– Ален, прости. Я не должен был ревновать.
– Потому что?.. – Я вопросительно подняла брови.
– Потому что не имею на тебя никаких прав. Прости. Не уходи, пожалуйста.
– Ладно. Я останусь. Но только потому, что очень голодная.
– Вот и славно.
Мы вернулись на кухню и уселись за стол.
Ели мы молча, осмысливая нашу недавнюю перепалку. Я прикончила картошку и чизбургер, Андрей за это время умял два бигмака, огромную порцию куриных наггетсов, две больших картошки и вишневый пирожок. И пол-литровую колу. Вытирая рот салфеткой, он обратился ко мне:
– Ты расскажешь?
– Что? – не поняла я.
– Что было потом.
– Пф-ф-ф… – Я шумно выдохнула и откинулась на спинку стула, поглаживая увеличившийся втрое живот. – Потом было очень тяжело.
– Ты продолжала ходить в школу?
– Нет. Я пропустила почти весь десятый класс. Я почти не спала, не ела и к лету весила около сорока килограммов.
В глазах Андрея было молчаливое понимание.
– Как ты выкарабкалась?
– Не знаю. Родители очень поддерживали. Постепенно начали появляться какие-то желания, мысли. Но вначале… Это был просто тихий ужас.
– Ты чувствовала себя виноватой?
Я прикрыла глаза и крепко задумалась. Да, я, черт возьми, чувствовала себя виноватой во всем. Я убила человека. Губы снова задрожали. Этот Ниагарский водопад когда-нибудь остановится?!
– Да, – дрожащим голосом ответила я, – я винила во всем себя. Я вела себя как эгоистка, не дала ему возможности выговориться. Если бы я повела себя по-другому, он был бы сейчас жив.
– Но теперь ты понимаешь, что не виновата? – осторожно спросил Андрей.
– Не знаю. Думаю, да.
– Тогда почему тебя так пугают отношения?
– Да потому что… – Я снова заплакала. Господи, как же мне осточертело рыдать! Как будто трубу прорвало, вот честно! – Потому что дело не в вине.
– Кстати.
Андрей поднялся из-за стола, достал из холодильника бутылку красного вина, откупорил его и налил в два бокала. Один он протянул мне. Я покрутила его в руках, наблюдая, как терпкая жидкость скатывается по стеклянным стенкам, и пригубила.
– Так в чем же тогда дело? – спросил он.
– Просто это было очень больно. Чудовищно больно. Все вместе, понимаешь? Предательство, разочарование, злость, обида, а потом эта нелепая смерть, чувство вины, раскаяние и ощущение собственной ничтожности. Каждая эмоция по отдельности не смертельна, но все вместе… Это меня уничтожило. Придя в себя, я поняла, что никогда не смогу пережить это снова.
– Вряд ли такое может случиться два раза с одним и тем же человеком, – заметил Андрей, пальцем нежно смахивая слезы с моих щек.
– Знаю. Но я боялась проверять. Я не хотела нести за кого-то ответственность. Ведь если тебя любят… Ты в ответе за тех, кого приручил. Ты отвечаешь за их жизнь.
Андрей отпил вина, не сводя с меня глаз. Я видела в нем безграничное понимание, наподобие того, что было в глазах участников группы. Он о многом хотел спросить, но боялся меня напугать, я это чувствовала.
– Не обращай внимания на мои слезы, – успокоила его я. – Вчера на занятии во мне как будто что-то сломалось, и наружу вылезло все, что копилось долгие годы. Дима сказал, что я должна дать себе несколько дней на то, чтобы погрустить.
– Понимаю.
– Мне стыдно, – призналась я.
– Почему?
– Потому что я слабая. Прошло столько лет, а я никак не могу начать жить дальше, в то время как ты пережил нечто похуже. А справляешься намного лучше.
– Я справляюсь лучше? – Он горько усмехнулся. – Ты не знаешь, о чем говоришь.
– Со стороны кажется, что жизнь дается тебе очень легко.
– Это не так, – сказал он и залпом осушил бокал. – Когда родителей не стало, я прошел через ад. Был в депрессии, пил, пробовал наркотики, уходил в загулы… Не знаю, как Оля все это вытерпела. Только годам к восемнадцати я смирился с потерей и начал жить по-настоящему.
– И преуспел.
– Во многом то, что случилось, сделало меня сильнее. Пришлось рано повзрослеть, понять, чего я хочу, начать зарабатывать. Я такой, какой есть сейчас, именно из-за того, что в тринадцать лет остался сиротой. – Он снова налил вина и сделал несколько глотков. – С другой стороны, я бы, ни секунды не раздумывая, отдал все, что у меня есть, чтобы еще раз их увидеть.
Горло свело от боли. Я закрыла лицо руками и расплакалась. Андрей подошел ко мне и притянул к груди.
– Ладно, хватит на сегодня депрессивных разговоров, а то соседей затопим. – Он взял в руки мое лицо и долго смотрел мне в глаза.
Я шмыгала опухшим носом, гадая, что он во мне нашел. Андрей смотрел на меня ласково, осторожно проводя пальцами по влажным щекам. Сейчас он меня поцелует…
– Спасибо, что рассказала, – искренне поблагодарил он. – Мне важно было понять, что происходит. Я рядом, Алена. – И он снова меня обнял.
Я испытала некое подобие разочарования. Нет, сегодня поцелуи мне не светят. Зато рядом с Андреем я наконец могла быть самой собой, и чувство, что меня принимают и ценят, было для меня совершенно новым и упоительным.
– Давай кино посмотрим? – предложил он. – У меня большая коллекция DVD.
– Все что угодно, только чтобы не двигаться. Эта еда лишила меня последних сил.
– Договорились.
Он отстранился и стал рыться на полках с дисками, а я, силясь заглушить странное чувство пустоты, поплелась в ванную, чтобы умыться. Кикимора в зеркале выглядела хуже, чем я предполагала. Хвост растрепался, лицо было красное, а мешки вокруг глаз хоть немного и сдулись, но все еще явно свидетельствовали о бессонной ночи. Я умылась ледяной водой, заплела косу и вернулась в комнату. Андрей уже растянулся на диване, а на большом плоском экране телевизора шли вступительные титры. Я хотела поинтересоваться, что за фильм мы собираемся смотреть, но передумала – мне, если честно, было все равно.
Я уже было собралась устроиться у Андрея в ногах, но он протянул ко мне руки, предлагая лечь рядом. Диван был довольно узкий, поэтому я фактически легла на него, положив голову ему на грудь. Он обвил меня руками и уткнулся подбородком мне в макушку. Я блаженно закрыла глаза, наслаждаясь теплом его тела. Будь у меня немного больше сил, я наверняка бы не смогла расслабиться в такой опасной близости от Андрея, его крепкого тела и сильных рук. Но сил у меня не было. Я прикрыла глаза буквально на секунду и еще до начала фильма провалилась в крепкий глубокий сон.
Меня разбудили солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь плотные шторы. Один из них упал прямиком на лицо. Я открыла глаза.
Теплое солнечное утро сразу же побудило меня улыбнуться. Казалось, я выспалась на всю жизнь вперед. Я блаженно потянулась и повернула голову. Рядом безмятежно спал Андрей.
В груди что-то сжалось при виде него. Во сне черты его лица смягчились и стали почти детскими. Прекрасное юное лицо, длинные пушистые ресницы, волосы, упавшие на лоб, размеренное дыхание, рука, покоившаяся на моей талии… В придачу ко всему он был в свободных спортивных штанах и с голым торсом. И торс этот приковал мое внимание как минимум на минуту. Я с упоением рассматривала его гладкую кожу, изгибы грудных мышц и кубики пресса. Мне хотелось провести пальцами по этому рельефу, но я сдержалась – не хотела его разбудить.
Провести ночь вместе, проснуться в обнимку, видеть его спящим… Все это было настолько интимно. Казалось, он был ближе, чем все мужчины, с которыми я просыпалась рядом все эти годы. Мы как будто срослись за эту ночь. Меховые помпоны в животе стремительно увеличивались в размерах. Я чувствовала себя без памяти влюбленной девчонкой.
На полу тихо завибрировал телефон. Я протянула руку, на ощупь нашла мобильник и поднесла его к глазам. Это оказался телефон Андрея, а не мой. На экране светилось сообщение от Мили:
Привет, жирафик! Как ты? Я соскучилась!
Взяла твои любимые круассаны, еду к тебе.
С меня как будто разом сдернули розовые очки. Я тут лежу, вся такая безмятежная и влюбленная, а он по-прежнему встречается с Мили. Она знакома с его предпочтениями в еде и зовет его «жирафик». Что это вообще за идиотское прозвище?!
И она его любит. В этом я не сомневалась ни секунды. Я кинула тоскливый взгляд на Андрея. Как его можно не любить?
Ощущение спокойствия, уюта и предвкушения моментально испарилось. Я чувствовала себя чужой в этой постели, той, кто вклинилась в чьи-то отношения. Другой женщиной. Тьфу!
Я осторожно соскользнула с дивана. Рука Андрея упала, но он не проснулся. На свое место я положила его телефон, а сама на цыпочках пробралась в прихожую, взяла пальто, кеды, сумку и Энди и босиком бесшумно покинула квартиру.
Уже на полпути домой, когда такси петляло по узким улочкам в центре, я получила сообщение от Андрея:
Ты где? Поверить не могу, что ты снова сбежала!!!
Эти три восклицательных знака в конце меня доконали. Как он смеет возмущаться, в то время как сам, скорее всего, сейчас поедает круассаны в компании своей куклы! Я отключила телефон.
В душе не было ни злости, ни обиды – лишь полное опустошение. Мне действительно хотелось побыть одной в ближайшие пару дней и переварить все, что я пережила, поэтому, оказавшись в пустой тихой квартире, я испытала что-то наподобие облегчения. То что нужно.
Переодевшись в домашнюю одежду, я достала с балкона стремянку, смахнула с нее пыль и остатки известки после ремонта и залезла на самую дальнюю полку своего гардероба. Там стояла неприметная серая коробка.
На протяжении всей моей взрослой жизни эта коробка переезжала со мной. Сначала в одну съемную квартиру, потом во вторую, а после этого уже в собственную. Я без размышлений брала ее с собой, и она всегда по умолчанию занимала самый дальний уголок в квартире. Чтобы не попадаться на глаза. Открыть коробку за эти четырнадцать лет я так ни разу и не решилась. И вот этот день настал.
Я спустилась вниз, поставила ее на письменный стол и бережно протерла влажной тряпочкой. Сердце глухо стучало в груди, ладони вспотели. Но время пришло, я была готова. Татуировка на руке уже окончательно зажила. No more fear. Я сняла крышку.