Однако на берегу реки не было заметно даже следов военного строительства, которое, впрочем, большей частью велось под землей. После одной-двух учебных тревог полковник остался весьма доволен увиденным, вернее тем, что не увидел ни малейшего признака, который демаскировал бы большие подземные работы. Но даже если бы занимаемый район подвергся прямому воздушному налету, он не причинил бы большой беды: бомбы могли нанести ущерб лишь подъездным путям, а сами цистерны, укрытые в подземных хранилищах, в любом случае оставались недосягаемыми.
Поэтому полковник лишь пренебрежительно пожал плечами, когда получил сообщение, что поблизости собираются проводить артиллерийские учебные стрельбы. Орудия будут установлены так, чтобы снаряды, пройдя над горой, разорвались где-то на противоположном берегу реки, на обширных заброшенных пастбищах с частым кустарником. Наблюдатели-корректировщики займут посты на склоне горы, обращенном к берегу реки, и будут поддерживать с батареями телефонную связь.
Если полковник изъявит желание понаблюдать за учениями, ему будут рады. Конечно, он может прихватить с собой и спутников.
Полковник вспомнил о своем друге аптекаре и предложил тому, если покажется интересным, отправиться вместе взглянуть на учения… хотя сам он минувшей войной предостаточно нагляделся и испытал на себе «работу» неприятельской артиллерии.
— Охотно поеду! — ухватился за предложение аптекарь, которому надоело торчать за прилавком. — Сын утверждал, будто современная артиллерия способна с точностью до сантиметра рассчитать попадание.
— Тогда мы заедем за тобой, — на прощание сказал полковник, — а если надумаешь пригласить еще кого-то, кому нравятся хлопки и взрывы, то могу взять и его. И полевой бинокль предоставлю в ваше распоряжение.
Аптекарь замялся.
— Можно взять Янчи?
— Конечно. Учения намечены на воскресенье. По окрестным селам уже объявили, куда не следует ходить, — опасно! — и кроме того повсюду будут расставлены дозорные, чтобы не случилось беды.
Вот почему в ближайшее воскресенье задолго до рассвета Янчи вышел во двор взглянуть на небо: только бы обошлось без дождя! Новехонькая охотничья шляпа цвета ярко-зеленой люцерны говорила всем и каждому о безграничной любви мальчика и лесу. Янчи долго раздумывал, не надеть ли ему и галстук, чтобы во всем походить на егеря, но потом решил, что не стоит, ни к чему обращать на себя излишнее внимание… и утешился тем, что недолго ему осталось ждать, вот подрастет немного, и все увидят в нем заправского охотника…
Йошка наказал юноше выйти и воротам ровно в половине седьмого, но Янчи был «готов к отправлению» уже в половине шестого. Он вышел к воротам послушать, не гудит ли машина, ждать которую оставалось еще с добрый час.
Но вот и машина.
— Ну, Янчи, живей садись! — поторопил его полковник; Янчи в знак приветствия поднял свою злополучную шляпу и вскочил в машину.
Затем полковник забрал и аптекаря, и машина затряслась по выбоинам и ухабам, потому что мощеной дороги здесь не было, а земляную всю разбили тяжелые грузовики с лесом, когда в конце зимы свозили бревна в долину, к шоссе.
Мотор надсадно хрипит и взвывает, автомобиль норовит завалиться то на один бок, то на другой, точь-в-точь как простая крестьянская телега на ухабах, и Йошке потребовалась вся его сноровка, чтобы не засесть в какой-нибудь выбоине.
Полковник на чем свет стоит честил лесорубов, аптекарь напрягал все свои силы, чтобы не съехать с сидения, и только Янчи наслаждался поездной; что же касается Йошки, то ему было не до красот природы: только бы не застрять. К слову заметим, что Йошка облачился в новый мундир, а шинель не надел, иначе не были бы видны его ослепительно сверкающие новые капральские звездочки…
Наконец, на самой высокой точке одной из просек они приметили артиллерийских наблюдателей, те оставили свою машину ниже по склону: видимо, не рискнули взбираться на ней по такой крутизне.
Йошка чуть поворачивает голову к своему командиру, не будет ли у того каких приказаний, но поскольку полковник молчит, Йошка выжимает педаль до отказа, и отчаянно взвывший мотор тащит их на вершину.
Артиллерийские офицеры одобрительно улыбаются смелому маневру полковника; тот, не скрывая торжества, пожимает всем руки и представляет им своего друга аптекаря, Йошка тем временем отводит машину к опушке леса, чтобы не торчала на просеке.
С горы открывалась вся округа: сверкающая лента реки, угрюмая крутая скала, за нею обширное, пустое пастбище и уж совсем далеко, возле самого горизонта, небольшая, в несколько домов деревенька.
Над рекой висит легкий туман, и его чуть относит к востоку, словно туман тоже движется вместе с потоком, но, чтобы заметить это, следует приглядеться, потому что отсюда, сверху, и туман, и сама река кажутся неподвижными. Леса на дальних холмах подернуты зеленовато-желтой дымкой, а густая зелень вкрапленных кое-где сосен отсюда кажется почти черной. Весь пейзаж дышал нерушимым покоем и миром.
— Начинается! — воскликнул старший по чину артиллерийский офицер, который до того, прижимая к уху телефонную трубку, молча выслушивал какие-то сообщения. — Прошу наблюдать за правым сектором обстрела. Задача батареи: постепенно менять прицел, приближаясь к реке, и методично прочесать огнем весь квадрат пастбища вплоть до реки.
Наблюдающие напряженно застыли. Все бинокли были направлены в дальний правый угол пастбища, когда позади за горой приглушенно ухнули пушки, мгновение спустя над лесом просвистели снаряды, и почти сразу же поднялись облачка взрывов, а чуть позже долетел и их гул.
— Фу ты, дьявольщина! — с невольным восхищением вырвалось у Янчи. — Не хотел бы я там находиться! — и бинокль дрогнул в его руке.
Пушки на время смолкли, и офицер полевого телефона сообщил на батарею о результатах стрельбы, затем обернулся к зрителям.
— Через десять минут накроют шрапнелью центральную часть территории: теперь имитируем ситуацию, как если бы противник отступал.
— Во сколько обходится производство одного такого снаряда? — спросил аптекарь полковника, но тот лишь пожал плечами.
— Кто его знает… Сколько стоит такой шрапнельный снаряд? — обратился он к одному из офицеров.
— Что-то семьдесят-восемьдесят пенгё… — Но теперь снаряд усовершенствовали, а пенгё все обесценивается, так что… А впрочем, в министерстве уж наверняка подсчитали…
— И сколько снарядов расстреляют сегодня?
— Сто пятьдесят-двести. Зависит от попаданий… До сих пор стреляли довольно метко. Смотрите, смотрите, сейчас последует новый залп.
Несколько мгновений спустя позади наблюдавших вновь загремели пушки, словно по земле прокатилось отдаленное эхо землетрясения, над головами зрителей с воем пронеслись снаряды, над полем снова вспорхнули облачка взрывов, а затем донесся гул.
Разрывы очень точно накрыли всю намеченную территорию. Последовал очередной сеанс телефонных переговоров, а через четверть часа — обстрел третьего участка, в непосредственной близости от крутой прибрежной скалы.
— Это снаряды новейшей конструкции, очень большой взрывчатой силы, — заметил один из артиллеристов. — Ими можно расколошматить даже железобетонные укрепления.
Прошло еще четверть часа, но Янчи сросся с биноклем, он все думал, каково-то сейчас в пещере бедным филинам! Наверное, птицам очень страшно, ведь вся земля вокруг непрестанно содрогается, а филины улавливают звуки гораздо тоньше, чем люди.
Поэтому Янчи не сводил глаз с темного жерла пещеры, где в одну из темных ночей ему довелось пережить столько трудных минут, с того самого выступа пещеры, где один из взрослых филинов с силой ударил его крылом; юноша по-прежнему смотрел только на пещеру, когда снова заговорили пушки.
Быть может, филины покинут пещеру? Спасутся от гибели? Правда, никто еще не видел, чтобы большие филины среди бела дня вылетали из пещеры, хотя иногда можно было подсмотреть, как на заре, перед восходом солнца, то один, то другой ночной хищник спешит с охоты домой, а в бинокль удавалось даже увидеть, как старый филин или какой-нибудь из птенцов перед началом дня вперевалку выбирается посидеть на выступе.
Новый залп, снаряды легли ближе к реке, грохот поднялся еще более страшный, теперь разрывы все больше приближались к реке.
Янчи пристально следил за пещерой, но возле нее не улавливалось никакого движения… И вдруг сердце его больно екнуло. Последний снаряд угодил прямо в устье пещеры, и взрывная волна, взметнув огромную тучу камней и пыли, за многие века накопившиеся в пещере, обрушила их в реку. В этом облаке мелькнули изуродованные, растерзанные тела филинов… Пушки смолкли.
— Последний выстрел, пожалуй, можно квалифицировать как недолет, — высказал свое мнение один из офицеров, — но в общем и целом учения прошли блестяще, и пристрелка очень точная. Результаты зафиксированы на карте, подробный анализ мы проведем по возвращении с учений.
Телефонист повторил донесение, дождался ответа, а затем передал порученное указание:
— Приказано дать отбой, учения окончены…
По дороге домой спутники примолкли, даже встряхивание на ухабах, казалось, не трогало их.
— За этот последний выстрел под суд бы отдать кого следует, — первым не выдержал полковник. — Еще метров триста недолета, и снаряд угодил бы прямо в деревню.
— И я бы тоже отдал под суд, — отозвался аптекарь. — Снаряд попал прямо в пещеру, к филинам, и, если птицы сидели дома, им конец. На всю округу это была последняя пара… я уж теперь жалею, что прошлым летом мы забрали у них птенцов. Верно, Янчи?
— Верно, господин аптекарь… — обернулся к заднему сидению явно погрустневший Янчи.
— Что стряслось, парень?
— Взрослых филинов накрыло в пещере, обоих! Я видел в бинокль: после взрыва птицы упали в воду… и птенцам тоже наверняка крышка. Тех я не разглядел… должно быть, малы еще были. Но как-то на днях я заметил, что взрослый филин носит в пещеру добычу…
— Черт бы побрал этого олуха! — рассвирепел полковник.