…Я могу вам рассказать, что делал товарищ Бухарин во время Гражданской войны. Примерно то же самое. Только он еще и не отвечал ни за что. Но бегал по Кремлю и орал, что всех надо расстреливать! Он очень любил это слово. И Зиновьев с Каменевым. И Рыков. Будучи гражданскими, не участвуя непосредственно в руководстве военными действиями, они больше всех орали про репрессии.
Так что со всеми нами, если бы мы проиграли эти внутрипартийные дискуссии, поступили бы ровно так же. Кстати, Троцкого я выпустил, но он же не унялся! Он продолжил борьбу и за границей!
Одним словом, мне нужна была другая элита, для других задач.
– Я утверждаю: не было никаких причин морить голодом пять миллионов человек, кроме одной – спасти оставшиеся двести. Вы верили в мировую революцию?
– Да. И самой большой катастрофой в своей жизни я считаю то, что в 1944 году мне пришлось распустить Коминтерн, иначе союзники отказывались открывать второй фронт. И, собственно, итогом Второй мировой войны стало разделение мира на две части. Так что мы не смогли провести мировую революцию в развитых странах. Это, конечно, большая трагедия. Я считаю, что я не выполнил завет Ленина. А ведь я, собственно, и жил для того, чтобы этот завет выполнить. То, ради чего все это затевалось, оказалось не реализовано. Строить социализм в отдельно взятой стране? Бред! В этом отношении я абсолютно согласен с Троцким.
Я же с Троцким расходился только в тактике! Стратегически и я, и он были за мировую революцию. Просто он хотел сразу, наскоком ее сделать. Это же он утверждал, что после падения кайзеровской Германии там случится социалистическая революция и мы создадим единую республику. А она не случилась.
Я земной человек, я очень хорошо понимаю, как люди устроены. Поэтому я не питал никаких иллюзий. К мировой революции нужно готовиться долго. Нужно было превратить Россию в промышленную державу, создать боеспособную армию, дождаться, когда в Европе начнется война, и ударить им в тыл. Тогда у нас был бы шанс построить социалистическую Европу. Но что случилось, то случилось. Во всяком случае, я к победе мировой революции был ближе, чем Троцкий с его завиральными идеями.
Поймите, все мое противостояние с ним, с 1922 года фактически до самого конца жизни, – это противостояние с левацкой идеей, что мировую революцию можно провести за счет агитации рабочего класса. Я отдавал себе отчет в том, что агитация – слабое оружие, что, конечно же, предстоит серьезная, большая война, и она случилась, правда, немножко по-другому сценарию.
Все-таки мы тоже создали некую мировую систему: Китай, Россия, Восточная Европа, огромное количество стран и людей в капиталистическом мире, которые нам симпатизировали! Ведь не за деньги, а искренне желая нам помочь, нам передали секрет атомной бомбы. И я преклоняюсь перед этими людьми. Это подвиг. И их убили. Кстати говоря, те самые западные демократы, которые талдычат, что Сталин зверь. Взяли и убили семью Розенбергов…
Странное дело. Троцкий ведь тоже крестьянин. У него отец был херсонский крестьянин. Он вырос на хуторе. И при этом совершенно не понимал и ненавидел крестьян. Он говорил: «Давайте экспроприируем землю, создадим коммуны, а крестьян силой заставим работать, наработаем много-много зерна, продадим, купим оружие и нападем!» Вот его идея. То есть он хотел жесткую коллективизацию провести вместо нэпа. Он же был против нэпа!
Ленин с ним боролся. Я в то время, конечно же, прекрасно отдавал себе отчет, что страна умирает с голоду, что мы находимся в капиталистическом окружении, что никто нам не поможет, и, конечно, я был за нэп! Ведь что началось? Кронштадт, Тамбов. Огромное количество крестьянских восстаний по всей стране. Мы просто рухнули бы! Троцкий со своей Красной армией не удержал бы власть! Эта колоссальная махновщина по всей России – она бы все смела на своем пути! Поэтому – нэп.
Но мы неправильно описали нэп в «Кратком курсе истории ВКП(б)». Это моя вина. Мы как его описали? Вот нэп в деревне: крестьяне имеют землю, работают, идет мелкотоварное производство, они продают продукт на рынок и т. д. Вот нэп в городе: мелкие мастерские, торговля, ресторанчики. А крупная промышленность в руках государства.
Так, да не так! Мы собирались строить другой нэп! Сейчас в исторической литературе эта тема появляется: концессии, лицензии, иностранные инвестиции… Что касается крупной индустрии, то мы собирались привлекать крупный капитал, мы собирались отдавать иностранцам концессии, месторождения. Фактически это была продажа контрольных пакетов, как у вас сейчас это называется. Мы собирались пустить в СССР западных инвесторов. Конечно же, под контролем государства.
Но понимаете, в чем дело: я не очень крупный теоретик марксизма. Я искренний марксист, я читал Маркса, я внимательно слушал Ленина, но я никогда не считал себя теоретиком. Мне более авторитетные в теории товарищи – Ленин, Троцкий – говорили: «Вот Коля Бухарин – он дока в марксизме!» И я его в этом смысле безоговорочно слушал. И вот он мне говорил, что нэп – это временное отступление, что нам надо накопить силу, что это будет длиться тридцать, сорок, может быть, даже сто лет, мы будем строить новую индустрию, нам нужно прийти к социализму через государственный капитализм. И мы это начали делать. А Троцкий был против! Поэтому мы боролись с левой оппозицией. И мы победили. И к моменту, когда мы победили, мы забыли главное в учении Маркса – о цикличности капитализма…
Другими словами, власти Новороссии верно оценили сложившуюся ситуацию и здраво рассудили, что без немцев им непросто будет решать многие вопросы экономики, которая и без того была в затруднительном положении, так как большая часть трудоспособного населения находилась на фронтах. Лишиться трудолюбивых, рачительных, ответственных и законопослушных немцев в такой период было смерти подобно. К тому же к этому времени во многих районах России, где «ликвидационные законы» были проведены с излишней поспешностью и неоправданным рвением, уже пожинались горькие плоды.
Из книги «История немцев России»
«…Довольно скоро стало ясно, что реализация закона вела к разрушению продуктивных немецких хозяйств, разжигала социальные антагонизмы. Тем самым наносился существенный вред экономике России, ее политической и социальной стабильности…»
Справедливости ради нужно отметить, что многие из видных политических деятелей и деятелей культуры того времени поднимались в защиту российских немцев.
Но это уже не имело решающего значения.
В июне 1916 года Николай Второй утвердил положение «Об особом Комитете по борьбе с немецким засильем». Этот комитет должен был контролировать ситуацию с внутренней немецкой угрозой и направлять всю антинемецкую деятельность государственных органов и общественных организаций на территории России.
Другими словами, дальнейшее существование немцев-колонистов на территории России лишилось последних оптимистических нот.
Депортация немцев в годы Первой мировой войны
Из книги «История немцев России»
«…Формально она (депортация. – Прим. авт.) не санкционировалась правительством и проводилась как бы явочным порядком военным командованием под видом эвакуации. Однако масштабы этой кампании (от Финляндии до Черного моря) и размах (сотни тысяч немцев) позволяют уверенно утверждать, что это была определенная государственная политика, санкционированная на самом высшем уровне…
В июле-августе 1914 года военное руководство и МВД выработали порядок депортации – “в вагонах 3-го класса за собственный счет под стражей, причем в местах, назначенных для жительства, они (немцы, подвергшиеся депортации. – Прим. авт.) должны довольствоваться в смысле жизненных удобств лишь самым необходимым»…»
Нет свидетельств тому, что немцы Джигинки подвергались депортации. Но тревога по этому поводу у них, вероятно, была. Хотя бы уже потому, что они находились в приграничной зоне. А впрочем, есть одно бесстрастное свидетельство. В Джигинке, по статистическим данным, в 1911 году проживали 1402 жителя, но уже в 1914-м это число сокращается до 768 жителей. То есть в 1914 году с территории села Джигинка бесследно исчезло чуть менее половины населения. Можно предположить, что в число «пропавших» жителей входят те, кто был мобилизован. Но можно предположить и то, что часть населения все же была депортирована.
Как бы то ни было, совершенно понятно, что с 1914 года, с момента начала Первой мировой войны, немцы Джигинки, как и все немцы России, ощущали себя в странном и тяжелом положении изгоев. Такое положение не могло длиться вечно. И перемены действительно не заставили себя долго ждать.
Революция 1917 года. Новые времена
События в 1917 году развивались стремительно – революция, отречение Николая Второго от престола, переход власти к Временному правительству. Но уже 26 октября 1917-го большевики свергли Временное правительство и установили свою власть. 2 ноября 1917 года ими была принята «Декларация прав народов России». Декларация провозгласила национальное равенство и право народов на самоопределение. Стоит ли удивляться, что немцы России, измученные неопределенностью последних лет, с радостью приняли новую власть. И не просто приняли, но становились зачастую ее глашатаями.
Времена, конечно, были фантастические. Продолжалась война с Германией, и на этом фоне последовательно прошли Февральская и Октябрьская революции. Апофеозом стала война гражданская.
В этом водовороте событий оказалось и маленькое селение Джигинка. Волею судьбы ему в прямом смысле было определено находиться на пересечении всех дорог. С одной стороны – Таманский полуостров, Керченский пролив, Украина. С другой – Анапа, Новороссийск. С третьей – станица Варениковская, Крымская, Краснодар. И все хаотичные передвижения армий, отрядов и просто разбойничьих шаек не могли не затрагивать Джигинку. Хотя она, Джигинка, еще и пыталась жить по своим нехитрым законам. Но делать это было все труднее и труднее.