На следующий день Ферко должен был держать экзамен на тракториста. По этому случаю он разоделся во все «городское», то есть натянул брюки и выпросил у дядюшки Бицо его кожаную фуражку: чтобы у экзаменаторов даже и мысли не мелькнуло, что кандидат в трактористы — всего-навсего выездной кучер. Агроном улыбнулся, а Помози, тот прямо оторопел от изумления при виде эдакого шика.
— Ни дать, ни взять, старший механик, — заметил он. — Когда придет мой черед экзаменоваться, то попрошу я у вас, дядя Ферко, всю эту амуницию…
Однако благодушное настроение у Помози продержалось недолго: неожиданно сзади взревела автомашина, Ветерок понес, и повозка едва не опрокинулась в канаву.
— Вот те и готов экзамен! — крякнул с досадой Ферко. — Ведь тысячу раз я тебе твердил, что Ветерка надо держать в узде…
— Шофер, скотина, должен бы посигналить сначала!
— Оба вы правы, — и агроном положил конец спору, — а сейчас, Ферко, на уме у тебя должно быть только одно: что такое диффузор и рабочий ход, какова мощность трактора и какие фазы у двигателя… Ну и тому подобное. А на машине ветеринар был из соседнего хозяйства, при случае я выложу ему все, что о нем думаю.
Ну, а главным событием дня было то, что Ферко успешно сдал экзамен на тракториста и даже удостоился похвалы, что и было удостоверено письменным документом, а Ветерок на следующее же утро получил возможность почувствовать, что повод вернулся в прежние руки.
Старый Бицо на этот раз лишь чуть улыбнулся, когда агроном привез и нему Йошку.
— Вот вам еще один ученик, дядя Бицо!
— Сколько ж их там?
— Обещаю, больше не будет…
Ху давно слышит, как человек расхаживает по двору, как он кличет собаку, но всем своим видом показывает, будто приход гостей разбудил его и что побеспокоили его совсем некстати. Он топорщит перья и грозно щелкает клювом.
— Когда же, наконец, мне дадут выспаться?
— Полно тебе сердиться, — и Ферко бросает филину ворон, — ты уже сутки не ел, и думаю, мясо этих разбойников придется тебе по вкусу. Я выбрал каких помоложе.
Мацко остановился у проволочной сетки и дружелюбно колотит хвостом.
— Сам убедишься, Ху, — означает это виляние в переводе со звериного, — человек заботится о тебе.
— Пустите меня на волю, — вновь щелкает клювом филин, — и я сам выберу добычу по вкусу!
— Сейчас тебе принесу и водички, — говорит заботливый Ферко, приметив, что Ху, купаясь, расплескал всю воду из цементного корытца. — Стоять здесь, Мацко!
И Мацко ждет, настолько-то он понимает: если человек говорит «стоять», значит, нельзя бежать вскачь за ним. Пес стоит у проволочной дверцы и знай себе почесывается.
— Там, в конюшне, целая гора этих крикливых птиц.
— Мы охотились, — надувается важностью Ху. — Правда, это не та охота, какую мы любим, но все же охота; очень многие из вороньего племени напали на меня, а человек из куста бил их грохочущей палкой.
— Человек умеет охотиться даже издалека, — почесывается Мацко. — Как-то в одного моего приятеля вошло бешенство, а человек только издали показал на него какой-то палкой, один раз громыхнул ею, и собаке пришел конец.
— Верю, верю, — захлопал глазищами Ху, — потому что сам видел… Человек просунул эту палку в просвет куста, и вороны так и попадали, пришел им конец. Точно так же человек поступил и с ястребом, и даже убил орла, а ведь орел в два раза крупнее меня…
Тут вернулся с ведерком Ферко и наполнил водой корытце.
— Вот тебе вода! — рассуждал вслух конюх. — Хочешь купайся, а хочешь пей. Чего же тебе еще не хватает?
Ферко осмотрелся по сторонам и, убедившись, что у филина есть теперь все необходимое, повернул к дому, — конечно же, в сопровождении Мацко, который считал своим долгом проводить Ферко до двери. Но только до двери, и ни шагу дальше. На прощание пес радушно махнул хвостом, а Ферко почесал ему за ухом.
— Ну, старина, твое дело следить за порядком во дворе!
Давать сторожевому псу такие распоряжения, конечно, излишне, но слышать голос человека Мацко приятно, потому что он понимает: голос обращен к нему и полон дружелюбия.
Пес ненадолго присел: и почесаться надо было, и Ката, старая наседка, как раз провела мимо своих цыплят.
— Куд-кудах, — окликнула Ката пса, — ведь правда, они на глазах подрастают?
— Славные малыши, — одобрительно вильнул хвостом Мацко. — С коварной Мяу я теперь глаз не спущу, но и ты смотри в оба, чтобы твои цыплята не уходили за ограду, потому что туда мне за ними не выбраться.
— Кок-кок, Мацко, а как уследишь? Малы еще, любая щель в заборе для них хороша, выкатятся наружу, а Мяу тут как тут. И человеку жаловаться бесполезно, не понимает он нашего языка…
— К сожалению, здесь ты права, — зевнул Мацко, — человек многого не понимает. Но и ты умей постоять за себя: поднимай шум погромче каждый раз, когда появляется Мяу! Тогда бы и человек сразу понял, что с Мяу у тебя не лады…
— Куд-кудах, — наседка повернула голову набок как обычно, когда ей приходилось усиленно думать. — Думаю, что ты прав. В прошлый раз ястреб унес одного цыпленка, понапрасну я квохтала и прыгала. Даже ты не пришел мне на помощь…
— Что толку! — потянулся Мацко. — Кто из нас совладает с ястребом, — разве что сам человек со своей молниебойной палкой. Один такой злодей и сейчас валяется в конюшне вместе с убитыми воронами…
— Пойду, взгляну на него! Страшно, но все равно я пойду…
— Ну, если хочешь сама себя напугать, посмотри… — и Мацко растянулся на теплой земле: разговаривать с глупой наседкой ему надоело, и, кроме того, инстинкт подсказывал Мацко, что ему обязательно надо проверить сад…
Мацко не понимал, откуда берется эта уверенность — да он и не задумывался над такими вещами, — но чувство было настойчивым, и пес только ждал, когда Ката уведет птенцов взглянуть на поверженного врага. Как только наседка и выводок скрылись за дверью конюшни, Мацко тотчас вскочил и бросился в сад, куда его гнало какое-то странное, подстегивающее чувство.
Среди грядок хрена он остановился, заслыша отчаянные крики славки:
— Ой… ой! Сии-сии…
Мацко взъерошился и зарычал, он терпеть не мог Си, змеи, и так брезгливо сторонился ее, что это уже походило на страх. Но сейчас все другие чувства в нем заглушил справедливый гнев, хотя как дворовый пес он и не должен был охранять вольную птаху.
Садовая славка свила гнездо в самой чаще куста смородины — Мацко знал это место, — и сейчас оттуда несся отчаянный вопль.
— Ой… ползет… ползет… Си… ненавистная…
Мацко припустился бежать по садовой дорожке.
— Где она, где? — рычал пес. — Тут Мацко увидел распластавшуюся на одной из толстых ветвей змею и, забыв об опасности, бросился на вредную тварь. Змея вильнула так быстро, что глаз не мог уловить ее движения, и исчезла в густой крапиве, лишь чуть заметное движение стеблей выдавало путь ее бегства.
Мацко бросился вслед за ней с воинственным рыком.
— Смерть тебе, смерть, гадина!
Ху насторожился, ловя звуки погони и без труда понял в чем дело. Через решетку он видел двор, человека нигде не видно… только рычание Мацко неудержимо приближалось, и слышен был шорох змеи, когда тело ее скользило по земле и траве; но шорох этот мог услышать только филин.
Человека нет! Вот это охота!
Змея ползла прямо к хижине Ху — наверное, она рассчитывала укрыться за камышовой стеной, — но Мацко не отставал от нее и остановился лишь у самой стены.
— Ху! — сердито прорычал он. — Ху!
Молчание.
— Ху! — рычал пес. — Си спряталась в твоем доме!
И снова молчание.
Струсил, — с презрением подумал Мацко и, обогнув хижину, подбежал и проволочной дверце, чтобы рассказать Ху о происшедшем, но так и присел на задние лапы, едва только сунул нос в домик своего приятеля.
В когтях у филина извивалась змея, и Ху с аппетитом пожирал ее.
Мацко от изумления замолотил хвостом по земле.
— Ты можешь есть змею, Ху?
— У Си очень вкусное мясо, — захлопал глазами филин, — и самое приятное, что она живая… Видишь, как дергается! Поэтому я и начал есть с хвоста…
Мацко тряхнул головой, точно сгонял надоевшую муху, и поплелся к калитке сада, потому что не мог спокойно смотреть на кровавое пиршество филина.
Вновь воцарился мир, и в сердце маленькой славки стих ужас. Малые птахи очень скоро забывают плохое, и когда приблизился вечер, они уже распевали песни о Мацко, храбром герое, спасшем гнездо от Си и страшной гибели.
Только бы она не приползла обратно…
Ху пренебрежительно почесывался.
— Ну, может, и приползет, только уже другая, — подумал он и с презрением уставился на мертвых ворон, мясо которых — так считал Ху — никак нельзя было даже сравнить с живой, нежной плотью змеи.
А время не ждало. Тени подле кустов сгустились и почернели, но на садовых дорожках еще догорал закат, и в густевшем сумраке между корней скользил какой-то темно-серый клубочек, от которого на первый взгляд никак нельзя было ожидать той ловкости, с какой он вдруг принимался катиться вперед.
Это охотился Су, еж. Люди нередко спорят между собой, вредное он животное или полезное. Верно, что Су убивает ядовитых змей, уничтожает немало вредителей-насекомых и даже ловит мышей, если тех иной год расплодится слишком много, но Су — охотник, и бывает, что уничтожает яйца и птенцов разных мелких птиц, которые гнездятся на земле, и — попадись ему — не пощадит и цыпленка.
Здесь же, вблизи человека, в саду, еж — полезное животное: птиц, гнездящихся на земле, тут не водится, а на деревья Су, как известно, не карабкается.
Маленькие садовые славки внимательно следят за охотой Су, но особого страха перед ним не испытывают, поскольку на памяти славок не было случая, чтобы Су тронул кого-нибудь из их племени. Су выходит на охоту в тот час, когда славки готовятся ко сну, а с первыми лучами солнца, когда они просыпаются, еж давно уже сидит в своем логове, которое он с поразительным знанием дела выбирает и укрывает от чужих глаз.