ее вниз с утеса. Боги, да Марк был готов сказать все что угодно, лишь бы его мучения прекратились! Но, его почему-то все еще оставляли в живых. Хотя Марк не понимал: зачем? Ведь он уже сознался во всем, причем в стольких версиях, что он сам бы себя четвертовал, будь отцом девушки. Волк, в один из таких допросов с плотоядным блеском в полубезумных глазах рассказал, что долго избивал и насиловал Шаарри, перед тем, как вырвать ей язык и сбросить с утеса. Но, и после такой истории, его оставили в живых!
Когда регенерация тела уже не могла нарастить новую кожу, взамен отрезанной, а в глазах Марка появлялось откровенное безумие, палачи покидали камеру, предварительно, положив на грудь волка целительный амулет. На несколько часов, или дней, пытки прекращались, позволяя волку, наконец, потерять сознание! Когда же он приходил в себя, то все начиналось снова. Сначала кромсали тело, потом разум, потом снова тело, до той поры, пока регенерация отказывалась восстанавливать плоть.
Марк забыл, когда ел или пил в последний раз. Его тело восстанавливали магией. Иногда палачи все-таки омывали его, когда волка рвало или крови было слишком много, но опять же омывали не водой, а каким-то зельем.
Волк охотно рассказывал все новые и новые истории из своей судьбы, опять же по каким-то причинам не касаясь лет с наставницей, сердца и Рыцаря. Для его палачей он всегда был наемником и альфой, только унижали в роду его, потому что неодаренный.
Как попал в Видьят? А за золото! Много заплатил чиновникам.
Почему был с Шаари? Потому что желал ее сердце! Она была самой слабой из артефакторов, вот и выбрал ее. А ведь сердце, по легендам, может сотворить чудо с оборотнем! Всегда хотел ее убить, вот и убил!
В какой-то момент что-то все-таки сломалось в Марке. Он стал впадать в настоящее безумие, заходясь истерическим смехом, когда очередной клинок дроу наносил очередную рану. Если раньше он желал доказать свою невиновность, а потом желал смерти, то сейчас ему стало все равно!
Не было у него жизни до этого алтаря и пыток. Он был рожден здесь, его всегда пытали, и будут пытать всегда! За что? А это разве имеет значение? Ведь для пыток и боли не нужна причина…
Когда же момент безумия проходил, возвращая изувеченного в реальность, то Марк видел в креслах и других артефакторов. Зрителей его мучений было много, лица сменяли друг друга. Некоторые появлялись лишь раз, другие приходили часто и сидели подолгу. Они пили вино и тихо переговаривались, пока он исходил криком. Чаще всего он видел лицо отца той девушки, которую убил или какой-то другой девушки, или парня. Марк уже ни в чем не был уверен. Но, были в этих креслах и бледные женщины, и молодые мужчины.
Переломным моментом стало, когда Марк очнулся от очередного приступа безумия, повернул голову и увидел рядом с артефактором двух светловолосых молоденьких девушек, скорее даже девочек, лет тринадцати.
«Он привел сюда детей!? — изумился Марк. — Какой отец допустит, чтобы его маленькие дети смотрели на пытки!?»
И вот тут Марк все понял!
Как он мог допустить мысль, как мог поверить артефактнице?! Наставница — ха! Как он мог подумать, что она любила его, что она заботилась о нем? Что он, что-то значил для Дараи? Да такие твари просто не могут испытывать хоть что-то светлое хоть к кому-то!
Она просто играла с ним, перекраивала его, как ей хотелось. Захотелось сильному существу превратить дельту в бету, сделать из бездарности и урода мага — вот и сделала!
Он так страдал, когда ее не стало, а ведь она никогда не отличалась от них всех!
Но, какая отличная маскировка, какой прекрасный театр они все устроили! Кто поверит, что существо, неспособное ненавидеть, смотрящее на тебя с вселенской заботой на самом деле хуже демона?! Кто поверит, что существо не способное убить, на самом деле, куда хуже архивампиров или тварей Инферно?! Даже эти маленькие девочки смотрят на него с болью, плачут… Прах, да он сам бы поверил, что им его жаль!
Целая раса прекрасных шутов и скальдов! Как Дарая говорила, как смотрела, что делала… Ведь он верил ей. Он поверил и Камилю, что у мальчика на смертном одре просто не было иного выбора! Какой же он глупец, просто полный дурак! Он поверил, что в мире есть такие светлые существа, настолько могущественные, что гибнут от своей силы и настолько благородные, что умрут не задумываясь за разумного другой расы. И в это поверил он — урожденный темный, оборотень! Да как он только мог такое допустить?!
Чем, по сути, отличаются артефакторы от Темных Властелинов? Они умнее, хитрее, изворотливее, умнее всех рас вместе взятых! Кто хотя бы помыслит, что у них есть подобное место? Даже мудрый и много повидавший побратим не поверил бы. А сколько еще таких, как он, сейчас корчатся и захлебываются собственной рвотой? Сколько уже погибло из-за этих тварей, только, потому что никто не видит их гнилую сущность?! А сколько красивых легенд про них сложено? Сколько красивых историй?
Артефактники — гении! Определенно, гении! Они куда больше, чем просто Темный Властелин или безумный архивампир. Ведь с ними все ясно: вот оно — великое зло! А тут… все куда тоньше, изящнее. Эти твари, как скрытый нарыв, как спящее проклятье — действуют настолько скрыто и незаметно, что и мысли не допустишь о их безумствах. Да он брата убил за меньшее, чем творят эти выродки!
А самое смешное, что их прикрывает закон. Сможет ли он доказать хоть кому-то преступления этих существ? Нет! Если даже в Киране за смерть артефактора — казнь. Да, казнь и смерть, только никто не уточняет, что смерть для того, кого эти порождения Бездны изберут виновником, станет не наказанием, а самым лучшим из избавлений.
Марк даже не дернулся, когда узкий, почти прозрачный клинок скользнул в рот и разрезал щеку почти до уха. Дроу уже делал это раньше, видимо начинают повторяться. Волк, конечно, задергался в цепях, захрипел, заливая все вокруг собственной кровью, но ярости в этом хрипе было куда больше, чем боли. Детский крик прорвался в его мысли. Одна из девочек вскочила с кресла и бросилась к Марку.
— Стойте! Прекратите!
Один из магов разума, который ждал своей очереди пройтись по разуму волка, перехватил ее.
— Отец, перестань! — заливаясь слезами, кричала малявка. — Так нельзя!
Ее сестра тоже ухватила отца за рукав.
— Папа, пожалуйста! Шаар, любила его! Так нельзя!
Пока двух зареванных дурех выволакивали из пыточной, Марк наблюдал за ними из-под опущенных век.
«А какая игра! — с почти искреннем восхищением, если не с уважением отметил Марк. — Даже он бы поверил!»
Нет, он не станет никогда убивать артефакторов. Но, если он только выйдет отсюда, то никто не мешает ему запомнить занятные методы этих «светлых», и почти «Богов». Правда, Марк думал, что Боги эти любящие и мудрые, а не темнее Темных. Ну, да ничего, жизнь у него, благодаря сердцу одного из этих падальщеков, длинная. Можно и пересмотреть неверные убеждения!
Сколько прошло времени с тех пор, как у Марка изменилось отношение к палачам, да и к их начальству? Волк точно не знал.
Но, этого времени хватило на то, чтобы ярость превратилась в холодную и твердую, как драконье стекло, ненависть. Ненависть чистую, ничем незамутненную. Это была как раз та степень убежденности, которая позволяет не терять голову, не совершать глупостей, а продумывать каждый шаг, чтобы быть всегда впереди врага.
Пытки, конечно же, продолжались. Он все так же кричал, хрипел и бился в путах, только вот моментов безумства, когда от боли он переставал видеть, слышать и даже ощущать собственное тело, уже не было. Марк со скрупулезностью алхимика следил за каждым действием палачей, за каждым звуком — и запоминал. Запоминал так, как не помнил собственного детства. Он должен запомнить все, что с ним делают артефакторы и из-за артефакторов. А то человеческая память так слаба — может и подзабыть ненависть лет через сто!
В неизвестно какой по счету день Марк очнулся сам. Тело уже запомнило: сколько ему дают времени на беспамятство, и привычно очнулось само, до того, как к нему заглянет первый на сегодня дроу.
Но, к огромному удивлению волка, в камере никого не было, кроме него. Какое-то время Марк лежал глядя в потолок, потом осторожно повертел головой, убеждаясь, что ошейник еще не пробудили, и шипы не режут кожу и дар.
В одиночестве волк пробыл довольно долго. Марк даже стал подумывать, что про него забыли. Наверное, нашли новую игрушку для своих кровавых игр. Эта мысль заставила волка улыбнуться, но от нее пришлось отказаться. Слишком уж умело и со вкусом его пытали, чтобы так просто забыть или дать больше отдыха. Если бы нашлась новая игрушка — то его убили бы.
Дверь в пыточную открылась, когда Марк уже стал погружаться в дрему.
Сначала Марк даже головы не повернул, потому что знал каждое действие всех в этой комнате, особенно после появления зрителей. Но, в следующий миг, впервые с той ночи, когда он увидел Огненный Дождь, зверь внутри сделал стойку — и несмотря на ошейник рванулся наружу, пытаясь перекинуться. Марк так удивился новому поведенью альфы, что не успел придержать зверя и зашелся в истошном вопле боли, потому что артефакт, ощутив зверя, вонзил сразу все шипы в кожу и магопотоки.
Зверь неохотно отступил, и Марк, задыхаясь, сжал челюсти. А потом невольно вздрогнул, потому что такого запаха он еще не ощущал. Да, ароматы артефакторов, когда-то несли с собой обещание наслаждения и неги, но этот аромат… Сложно подобрать слова, чтобы описать: как он обволакивал измученное тело, ощущением мгновенного облегчения.
У входа стояли двое.
Высокий, явно тренированный старик, лет шестидесяти по человеческим меркам, с короткой сине-пепельной, из-за седины, бородой и усами. В нем чувствовалась сила еще совсем не дряхлого тела, видно, что до настоящей старости ему еще очень далеко. Мужчина был одет в дорогой темно-синий камзол с коричневой вышивкой на груди и лацканах. В тон ему брюки, заправленные в высокие сапоги. Перчатки, темный плащ, белая рубашка с воротником-стойкой. Длинные волосы зачесаны назад и собраны в простой хвост. Марк поспешно отвел взгляд, уже зная, как эти твари умеют зачаровывать глазами. Точнее, Марк, именно так назвал, про себя, то ощущение пристального внимания и заботы, что были в глазах этой падали. То, что старик и есть артефактор, волк понял сразу, а потому не позволит задурить себе голову.