сил вытерпеть любые пытки. И если бы меня стали убивать тогда, я бы хохотал в лицо своим врагам и пошел на смерть с гордо поднятой головой. Но прошло время, я остыл – и задумался о смерти уже всерьез. Какая участь ждет меня? Что со мной сделают? И, самое главное, сколько мне еще ждать казни, на своей шкуре испытывая банальную истину о том, что самая страшная мука – это ожидание конца.
Почему я не удивился, увидев среди орков человека? Наверное, потому, что за двадцать лет жизни на заставе в северных горах успел поближе познакомиться с отдельными представителями рода человеческого и узнать одну их особенность. Люди способны проникать повсюду, они вольготно чувствуют себя везде и рано или поздно, но заполонят весь наш мир, не оставив в нем места ни эльфам, ни оркам, ни альфарам, ни даже троллям. Люди открывают землю и проникают в такие ее уголки, куда представители других рас просто не сунутся. Они одинаково хорошо чувствуют себя в голой степи и дремучих лесах, в открытом море и на вершине скалы, под землей – и… разве что небо пока принадлежит птицам и драконам, но, учитывая приспособляемость людей, могу предсказать, что однажды человек поднимется и в воздух. В общем, не было ничего удивительного в том, что по лагерю орков спокойно, как у себя дома, шел человек. Шел, вертя головой по сторонам, а рядом с ним шагал какой-то высший чин и что-то ему рассказывал.
Заведенные назад и вверх руки ныли. Затекало все тело. Я стоял так уже давно, теряя силы и надежду.
Мимо ходили враги. Лагерь жил своей жизнью. Стиснув зубы, я терпел, стараясь не обращать внимания на то, как посматривают на меня проходящие мимо орки и орчихи. Не то чтобы я так уж стеснялся – просто сама мысль о том, что меня могут отдать одной из этих пахнущих мускусом и потом самок, приводила в дрожь. Хотя если это и есть мое наказание, то пройдет немного времени, и я сам захочу, чтобы со мной так поступили.
Именно в это время я и заметил человека. Он шагал через лагерь, ведя негромкую беседу с сопровождающим его орком, но вдруг остановился как раз напротив меня.
– Ого, какой красавец! – сказал на всеобщем языке, то есть так, как общаются люди с представителями других рас. – Что он тут делает?
– Ждет, – коротко ответил орк. – Приказ Верховного Паладайна.
– Красавец. – Человек подошел ближе и потрогал мое плечо. Для этого ему пришлось встать на цыпочки – средний эльф немного выше среднего человека, а я перерос и большинство своих сородичей. – Великолепный экземпляр. А что это у него?
Он ткнул пальцем в один из синяков, и я вздрогнул. Больно же!
– Он один стоял против трех десятков, – объяснил орк. – Их отряд налетел на нас, отбил полон и умчался. А он остался прикрывать отход. Если бы не катапульты, его бы ни в жизнь не взяли.
– Так это следы от камней? – Человек стал внимательно меня осматривать. – Хм…
Неожиданно наши глаза встретились. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга.
– Хм… – повторил человек, отходя.
После его ухода прошло не так уж много времени. Я даже не успел снова погрузиться с головой в пучину размышлений о своей дальнейшей судьбе, как мое уединение было нарушено.
Вернулся человек. С ним были еще люди и орки. Одного я запомнил – именно он только что рассказывал представителю людского племени о моих «подвигах».
– Эй, ты! – Меня ткнули палкой под ребро. – Не хочешь ничего сказать?
Я поднял голову, посмотрел ему в глаза. Очень захотелось плюнуть, но во рту давно уже пересохло, и я только обжег его взглядом.
– Благодари своих духов, что у Верховного Паладайна хорошее настроение и за тебя предложили достойную цену, светловолосый, – промолвил орк. – Так вы правда готовы выложить за него пятьдесят серебряных монет?
– Пятьдесят полновесных серебряных монет, – закивал человек. – Хотя, надо признать, экземпляр в плохом состоянии. Синяки сойдут еще очень не скоро, товарный вид будет потерян, а это всегда убытки. Мне придется его содержать в отличных условиях, потратить средства на лечение и восстановление, а это значит, поднять его цену, чтобы компенсировать затраты. А покупатель очень не любит, когда товар дорого стоит! Есть вероятность, что я буду торговать себе в убыток. Его красная цена – тридцать серебряных монет, ну самое большее – тридцать пять. Пятьдесят я даю только из уважения к Верховному Паладайну!
– Тогда забирайте его!
На моих глазах человек и орк ударили по рукам, после чего из рук в руки перешел небольшой, сочно звякнувший мешочек.
– Здесь ровно пятьсот пятьдесят серебряных монет, за всю партию товара, – сказал торговец. – Будете пересчитывать?
– Нет, я верю вам.
– И все-таки пересчитайте. Деньги любят счет! А вы, – человек махнул своим помощникам, – отвязывайте пока этого.
Четверо дюжих мужчин, мускулатура которых могла сравниться с мускулами многих орков-воинов, подошли к столбу, возле которого стоял я. И только после того, как их руки коснулись моей кожи, я понял, что это не сон. Меня продали в рабство! Человеку!
Обоз работорговца состоял из четырех подвод, на которые установили клетки. Но между этими подводами были натянуты две длинные цепи, к звеньям которых крепились цепи потоньше, с ошейниками. Каждый ошейник предназначался для одного раба, и часть из них уже была занята. Рабы – мужчины, женщины, подростки обоего пола – сидели или лежали на земле, благо длина растянувшейся на траве цепи это позволяла. На одной цепи сидели только мужчины, на другой – только женщины. В двух клетках находились дети, слишком маленькие для ошейников. Они плакали, звали матерей, и те отзывались им, пытаясь успокоить.
Меня передернуло от зрелища горя и страданий. Три недели я делал все возможное для того, чтобы как можно меньше эльфов попало в рабство. Сколько жизней было спасено! Достаточно вспомнить Торрира, юного Теллора, его мать и сестру… А теперь я сам занял место тех, кого мы освобождали. И должен был разделить печальную судьбу с теми, кого не успел спасти.
– На колени! – прозвучал приказ.
Я к тому времени так устал стоять и с таким трудом добрался до обоза, что послушно рухнул на землю. Сухо щелкнул ошейник, замыкаясь на моем горле. Насколько я успел рассмотреть, у каждого ошейника имелся