Филин Ху снова уселся было на насест, но в этот момент одна из ворон пронеслась так близко, что филин пошатнулся.
— Да не ждите же, — возмутился Ферко, — ведь они его заклюют!
Но Ферко мог бы и не торопить события.
Дуло ружья плавно поднялось, и один за другим прогремели два выстрела, а две вороны, подбитые на лету, рухнули на землю.
Ферко, сидя в укрытии, азартно хлопал себя по коленям.
— Вы на филина поглядите, как перепугался!
Бедный Ху сроду не слыхал такого треска и грохота, он до того перепугался, что соскочил с крестовины и, прижавшись спиной к деревяшке, ждал неминуемого нового нападения, сопровождаемого громом и сверканием огня.
Но вороны не отступили перед выстрелом.
Перед ними был враг — Страшилище; должно быть, это оно только что лишило жизни двух их собратьев. Так проучить его, вперед!
— Кар! Кар! Бейте его, выклюйте ему глаза!
— Трах-бабах! — И еще одна ворона, кувыркаясь через голову, безжизненным камнем свалилась вниз; неумолимость возмездия несколько охладила воинственный пыл нападающих, а филин взобрался обратно на свой насест.
Вороны расселись на самых высоких деревьях вдоль опушки леса и оттуда принялись поносить филина, но вот и они замолкли, словно раздумывая, как все это могло произойти. Три их собрата лежат на земле, но филин даже не притронулся к ним, а выстрелы… похоже, это дело рук человека…
Но где человек?
Во всяком случае ситуация весьма подозрительная. Филин сидел совершенно неподвижно, как и вороны на верхушках деревьев, и на какое-то время вокруг установилась сторожкая тишина.
— Чет-четт! — вдруг подал голос сорокопут. — А это страшилище откуда взялось? С воронами, вижу, он уже расправился, а еще говорят, будто филины днем слепы. Черта с два! Вот лежат трое из племени Кра… Пусть рискованное это дело, но я должен посмотреть поближе, что там случилось!
И сорокопут подлетел почти к самому филину, а поскольку Ху не обратил на него ни малейшего внимания, спустился еще ниже, чтобы клюнуть филина в голову.
— Ах, ты, дрянь! — презрительно затрещал клювом Ху. — Сверну тебе шею, и пикнуть не успеешь…
— Чет-четт! Видел я, видел: не можешь ты больше летать… — И сорокопут снова бросился было на филина, который отбил его сильным крылом, после чего сорокопут испуганно рванулся в сторону и опустился на куст, где засели люди.
— Качни куст, Ферко, иначе этот нахальный сорокопут не отстанет от филина.
И тут сорокопута постигла поразительная неожиданность. Ветра не было, ни один листок не шелохнулся, а куст под ним вдруг закачался так сильно, что сорокопут в панике бросился к лесу.
Зато вороны не покидали своих наблюдательных постов, и стоило филину чуть переступить с ноги на ногу, как все племя Кра поднимало оглушительный крик.
Солнце уже достигло леса, и чаща наполнилась многократным эхом певчих птиц, когда послышался собачий лай, и вороны тотчас снялись с деревьев.
— Достань, Ферко, сумку с провизией, поедим, что ли. Ведь теперь какое-то время сюда ни одна птица не сунется.
Они ели, не забывая поглядывать на филина; Ху, похоже, примирился с тем, что ему не улететь, и теперь сидел смирно на своей перекладине, но не переставал прислушиваться к окружающему.
— Шш-шш-шш! — прошелестело в воздухе, однако ружье уже было наготове — нож, сало и хлеб полетели на землю, но агроном тотчас же и обернулся к Ферко.
— Сарыч, — сказал он, — тряхни куст как следует, пусть убирается восвояси. В него нельзя стрелять.
— Почему же это?
— Да потому, Ферко, что если бы ты вылавливал за год хоть вполовину столько мышей, сколько эта красивая птица, я положил бы тебе двойное жалованье…
Сарыч возмущенно заклекотал в поднебесье и снова ринулся вниз на филина; он проскользнул так близко, что птицы едва не сшиблись. Ху спрыгнул с перекладины на землю.
— Тебе сказано, тряхни куст, — рассердился агроном, — а то приманит он сюда самку, а от двоих филину не отбиться.
Куст задвигался, и потревоженный сарыч улетел, а для охотников вновь наступила короткая передышка, которой едва хватило, чтобы прикончить сало.
Послышался отрывистый клекот, и на филина обрушилась маленькая пустельга; Ху, правда, не испугался, но раздраженно завертел головой.
— Сии-и-и! — свистнула пустельга и уселась на куст, прямо над головами охотников.
Ферко широко улыбнулся.
— Прямо за лапку можно бы схватить, — шепнул он, но пустельга услышала шепот и вовремя улетела.
— По дороге домой пройдем через Эрмезё, — сказал агроном, — и попросим Морица привезти сюда дерево для птиц.
— Чего привезти?
— Дерево для нападающих птиц. Мы покажем, куда его поставить. Надо сухое дерево высотой метров пять-шесть закопать в землю поблизости от кола с перекладиной, и все птицы перед тем, как напасть на филина, сперва будут садиться на него и оттуда ругать филина. Сейчас они наверняка обсели все высокие деревья вдоль опушки…
Ферко осторожно раздвинул куст со стороны леса.
— И правда, сидят, только не видно, кто…
— Кар-карр… — будто в ответ на слова Ферко донеслось от опушки леса. Стало ясно, что оттуда за филином неотрывно следят вороны, и лишь недавнее колыхание куста пока еще отпугивало их. Затем донеслось ответное карканье — откуда-то с отдаления: знак того, что другие вороны, не видевшие филина, услышали призывы своих собратьев к охоте.
Пронзительный гомон стаи все нарастал, и вот уже десяток ворон сразу набросился на филина, Ху какое-то время отбивался от них, потом соскочил на землю.
— Кар-кар, — подбадривали друг друга вороны, но тут снова заговорило ружье, и еще две из них ткнулись носом в землю. На это стая вконец озлобилась, карканье заглушило все звуки! Гибель своих собратьев вороны приписали филину, и черная карусель кружила не унимаясь, пока вороны не потеряли еще двух бойцов.
— Говорил я тебе, что сегодня Ху будет обеспечен едой, — улыбнулся агроном, — да и зайчат на будущий год сохранится побольше…
Солнце тем часом поднялось над лесом. Воронье отступило к опушке. Ху снова взлетел на крестовину, ослепленно похлопал глазами, после чего догадался повернуться спиной к солнцу.
— В следующий раз отправимся в другой шалаш, — решил агроном, — иначе птицы запомнят, что тут опасно. Что это?
Воздух размеренно сотрясал какой-то отдаленный гул.
Ферко тоже прислушался и помрачнел.
— Самолеты…
Оба прислушались, переглянулись и снова замерли.
— Помните, господин Иштван?
— Помню, Ферко… но пока что над нами свои самолеты. А что, если бы неприятельские?
Ферко поднялся, стряхнул с колен крошки хлеба и ничего не ответил, только вздрогнул.
— Давай собираться, Ферко.
Охотники выбрались из засады. Филин, увидя их, обиженно нахохлился.
— Я был совсем один, — защелкал он клювом, — и племя Кра пыталось выклевать мне глаза, но какие-то громкие хлопки сбили их…
Ферко принес ящик.
— Иди сюда, Ху, иди сам, ведь ты у нас птица умная.
Филин, однако, еще раз рванулся вверх, пытаясь улететь, но бечевка снова вернула его на землю.
— Ах ты, дурачок! — вздохнул Ферко и осторожно накрыл филина ящиком. Подсунул под птицу донную доску, отцепил от лапки бечевку. — Но ты у нас, Ху, птица полезная. Семь ворон на твоем счету, и, конечно, все они — законная твоя добыча…
После обеда пес Мацко обычно спал. Естественно, что и в другое время дня он тоже старался урвать часок для сна — ведь по ночам он караулил дом. Но если в другие часы Мацко дремал от случая и случаю, то после обеда спал всегда, если только ему не мешали — и просыпался сердитый, с налитыми кровью глазами. Все обитатели двора знали, что в такие моменты Мацко лучше не задевать, потому что пес, не задумываясь, пустит в дело свои клыки.
Однако в тот день никто не тревожил собачьего отдыха. Куры дремали в пыли под навесом конюшни, поросята залегли в хлеву, и даже воробьи в кустах и те притихли после того, как Нерр, ястреб, недавно унес их птенца.
Мацко, конечно, и не шелохнулся во время птичьей трагедии. Проснувшись, он долго еще моргал налитыми кровью глазами, принюхиваясь и приглядываясь к окружающему: все тот же бессмысленный, глупый двор. Одним словом, был тот самый час, когда Мацко готов был ввязаться в любую свару, но поскольку придраться было совершенно не к чему, он поднялся, угрюмо встряхнулся, сбивая пыль со своей слишком жаркой для лета шубы. Затем зевнул, потянулся, и ему вспомнился филин Ху, чью камышовую хижину он утром застал пустой.
Мацко исчезновение филина удивило до крайности, и на кое-то время он в полной растерянности вилял хвостом, но потом повернул обратно во двор, где снова пришлось наводить порядок среди поросят.
Управившись с делом, Мацко долго еще не находил покоя, хотя и не мог бы сказать, что его так расстроило: поросята или же исчезновение Ху. Дело в том, что за последнее время Мацко повадился ежедневно наведываться к филину, который, правда, каждый раз щелкал клювом, подтверждая, что он по-прежнему терпеть не может всю собачью породу, но как бы там ни было, а им удавалось поговорить на том скупом языке, какой только возможен между двумя существами столь различного образа жизни и восприятия мира.
Итак, Мацко недовольно побрел к хижине филина, где застал Ху спокойно дремлющим на крестовине.
— Так ты здесь? — вильнул хвостом пес, после чего Ху широко открыл глаза и снова захлопнул их, давая понять, что в мыслях он — далеко отсюда и что вообще днем филины спят.
— Но ведь тебя тут не было… — не унимался Мацко, на что филин сердито встопорщил перья.
— Полно злиться, — проворчал пес, — знаю, что ты терпеть не можешь собак, но я приходил сюда и не застал тебя в хижине, и это мне непонятно. Почему ты вернулся сюда?
— Мы охотились!
— И тебе не попало? Знаешь… — Мацко потянул носом, потом разглядел на полу хижины серых ворон. — Я только один раз ходил на охоту, меня заманил с собой соседский пес, и тогда, один-единственный раз, правда, но мне крепко досталось от хозяина…