Из воспоминаний Александра Вениаминовича Эрфле
«…По дворам проходили, проверяли качественную очистку хлопка. В коробочках не должно было остаться ни одного волоконца, ни пушинки. Если это встречалось, рабочего осуждали за вредительство. Хоть мы и работали качественно, но по дворам шныряли контролеры. Но к нам замечаний не было…»
Казалось бы, для выращивания хлопка местные условия никуда не годились. Но, видимо, были в словах «надо» и «план» заложены какие-то чудодейственные свойства, благодаря которым и невозможное становилось возможным. Хлопок со временем стал весьма доходной статьей для колхоза.
Из воспоминаний Андрея Пропенауэра
«…На следующий год этой культурой сажали только 408 га, сумели хорошо обработать, и она дала хороший доход колхозу. И колхозники стали на свои трудодни получать деньги и зерно…
Стахановки-звеньевые были в первой полеводческой бригаде. Это Залутина Ольга Митрофановна, во второй бригаде Зейб Клара Фридриховна, в третьей бригаде – Шнейдер Софья Карловна, в четвертой – Шуберт Ирма. Они были неодно– кратно премированы ценными подарками, в том числе вело– сипедами. Были премированы и путевками в Москву, на сельхозвыставку, и грамотами Президиума Верховного Совета РСФСР…»
(Велосипедами! Как вам это понравится? Если бы был рынок и власти бы не лезли в каждую щель, то эти девушки имели бы уже не велосипеды, а трактора и автомобили. – Альфред Кох.)
В это же время в колхозе появляется своя конеферма. Находилась конеферма на месте нынешнего молокозавода, то есть в центре села. На конеферме содержались не простые лошадки без роду и племени. Закупались племенные жеребцы и лошади с родословной. На каждую такую лошадку заводили специальный паспорт. В дальнейшем их даже продавали за рубеж. Что опять-таки приносило колхозу хорошую прибыль.
Кирха
Каким-то чудом джигинской кирхе удавалось довольно продолжительное время не привлекать к себе пристального внимания комсомольцев и коммунистов села. По-видимому, заложенная с детства лютеранская вера на некоторое время брала верх над новыми благоприобретенными убеждениями.
Словом, до 1935 года кирха продолжала жить своей, неспешной и благочестивой жизнью, на которой почти не отразились потрясения последних лет. В кирхе шли службы. И, как прежде, проходили таинства венчания.
Из воспоминаний Людмилы Христиановны Беркман
«…На сельских посиделках я познакомилась со своим суженым – Беркманом Семеном Ивановичем. Мы полюбили друг друга…
Однажды Семен сказал, чтобы я предупредила родителей, что они придут меня сватать. Мать накрыла на стол, пришли родители его со сватами и мой жених. Я дала согласие. Был назначен день свадьбы. Это был 1929 год, октябрь месяц. У меня было готово приданое. Не сильно богатое, но было. Было сшито красивое белое платье…
С утра пришли мои подружки, чтобы помочь мне одеться и проводить меня в церковь. Они все тоже были одеты в белые платья. Когда мы пришли в церковь, то там уже был жених с родителями и его дружки. Дружки тоже были одеты в костюмы…»
Далее следовал очень красивый обряд венчания. А сразу после венчания жених и невеста, сопровождаемые родней и односельчанами, шли домой пешком.
Впереди шли две маленькие девочки, которые несли корзину с мелкими полевыми цветами и усыпали этими цветами дорогу перед женихом и невестой до самого дома.
Из воспоминаний Людмилы Христиановны Беркман
«…Еще был произведен залп. Если звук раздавался громкий, значит, семья будет жить хорошо. Мы с мужем жили хорошо…»
Когда красивые и влюбленные жених и невеста выходили после венчания из кирхи, взявшись за руки, и девочки бросали им под ноги цветы, они и на мгновение не могли бы усомниться в том, что будут счастливы.
Они и были счастливы. До того сентябрьского дня 1941 года, когда всю семью Беркман вместе с другими немцами Джигинки объявили врагами народа и вывезли в товарных вагонах в Восточный Казахстан, на поселение.
Там, в Восточном Казахстане, погибнет от голода их маленькая дочь Гильда. А вскоре и мужа, Семена Ивановича, заберут в трудармию, на лесоповал. Кировские лесоповалы не зря имели такую темную и страшную славу. Немногие здесь выживали. Холода – адские. Из еды – скудная плошка баланды и клеклый хлеб, вкус которого и узнать не успевали, так быстро съедали. А еще очень курить хотелось. Невыносимо хотелось курить. Семен Беркман, по рассказам очевидцев, ослабевший от голода и непосильной работы, тем не менее однажды выменял всю пайку хлеба на табак. И весь табак выкурил за один раз. И умер. Слишком ослабленный был организм.
А пока, в этот октябрьский день 1929 года, Людмила и Семен счастливы. Очень счастливы. Вот они спускаются со ступенек кирхи, принимают поздравления родных и близких людей, вслушиваются в переливы колокольного звона… Таинство венчания свершилось.
А в 1935 году кирху закрыли.
Из воспоминаний Андрея Пропенауэра
«…В 1935 году в церковь ходили всего 20–30 стариков, и было решено церковь закрыть и здание передать колхозу им. Карла Либкнехта под Дом культуры, а верующим передать просторную комнату. Старый клуб было решено отдать пионерам…»
Кирха вскоре распрощалась со своими колоколами. Они были сданы государству. А самый маленький из них передали школе – оповещать учеников о начале занятий. Орган же еще долго играл в кирхе. То есть теперь уже в Доме культуры…
Вид кирхи в конце 1930-х гг.
Нужно признать, что немцы Джигинки проявляли и послушание, и сговорчивость. Не митинговали, не спорили. Так же, как многое другое, безропотно приняли и закрытие кирхи. Хотя трудно представить себе, что немцы Джигинки так легко и добровольно «сдали» свою церковь. Ту самую церковь, которая являлась до недавнего времени центром их маленькой вселенной. Как могли решиться на это богобоязненные немцы, которые под страхом смерти в годы последующей депортации в Восточный Казахстан провозили с собой Библии, чтобы потом каждый день, на сон грядущий, молиться за своих детей, за себя, за родных?
Вспоминаю свою встречу в Германии с одной из джигинских немок, которая переехала в Германию в 1990-х годах. Вспоминаю, с каким благоговением относилась она к главной своей реликвии – Библии. Эта почерневшая от времени, объемная, строгая Библия досталась ей от свекра со свекровью. Это была та самая Библия, которую когда-то с риском для себя и своих родных вывез из Джигинки в Восточный Казахстан ее свекор. Для этого ему пришлось положить Библию в сундук и засыпать ее фасолью. И вот же ирония судьбы: когда через много лет будут переправлять эту Библию в Германию, то ее снова придется прятать – только на этот раз среди пуха и перьев подушки, в которую она была зашита. Легально провезти ее было невозможно, поскольку она представляла собой какую-никакую ценность. Разве объяснишь на таможне, что главная ценность этой Библии в том, что ее держали в руках несколько поколений, что она облита многими слезами и многое претерпела, эта многострадальная Библия…
Но все-таки кирху закрыли в 1935 году. Можно предположить, что немцы были поставлены в условия, когда трудно было сказать что-то против. Оставалось только молча принять решение, уже принятое за них. Впрочем, за их последующими действиями ощущается молчаливое сопротивление – после окончательного закрытия кирхи местные верующие жители осторожно и тихо разобрали по домам утварь и церковные книги, которые находились в кирхе. Для сохранности. То есть была у них жизнь по правилам нового времени – с переходящими знаменами, красными косынками, с пятилетками. Но была и другая жизнь – по правилам совести, веры, полученного воспитания.
Благоустройство села
Благоустройство села Джигинка в 30-е годы прошлого столетия – вот благодатная тема. Вот где мощно и полно проявились любовь немцев к порядку, к эстетике, последовательность в действиях, творчество (как же без творчества?) и разумное тщеславие.
Была в Джигинке и своя швейная мастерская, и детские сады (несколько), и поликлиника, и дома всегда были побелены идеально, и флаги вовремя вывешены… Не хуже, чем в городе. И даже лучше.
– Страна – это идентичность. Почему в вашем рейхе каждый человек должен был доказывать свою арийскую идентичность?
– Это просто. В Германии должна была быть немецкая идентичность, во Франции – французская, в Испании – испанская. Что в этом удивительного? И если человек хочет идентифицировать себя как поляк, то пусть едет в Польшу, какие проблемы? Но если ты хочешь польскую идентичность навязать людям на территории исконно немецких земель, то извини, мы против этого.
Я говорю простые и понятные вещи. Давайте выйдем на улицу и спросим любого русского человека, прав ли я. И он вам скажет: да, прав! Вы можете меня сейчас запутать своей демагогией, но я вам говорю то, что думает любой простой человек на этой планете.
Итак, мы хотели жить на своей земле своим народом. И с оружием в руках защищать свое право жить на этой земле.
– Каков же был ваш план построения Новой Европы, например, о чем Гесс летел договариваться с англичанами?
– План состоял в создании коалиции для борьбы с Советами, большевизмом и марксизмом. Этот план мы неоднократно и публично предлагали всем. Единственные в Европе, кто на него не откликнулся, были англичане. Они ведь никогда не считали себя до конца европейцами и не чувствовали опасность марксизма как свою собственную. Они, кстати, были единственные, кто дал Марксу приют и возможность работать. Ими руководила британская спесь, то, из чего потом вырос так называемый атлантизм. Жаль!
Я всегда понимал, что стою перед выбором между Советами и англичанами. Лично я всегда был за союз с Англией. А самый страшный выбор – война на два фронта.