опасность. Я постепенно успокаивалась, пока его пальцы нежно гладили мои волосы. Шмыгнув носом, я подняла на него глаза:
– Может, все-таки зайдешь?
– Если зайду, то натворю глупостей, а я этого не хочу. – Глаза у него лучились нежностью и даже как будто извинялись.
– Ты такой порядочный… Аж противно!
– Да мне самому противно.
– Ладно, я спать пошла. – Я нехотя отодвинулась от него и взялась за ручку двери.
– Слушай, Ален… – Он немного замялся, как будто думая, продолжать ему или нет. – В общем, у меня есть один друг… Он психолог. Мы познакомились много лет назад на встрече группы поддержки тех, кто потерял близких. – Я нервно сглотнула. – Он приходил в группу так же, как и мы с Олей, потому что пережил то же самое. Потом он выучился на психолога и сейчас сам проводит подобные встречи, а еще работает индивидуально с самыми разными случаями. – Андрей вытащил из кармана пиджака кошелек и, порывшись в нем, достал визитную карточку и протянул ее мне. – Позвони ему. Я уверен, что разговор с ним пойдет тебе на пользу.
Я протянула руку, но медлила и несколько секунд смотрела на визитку, сомневаясь, стоит ли ее брать. Потом заметила выглядывавшую из-под рукава куртки букву N. No more fear. Страха больше нет.
Я взяла визитку, кивнула Андрею и нырнула в квартиру.
Из сна меня вырвал омерзительный монотонный звонок телефона. Не отрывая лица от подушки и не открывая глаз, я потянулась за мобильником, на ощупь нажала «ответить» и тут же услышала в трубке возмущенное:
– Ты где?!
– Дома. Сплю. А кто это?
– Это твоя мама Елена Сергеевна. Помнишь такую?
– Чего ты мне звонишь в такую рань? Суббота же!
– Сейчас двенадцать двадцать, и я жду тебя в кафе, потому что мы договорились пообедать.
Я застонала и с силой продрала глаза. Сквозь занавески пробивался яркий свет, а часы на тумбочке действительно показывали 12:20. Вот дерьмо! Я несколько раз с силой потерла лицо, чтобы прийти в себя:
– Э-э-э-э… Прости, я забыла. Я сейчас приеду.
Стоило мне оторваться от подушки, как голову пронзила дикая боль. Ощущение было такое, как будто мне в затылок вбили пару килограммов гвоздей. Каждое движение отдавалось во всем теле и грозило падением на подкошенных ногах. Похмелье, мать его. Больше никогда не буду пить!
Сборы заняли пятнадцать минут, и это стало моим личным рекордом. Я запила обезболивающее тремя литрами воды, потом минут пять чистила зубы и яростно умывалась, скрутила волосы в традиционное «гнездо» и натянула первые попавшиеся вещи, висевшие на спинке кресла. Кажется, действие алкоголя уже закончилось, но за руль мне лучше было не садиться, поэтому я вызвала такси и всю дорогу дремала на заднем сиденье, уговаривая головную боль если не совсем пройти, то хотя бы немного притихнуть. В кафе я зашла ровно в час. Мама сидела в углу и заканчивала есть пасту.
– Прости меня! – взмолилась я, усаживаясь напротив. – Я вчера… В общем, я немного заспалась.
– Господи, что с тобой?! – Мама обеспокоенно окинула меня взглядом.
– Что, все так плохо?
– Ну во-первых, у тебя кофта наизнанку.
Я опустила взгляд и устало прикрыла лицо рукой.
– А во-вторых?
– А во-вторых… Извини, конечно… Но от тебя перегаром пахнет.
Я уронила голову на стол.
– Алеш, что с тобой?
В ответ я лишь беспомощно застонала.
Надо отдать должное моей маме – она не стала устраивать мне разбор полетов или чтение лекций о вреде алкоголя. Вместо этого она подозвала официанта, попросила его принести аспирин, крепкий кофе, литр воды и тарелку каши. Я скривилась.
– Тебе надо поесть, – безапелляционным тоном заявила мама.
Пока мы ждали еду, она тихим голосом, не отдающимся в голове ударами кувалды, рассказывала их с папой новости о работе и походе в гости к друзьям. Я была безмерно благодарна ей за такую чуткость.
Надо признать, что после кофе, аспирина, завтрака и переодевания кофты в туалете я почувствовала себя почти приличной женщиной.
– Итак, что случилось? – поинтересовалась мама, когда я немного пришла в себя.
– Я просто вчера немного перебрала. Пошла в бар после работы, выпила текилы, познакомилась с компанией, потом мы танцевали…
– Алеш. – Она нежно взяла меня за руку и посмотрела в глаза так искренне, что внутри у меня все сжалось от стыда. – Я не буду тебя допрашивать, но мне кажется, ты чего-то не договариваешь. У тебя все нормально?
Итак, все ли у меня нормально, давайте посмотрим. Я одинокая тридцатилетняя женщина, которая собирается проходить психотерапию, чтобы преодолеть страх серьезных отношений. И у меня, судя по всему, проблемы с алкоголем. Осталось только завести несколько котов и дождаться, что они съедят меня, пока я отсыпаюсь после очередного похода в бар.
– Нет, мам, у меня не все нормально, – честно ответила я. – Но я, кажется, впервые в жизни хочу что-то с этим сделать. Я устала бегать от своих проблем.
Она посмотрела на меня долгим проницательным взглядом близкого, родного человека, который слышит не только слова, которые ты говоришь, но и все, что за ними кроется. И ответила:
– Наконец-то.
2003
В дверь постучали. Я проигнорировала стук, продолжая лежать на боку и пялиться в стену.
– Алеш, можно войти?
Мамин голос звучал жалостливо. Я подавила желание ответить. Если долго молчать, она подумает, что я сплю, и уйдет.
Но дверь, вопреки моим ожиданиям, отворилась. Я услышала мамины шаги за спиной, а потом почувствовала, как диван прогнулся, – она села рядом и нежно погладила меня по голове. Я зажмурилась, сдерживая слезы. Не хотелось бы рыдать при маме.
– Просто хочу сказать, что я рядом, если ты захочешь поговорить, – ласково произнесла мама. – Я могу помочь тебе советом.
– Каким советом? – взорвалась я и резко села, сбрасывая ее руку с себя. – Как ты можешь мне помочь?
– Поверь мне, я тоже через такое проходила. – Мама едва заметно улыбнулась одними уголками губ.
– Вряд ли.
– Большинство людей прошло через это, и большинство из них потом снова влюбились, обзавелись семьями и детьми. Все это пройдет, дорогая.
– Нет! – выкрикнула я. – Не пройдет! Я думала, что мне будет легче, если я разозлюсь, но мне не легче!
В этот момент я разразилась рыданиями. Мама обняла меня, я уткнулась ей в плечо, икая и размазывая слезы по ее джемперу. Надо отдать должное – она не стала задавать никаких вопросов. Видимо, решила, что если я захочу, то сама все расскажу.
Мы сидели так долго. Я плакала и плакала, пока не почувствовала, что слез больше не осталось. Я еще немного посидела, уткнувшись в мамино плечо, потом подняла опухшее от слез лицо и посмотрела на нее с немой мольбой. Мама положила ладони мне на щеки и сказала:
– Алеш, это больно. Почувствуй эту боль, проживи ее, запомни. Она станет частью тебя, сделает тебя лучше и мудрее.
– Как боль может сделать меня лучше? – просипела я.
– Очень просто. Каждый день тебе будет становиться легче, и однажды ты сможешь сказать: «Я это пережила». И вся эта история превратится в твой опыт, которым ты будешь пользоваться до конца жизни. А жизнь твоя только начинается, девочка моя любимая. Впереди еще столько всего интересного, столько счастливых моментов. И ты научишься ценить их еще больше, когда все это останется позади.
2017
Остаток выходных я провела дома. Выходить никуда не хотелось, и я решила использовать возможность побыть наедине с собой и все хорошенько обдумать. В субботу вечером, после двухчасовой ванны, увлажняющей маски и скраба, я окончательно пришла в себя.
Теперь я выглядела как человек, а не как помятая, криво сшитая мягкая игрушка. Я сидела на кухне с чашкой ромашкового чая (да-да! Алкоголь – это не все, что я пью!), когда телефон запищал. На экране висело сообщение от Андрея:
Как ты себя чувствуешь?
Я вздрогнула, потому что, могу поклясться, снова почувствовала, что он проявляет обо мне заботу!
Скажем так: если бы ты написал мне утром, я бы ответила нецензурно. Но сейчас мне лучше.
Я рад☺
Я попыталась восстановить в памяти события предыдущего вечера. Несмотря на пол-литра текилы, помнила я все довольно-таки неплохо. Лучше бы все было наоборот! Каждый раз, когда мне кажется, что пасть ниже в глазах Андрея уже просто невозможно, мне удается выставить себя еще большей дурой. Как будто я пытаюсь побить рекорд в каких-то извращенных Олимпийских играх. И мне, черт возьми, это удается!
Застеснялась и сбежала при первой встрече? Кажется, у кого-то проблемы в общении с мужчинами. Чуть не провалилась под землю от стыда на свадьбе после импровизированного поцелуя и потом снова сбежала? Отлично, кажется, она сама не знает, чего хочет. Можно было бы на этом остановиться, да? Но вместо этого я представила Андрея в ресторане своим братом, после чего целовалась с ним в закутке кинотеатра и снова сделала ноги. Тут уже попахивает серьезным психическим расстройством. Остановись, Алена! Но нет, она только начала! На дне рождения я затащила Андрея в постель, использовала его самым грязным образом, после чего меня вырвало (о господи!), я обозвала его импотентом и выставила полуголого в коридор. Вроде бы сильнее опозориться просто невозможно, да? Она уже показала все свои темные стороны. Даже не так. Она показала, что целиком состоит только из темных сторон. Как черная дыра. Окончательно свихнувшаяся старая дева. Но нет, тут я решаю припереться на выставку, после чего делаю татуировку, напиваюсь, закатываю Андрею сцену ревности, издеваюсь над его работами, потом целую и умоляю остаться на ночь, а он в ответ вручает мне визитку психотерапевта.
Я почувствовала, как щеки краснеют. Мне было действительно стыдно, до глубины души. Что бы там Андрей ни испытывал ко мне в детстве, сейчас я выглядела для него как истеричная, взбалмошная, помешанная на сексе шизофреничка. М-да, мне определенно надо к психологу, тут он прав.