Все окна дома Лазель ярко горели, оставляя на снегу ровные квадраты света. Алекса постучала в дверь, которая почти тотчас открылась. Хозяйка дома возникла на пороге. На ней было платье тончайшего шелка цвета кофе с молоком, украшенное золотой вышивкой. Никакой пышной юбки, декольте, корсета, как предписывала современная мода. От этого наряда веяло чем-то восточным, диковинным.
— Прекрасно выглядишь, — отметила Алекса, переступив порог.
— Спасибо. Подарок моей матери, вчера прислали.
— У нее отличный вкус.
— Это так. Ты раздевайся, а то запаришься. Давай сюда плащ.
Под плащом у Алексы был камзол ее любимого синего цвета, по воротнику которого расплескались кружева белоснежной рубашки, ворот был скреплен сапфировой брошью.
— Ты тоже очень красива, — сказала Лазель. — Надо отдать должное, тебе идут мужские камзолы. Даже гораздо больше, чем иным мужчинам.
— Вот уж над этим я никогда не задумывалась, — рассмеялась Алекса.
— Идем, я приготовила нам угощенье. Ведь праздник.
— Угощенье? — удивленно вскинула бровь вампирша, позволяя подруге увлечь себя в гостиную.
— Именно.
Усадив свою гостью на диван перед камином, Лазель достала из шкафа стеклянную бутылку причудливой формы и два бокала. Проворно разлив в них содержимое бутылки, она протянула один Алексе со словами:
— Прошу, угощайся. Этот нектар слаще всех вин мира!
Жидкость в бокале имела алый цвет, но при этом в ней то и дело мерцали синие искры.
— Что это? — не удержалась от вопроса вампирща, но догадка уже начала формироваться в ней: — Кровь?
— Да! — улыбнулась Лазель. — Кровь оборотня с добавлением нашего эликсира. Ты наверняка знаешь о нем.
— Тот самый, который позволяет крови сохранять тепло и свежесть на протяжении многих лет?
— Именно. Ну, как говорится, за нас!
Они чокнулись и почти одновременно пригубили содержимое бокалов. Что-то подобное Алекса пробовала лишь однажды, очень давно, когда еще путешествовала вместе с Менестрес. Вкус был очень своеобразный. Нет, в том, что это кровь, не оставалось никаких сомнений. Но она была немного другой, живее, что ли… И, что удивительно, вызывала легкое опьянение. Алекса почувствовала это где-то после третьего бокала. Когда она сказала Лазель, та заливисто рассмеялась и сказала:
— Еще бы! Кровь оборотня или вампира почти всегда вызывает такой эффект, в этом ее ценность. Еще?
— Спасибо, нет. Я и так не была особо голодна, а теперь…
— Ну, как хочешь. Кстати, у меня для тебя есть подарок.
— Да? У меня тоже.
— Я сейчас, — Лазель упорхнула, как порыв ветра. Вот она сидела рядом, и ее уже нет. Она вернулась всего несколько мгновений спустя. В ее руках был небольшой сверток, который вампирша протянула Алексе.
Та приняла сверток и нетерпеливо развернула. Увидев его содержимое, Алекса так и застыла. Лишь через некоторое время она вышла из ступора и, не сдержавшись, расхохоталась. На ее коленях, среди оберточной бумаги, лежал кинжал. Тот самый кинжал, который она помогла исправить в кузне Петра. Ну как тут не рассмеяться?
— Что с тобой? — удивленно спросила Лазель, присаживаясь рядом. — Тебе не понравился подарок?
— Нет, что ты, подарок замечательный, просто… — И она рассказала подруге историю, связанную с этим кинжалом. К ее концу они хохотали уже обе, да так, что слезы выступили.
С трудом снова обретя возможность говорить спокойно, Алекса достала свой подарок и вручила его Лазель, сказав:
— А вот это мой подарок тебе.
Открыв коробочку, вампирша увидела аккуратный перстень, в котором серебро и золото слились в вечном танце, образуя чеканный узор, повторяющий родовой знак Лазель, переплетенный с солнцем и луной.
— Это просто великолепно! — выдохнула вампирша. — Еще никому не удавалось так точно отобразить знак нашего рода! Спасибо!
Она поцеловала Алексу и тотчас надела перстень.
Так получилось, что они уже сидели не на диване, а на распростертой перед камином медвежьей шкуре, которая была просто огромна. Алексе нравилось ощущать под рукой шелковистый мех. Во всем этом было что-то первобытное. Они неспешно разговаривали обо всем и ни о чем. Но в словах и не было необходимости. Даже без них между этими двумя возникло некое духовное родство.
Наблюдая за игрой огня, Алекса неожиданно для себя самой спросила:
— Скажи, а когда ты меняешь облик, ты не боишься, что не сможешь измениться обратно?
— Это невозможно. За всю историю нашего клана подобного не было ни разу. Страха нет абсолютно, скорее эйфория.
— Но при изменении тела должно быть чертовски больно!
— Я бы не сказала. Захваченная экстазом изменения, ты не чувствуешь ни боли, ничего. Да и не такой это долгий процесс, — просто ответила Лазель, будто они обсуждали, как растут цветы на лужайке. Вдруг в ее глазах загорелся задорный огонек, и она сказала: — Я покажу тебе.
— Что? — удивленно переспросила Алекса.
— Я изменюсь при тебе, и ты все увидишь. Я хочу этого. — Голос ее уже был абсолютно серьезен, а выражение лица такое, что Алекса не смогла отвести взгляда. На нем читалось страстное желание открыться, открыться именно ей. Вампирше даже стало не по себе от такой откровенности. И она посчитала, что не вправе отказать ей в этом. Она сказала:
— Хорошо.
Лазель встала и стала расстегивать многочисленные застежки своего платья. Алекса так и осталась сидеть, прислонившись спиной к дивану и сцепив руки на колене согнутой ноги. Она не сводила глаз с подруги. Та уже расправилась с одеждой и стояла, обнаженная, распуская волосы. В конце концов единственное, что осталось на ней, это медальон, золотая цепочка которого обвивала тонкую шею, — и перстень — подарок Алексы.
— В одежде менять облик очень неудобно, особенно в женской, да и платье портить не хочется, — заметила Лазель.
Закончив с внешним видом, Лазель присела на шкуру рядом с Алексой, но не слишком близко, оставляя место для маневра.
— И что теперь? — спросила вампирша.
— Смотри.
Лазель закрыла глаза, положив руки на колени. Тотчас Алекса ощутила, что поток исходящей от нее силы усилился. Как если бы легкий ветерок стал вихрем, эта сила коконом окружала Лазель и вряд ли давала о себе знать за пределами этой комнаты. Алекса ее чувствовала, так как находилась совсем рядом.
Вдруг эта сила стала как-то плотнее, Лазель словно впитывала, втягивала ее обратно в себя. И в то же время ее кожа пришла в движение, как вода от брошенного камня, и создалось ощущение, что она светится изнутри.
Черты лица и тела стали меняться. Чуть более резкие линии, плечи стали шире, женская грудь исчезла в грудной клетке, но появились половые признаки мужчины. Алекса видела, как перекидываются оборотни, как из человека поднимается зверь. Во всем этом было нечто общее, но далеко не все. То, что она видела сейчас, казалось таким естественным, плавным.
Всего минуту назад рядом с ней сидела девушка, теперь на том же месте находился юноша. Юноша-вампир. Вот вихрь силы вокруг него совсем стих, и он вздохнул и открыл глаза. Его взгляд потряс Алексу гораздо больше всего остального. Казалось, сама душа Лазель раскрылась через них. За какой-то миг слишком многое отразилось в них и слишком честно. Доверие и боязнь отвергнуть своим видом, сила и опасение и еще что-то такое завораживающе-затягивающее, для чего просто не было названия.
Лазель неуверенно улыбнулся (мужской род теперь подходил ей… ему гораздо больше) и тихо сказал:
— Вот так. Теперь ты видела все.
— Да… — так же тихо, словно боясь спугнуть что-то или кого-то, ответила Алекса. — Это… это поразительно! Это действительно надо увидеть, чтобы поверить до конца!
— Я удивил тебя… но не шокировал. — В голосе Лазель, который стал чуть ниже и глубже, послышалось облегчение.
— Это в самом деле удивительно. Шокирует же что-то совершенно невообразимое, неприятное или ужасное. А все это кажется мне вполне естественным.
— Спасибо, — очень серьезно сказал Лазель.
— Да не за что. Я не привыкла лгать или лукавить и говорю, как есть.
— Это-то меня и радует, — улыбнулся вампир — Да, мне, наверное, надо одеться. Прости, я сейчас.
Лазель легко, одним плавным движением, которое больше всего свидетельствовало о его нечеловеческой природе, поднялся на ноги и вышел из комнаты. Алекса смотрела ему вслед, наблюдая как движутся мышцы под кожей стройных ног и ягодиц. Она поймала себя на мысли, что сейчас воспринимает Лазель как мужчину так же легко, как несколько минут назад воспринимала ее как женщину.
Вампир скоро вернулся. Теперь на Лазель тоже был камзол, изумрудно-зеленый, чуть темнее глаз. Склонившись над Алексой, которая опять сидела на диване, он спросил с лукавой улыбкой:
— Ну, нравлюсь я тебе таким?
— Тебе одинаково хорошо и в платье, и в камзоле, если ты об этом, — улыбнулась в ответ вампирша.
— А вообще? — В его глазах продолжали плясать веселые искорки, но голос стал серьезен.
— О чем ты?
— А ты как думаешь? — Их лица находились прямо друг напротив друга, между ними расстояние было меньше ладони.
— Я думаю, не ударило ли тебе в голову мужское начало, — шутливо ответила Алекса.
Лазель громко рассмеялся, потом наконец отошел от спинки дивана и сел уже рядом с вампиршей. Изящным жестом поправил кружева манжет и только потом сказал:
— По-моему, тебе не очень по нраву то, что я стал мужчиной.
— С чего ты взял?
— Предположим, подсказала интуиция.
— Вовсе нет. Просто дай мне чуть привыкнуть. Прости, если чем-то обидела тебя.
— О, ты не можешь меня обидеть. Во всяком случае, не этим.
Говоря это, Лазель взял ее за руку, и было что-то в этом прикосновении, что заставило Алексу пристальнее всмотреться ему в лицо. То, что она там увидела, ее слегка озадачило: нежность, переходящая в нечто большее.
Алекса не знала точно, что отразилось в этот момент на ее лице, но то, что последовало потом, она никак не ожидала. Лазель склонился ближе и поцеловал ее почти целомудренным поцелуем. Почти. Для Алексы это было настолько неожиданным, что она и не подумала отстраниться. Да и не захотела. В конце концов было приятно.