История одного замужества — страница 24 из 40

Зачем?

Вернее, почему?

Кому она могла настолько помешать? И могла ли вообще помешать настолько, чтобы…

Неужели все-таки провокация? Ай, как скверно, как неприятно все оборачивается…

Амалия еще несколько минут слушала, как четверо мужчин выдвигают предположения, чтобы тут же отбросить каждое из них. Было совершенно ясно, что они растеряны и не имеют понятия, в какую сторону следует направить поиски. Поглядев на часы, баронесса вспомнила, что следователь должен явиться с минуты на минуту.

«Интересно, успею ли я до его появления поговорить с детьми?»

Извинившись перед гостями, она ушла и вскоре была возле флигеля.

У Амалии была профессионально натренированная память, и ей не потребовалось усилий, чтобы вспомнить, что трех сыновей управляющего зовут Август, Франц и Георг. Дома их не оказалось – их мать сообщила, что мальчишки, как всегда, удрали к озеру.

Покинув флигель, Амалия по тропинке спустилась к озеру, где сразу же увидела на берегу, под ивами три белых головы. Август пытался удить рыбу, в то время как его братья со смехом наблюдали за прыгающим в траве мангустом, который хотел поймать кузнечика.

Завидев Амалию, все трое поднялись и звонко поздоровались с ней. Мангуст фыркнул и убежал к своему сородичу, который ждал его на опушке.

– Что ловим, кита? – весело спросила Амалия у Августа. Она помнила, что из трех братьев он был самый рассудительный, а Франц – самый порывистый.

– В озере киты не водятся, госпожа баронесса, – ответил Август.

– А жаль! – вздохнула Амалия. – Представляешь, вытаскиваешь удочку, а там кит… Правда ведь, интереснее, чем какой-нибудь налим?

Братья заулыбались.

– А мы не ждали, что вы в этом году приедете, – застенчиво сказал Георг, самый робкий из троих. – Папа сказал, что вас не будет до Рождества.

– Ну, как видишь, пришлось приехать, – отозвалась Амалия. – Все это ужасно неприятно, конечно, полиция в доме, соседи сплетничают – брр! И тот молодой следователь, я, конечно, ничего не хочу сказать, но разве он может понять, что тут случилось?

Так как ее слова были, по сути, повторением того, о чем между собой совсем недавно говорили родители, дети энергично закивали.

– По-моему, он совсем ничего не знает, – продолжала коварная баронесса. – Вчера всех допросил, кого только можно, а толку никакого. Актер, например, говорит, что он на берегу рыбу удил…

– Не было его на берегу, – заявил Август. – Он врет.

– Где же он был?

– Он с удочками в лес пошел, – объявил Франц. – Мы еще смеялись: может, он лису или зайца хочет так поймать?

– Зачем же он пошел в лес? – вырвалось у Амалии.

– Не знаю, – ответил Август. – Заблудиться тут сложно, а река совсем в другой стороне.

Из дальнейших расспросов выяснилось, что дети видели, как Серж и Натали катались на лодке, как они расстались, и Серж потом подошел к детям и спросил, не знают ли они, где сейчас Павел.

– И что вы сказали?

– Я видел, как он шел утром по тропинке к лесу, – отозвался Георг. – Но не видел, чтобы он вернулся.

– И Серж пошел за ним?

– Да.

Что ж, по всему выходит, что молодой человек не солгал.

– Кто-нибудь из вас видел, когда Серж вернулся?

– Я видел, – подал голос Франц. – Он пришел позже всех. Дуняша ему сказала, что произошло ужасное, он весь позеленел и спросил: «Павел?» Когда она ему сказала, что тот уже в доме и с ним все в порядке, а несчастье с матерью…

– А сам Павел когда вернулся?

– Я не видел, – сказал Франц. – А ты?

– Я тоже не видел.

– И я, – объявил Георг, чтобы не отставать от братьев.

– Когда Павел ушел утром в лес, у него что-нибудь было с собой?

– Ружье, – тотчас же ответил Георг. – И мне это показалось странным.

– Почему?

– Потому что на охоту ходят в другой одежде, а он зачем-то надел свой лучший костюм.

«Как интересно, – мелькнуло в голове у Амалии. – Застенчивые люди почему-то нередко подмечают больше деталей, чем обыкновенные. Взять хотя бы даму в синем, которую заметила именно Натали…»

– Вчера днем вы не видели возле усадьбы каких-нибудь странных людей? – спросила Амалия. – Допустим, кого-то, кого вы раньше тут не встречали?

Она была почти уверена, что ответ окажется отрицательным, и в самом деле, мальчики почти синхронно замотали головами.

– Как вы думаете, кто ее убил? – спросил Август.

– Не знаю, – вздохнула Амалия. – Но кто-то заходил сегодня ночью в ее спальню. Может быть, это пустяк, а может быть, важно. Как вы думаете?

– Ночью – это когда? – спросил Франц.

– Около полуночи.

– А, значит, мне не показалось, – протянул мальчик.

– Ты это о чем?

Франц покраснел.

– Я хотел дочитать книгу… Вы не скажете папе?

– Нет, конечно. И поэтому ты не спал?

– Да. А потом я выглянул в окно и увидел…

– Как в спальне зажгли свет?

– Нет. Свет не зажигали, но занавески осветились изнутри. Наверное, кто-то принес с собой лампу.

– Или свечу, – подсказала Амалия.

– Нет, – мотнул головой Франц. – Для свечи свет был, ну, слишком большой. Это точно лампа была.

– Вот как? А ты не знаешь, сколько времени она там горела?

– Не знаю. Я на часы не смотрел.

– А что ты читал?

– «Графа Монте-Кристо», – ответил мальчик, краснея. – Вы не скажете маме?

– Ни за что, – пообещала Амалия.

– Я читал, читал, потом случайно взглянул в окно и увидел светлое пятно на занавесках, но это ведь могла быть их горничная, да? Так что я не стал ломать себе голову. Прочитал еще несколько глав, а свет так и не погас. Но когда я дочитал том до конца, света уже в комнате не было.

– Вот как, – протянула заинтересованная Амалия. – Несколько глав – это сколько?

– Три или четыре.

Так-с. Но даже если считать, что нетерпеливый читатель глотает строки быстрее, получается, свет в комнате горел… минут десять как минимум, а то и больше. Нет, пожалуй, все-таки больше.

Конечно, появлению постороннего в спальне убитой могло быть и свое объяснение. Безутешный муж пришел поплакать в комнату любимой жены. Может такое быть? Конечно, может…

Только вот почему безутешный муж, если это был он, вел себя так странно? Почему дождался полуночи и, судя по всему, прокрался в спальню, как вор?

Если бы Колбасин, Павел или Дуняша захотели прийти в комнату Евгении Викторовны, им для этого вовсе не надо было ждать сумерек и прятаться. А вот Ободовский, к примеру, мог осторожничать. Или не Ободовский, а кто-то еще.

– Раз горничных уволили, – сказала Амалия Августу, – значит, за лампами в доме следит твоя мама?

Мальчик кивнул так энергично, что у него аж затряслись белокурые вихры на макушке. И тут Георг решился.

– Вы ведь не уволите папу? – умоляюще спросил он.

– Нет, – успокоила его Амалия. – Конечно, не уволю.

«Пятнадцать минут или больше свет горел в комнате… ночь… Кто бы ни пришел в спальню Пановой, он явно что-то там искал. Деньги? Не исключено…»

Она увидела, как по дороге пылит двуколка следователя, и, сердечно попрощавшись с детьми, зашагала навстречу Ивану Ивановичу.

– Вы просили меня приехать, сударыня, и я в полном вашем распоряжении…

Амалия не стала тратить время даром.

– Дама в синем действительно существовала, и, кажется, я знаю, кого она искала, – выпалила она.

И вслед за этим сообщила следователю ход своих умозаключений.

– Так что ищите даму среди знакомых этого господина. Натали уверяет, что незнакомка была накрашена. Возможно, она актриса.

В то время женщины красились чрезвычайно умеренно, и культ косметики еще не достиг таких масштабов, какие он принял в XX веке.

– Гм… – с некоторым смущением промолвил Игнатов. – Скажите, госпожа баронесса, а что вы думаете о… так сказать, о версии Ергольского? Я имею в виду, что в его сюжете все случилось из-за театральных интриг…

Амалия пожала плечами.

– Раз Матвей Ильич сказал, что всему виной интриги, значит, в конечном счете это окажется не так.

– Почему? – с любопытством спросил Иван Иванович.

– Я читала его книги. Когда он пишет героев с себя… хотя, собственно, это не видимый он, а как бы некое внутреннее «я» автора, в основном идеализированное и воображаемое… так вот, пока он наделяет героев своими чертами, своими мечтами и мыслями, у него получается неплохо. Как только он пытается описать персонажей, которые ему не слишком близки, у него получаются психологически неубедительные характеры. Видно, что господин Ергольский плохо знает людей… или же не стремится узнать их ближе, – задумчиво прибавила Амалия.

Тут, признаться, у Ивана Ивановича мелькнула неуместная мысль, что баронесса Корф как раз знает людей очень хорошо, раз ее тактика с самого начала стала приносить плоды. Но следователь был достаточно умен и свое соображение оставил при себе.

– Я узнала еще кое-что, – добавила Амалия, – и если нам повезет, мне понадобится ваше присутствие для официального обыска.

– Обыска?

– Да. Дело в том, что ночью кто-то забрался в комнату Пановой. Он приложил немало усилий, чтобы остаться незамеченным, но его шаги слышал полицейский внизу, а пятно света на шторах заметил один из детей.

И она рассказала следователю все, что ей удалось узнать.

– Это очень странно, – признался Иван Иванович, подумав. – Боюсь, я совершил ошибку, не выставив еще одного полицейского у дверей ее спальни.

– Ну, если Эльза Карловна не переменила своих привычек, у нас еще есть время, чтобы все исправить, – отозвалась Амалия. – Идем!

Двое сообщников – если можно назвать сообщниками людей, которые сообща расследуют преступление, а не совершают его, – отыскали жену управляющего, которая на кухне давала указания кухарке и прервалась, заметив хозяйку.

– Скажите, Эльза Карловна, – начала Амалия, – вы лично следите за лампами в доме?

Этого жена управляющего отрицать не стала и добавила, что каждый день дважды все проверяет.

– То есть вы заправляете их керосином и следите, чтобы все было в порядке, как и должно быть. Хорошо, мой вопрос такой: сегодня ночью некто прогуливался в доме с зажженной лампой. Она горела четверть часа, возможно, даже полчаса. Можно ли определить по уровню керосина, чья именно это была лампа?