Приведу еще одно свидетельство о том, что такое была трудовая армия в те годы.
Из воспоминаний Вольдемара Фладунга
«…У нас однажды в Зыряновске появился новый сосед. Так вот, отец ему как-то стал рассказывать о своей жизни в трудармии, о том, что к пленным лучше относились, чем к ним… Сосед слушал молча. А потом вдруг спрашивает: “А ты, Василий Иванович (так звали моего отца), человечину когда-нибудь ел?” Мой отец опешил от такого вопроса. “Конечно, нет!” – “А я ел. А кто не ел человечину, тот так там и остался, в трудармии”…»
Своя трудовая армия была и у Иды Готлибовны Балько. Иду Балько, как мы помним, отправили на Урал, где и определили на работу в угольной шахте. А фактически это была каторга.
Главная задача определилась сразу – выжить. Просто выжить. Из еды – килограмм клеклого хлеба на сутки, кипяток и тарелка щей в обед. Правда, как с грустной усмешкой замечает сегодня Ида Готлибовна, для таких щей и ложка не нужна была. Получалось, что хлеб был самым существенным питанием. Его выдавали вечером, перед сном. Драгоценный продукт клали под подушку, чтобы утром распределить на весь день. Но до утра хлеб не «доживал». Не могли уснуть до тех пор, пока не съедали весь хлеб до последней крошки. А утром – кружка кипятка и на работу.
Работали по 12 часов в сутки. На морозе в 50–60 градусов. Долбили замерзшую угольную породу, разгружая эшелоны. Тяжелая работа, которую не каждому мужчине была под силу. После работы было одно желание – спать. Ида Готлибовна, возвращаясь к тем страшным дням, говорит, что сама сегодня не понимает, как удалось ей тогда выжить. Сильные мужчины не выдерживали часто тех испытаний и бросались на рельсы под эшелоны с углем. Каторжная работа и медленное умирание убивало любое живое чувство. Все разговоры в редкие минуты отдыха сводились к одной теме – о еде. Вот уж тут-то вспоминали все. И что к каким праздникам готовили. Перед глазами Иды вставали милые сердцу картины детства: Джигинка, родительский дом, ожидание праздника. Только эти воспоминания и давали возможность выжить и надежду на то, что счастливые дни вернутся. Ида в то время еще не знала, что родители ее умерли в Казахстане от голода в 1944 году. Что ее младший брат, оставшийся без попечения родителей, долгое время жил подаяниями. Потом добрые люди устроили его на работу пастухом. Это и спасло его. Правда, те же добрые люди все же проводили грань между ним, маленьким немцем (читай, врагом народа), и собой. Потому ночевать в дом его не приглашали. Так и спал юный пастух вместе со своими подопечными в хлеву. Но всего этого Ида не знала и знать пока не могла. Это давало ей возможность надеяться, что родители ее живы-здоровы и скоро, очень скоро она сможет их увидеть. И они еще будут счастливы.
Возвращаясь к условиям содержания Иды Балько в трудовой армии на Урале, можно сказать, что они точно соответствовали тем условиям, которые были оговорены в «Положении о порядке содержания, структуре, дисциплине и трудовом использовании мобилизованных в рабочие колонны немцев-переселенцев» от 12 января 1942 года.
Выдержки из «Положения о порядке содержания, структуре, дисциплине и трудовом использовании мобилизованных в рабочие колонны немцев-переселенцев» от 12 января 1942 года
«…Внутренний порядок
1. Мобилизованные немцы размещаются казарменно в бараках по колоннам. Каждая колонна размещается в одном или двух смежных бараках.
2. Внутренний порядок в бараках устанавливается согласно расписанию, утвержденному начальником отряда или лагеря…
3. Вокруг бараков (дворов) устанавливается ограждение – зона, которая охраняется военизированной охраной ГУЛАГа. Выход из зоны с момента утренней и до вечерней поверки разрешается по пропускам или в строю. Внутри зоны и в бараках хождение свободное.
4. Утром после подъема и вечером перед сном проводится проверка наличия людей по спискам колонны…
Дисциплина
В отряде, колонне, бригаде устанавливается строгий воинский порядок. За нарушение внутреннего распорядка, за неисполнение поручений или распоряжений начсостава отряда, колонны или бригадиров, за невыполнение производственных норм и за порчу инструмента или лагерного имущества на мобилизованных немцев могут налагаться следующие дисциплинарные взыскания:
• личный выговор или предупреждение;
• выговор перед строем;
• денежный штраф;
• назначение на самые тяжелые работы;
• арест в дисциплинарном порядке до 20 суток;
• строгий арест на 10 суток – стоимость содержания за время ареста удерживается из заработка подвергшегося наказанию;
• предание суду…
Порядок содержания арестованных при строгом аресте
• Арестованный содержится в одиночной камере и ни на какие работы не выводится.
• Должен спать на голых нарах.
• Горячую пищу получает через день.
• В дни неполучения арестованным горячей пищи арестованному выдается хлеб, чай и вода.
• Прогулки устанавливаются один раз, продолжительностью 30 минут, под наблюдением вооруженного выводного…»
И так далее.
Из рассказа Иды Готлибовны следует, что были и военизированная охрана, и бараки, и невозможность покидать территорию зоны без сопровождения, и утренние-вечерние поверки, и наказания, и прочее. Все было. В точном соответствии с инструкцией.
Некоторые потепления во взаимоотношениях с лагерным начальством наступили только в 1946 году. Уже закончилась война, а трудармейцы все так же по команде, в сопровождении военизированной охраны ходили на работу и с работы. Когда же зону все-таки открыли, это казалось невероятным счастьем. Первое ощущение свободы было связано с походом на рынок. Без сопровождения конвоя! Когда после ряда лет однообразной бесцветной жизни, скудной пищи на тебя вдруг обрушивается рынок с его несметными сокровищами (хотя какие такие особенные сокровища могли быть на послевоенном рынке маленького уральского городка?), то можно было сойти с ума от счастья. Просто сойти с ума. Ида Готлибовна вспоминает, что накупили они в тот день «всего-всего». Это «всего-всего» состояло из горсточки (ложки, щепотки) разной вкусной снеди: сметаны, муки, крупы, жира, яиц, соли и прочего. Когда Ида с подругами вернулась в барак, то первым делом приготовили штрудели. Готовили их своими руками, любовно, со знанием дела, с подсказками и советами друг друга, с глотанием голодной слюны и воспоминаниями о счастливой жизни «до». Пожалуй, это был первый день в трудовой армии, когда девчонки легли спать сытые. Просто сытые. И это уже было счастье.
Похожая история, связанная с трудовой армией, была и в жизни Альмы Карловны Герман.
Только трудовая армия ее была на лесоповале. Впрочем, вскоре по состоянию здоровья ее перевели на более «легкую» работу – ей доверили охранять территорию станции, где производили погрузку леса. Сюда, кстати, помимо леса прибывали вагоны и с разным другим товаром. Например, прибывали вагоны с солью. Поскольку вагоны стояли на станции подолгу, то у Альмы было время для того, чтобы набрать соли. А соль по тем временам была дефицитом. Эту соль Альма переправляла в бараки, где джигинские немки уже ждали ценный груз. Соль выгодно продавали жителям деревень или меняли на продукты и вещи. Примерно то же самое проделывалось и с шерстью. Словом, бесстрашная Альма снабжала всем необходимым целый барак, в котором жили джигинские немки. Спасала от голодной смерти, другими словами. Когда же ее комиссовали по состоянию здоровья, то она немедленно сорвалась к своему мужу, который в то время отбывал ссылку в Омской области. Добиралась и пешком, и поездами, и на пароме, и на машинах. Иной раз думала, что живой добраться ей не суждено. Но все же добралась и до Омской области, и до того села, где жил и работал ее муж.
В первое время было невероятно тяжело. Жилья нет, хозяйства нет. Но потихоньку и дом выстроили, и хозяйством обзавелись. Дом Альмы и Вольдемара между тем вскоре стал знаменит на всю округу. Своим гостеприимством. Не было такого бедняка, неприкаянного, несчастного, какой бы национальности он ни был, которого бы здесь не обогрели, которому бы не дали приют, кусок хлеба. Альма Карловна вспоминает, что в их доме иногда ступить было негде – везде люди спят. Кто проездом у них останавливался, кто так жил.
Семья Герман на поселении в Омской области
Своя история была и у Клары Пропенауэр, воспоминания которой также приводятся на страницах этой книги. Это ей удалось однажды убежать из трудовой армии. Но вскоре ей-таки пришлось подчиниться очередному приказу и отправиться на лесоповал. Только уже на этот раз ей было разрешено взять с собой своих детей. Клара описывает время, проведенное в трудовой армии, в своих дневниках довольно подробно. Это был долгий и трудный путь выживания вопреки. Самоотверженный путь. Отважная Клара каждый день боролась за свою жизнь и жизнь своих детей. Много было откровенно страшного, несовместимого с тем, что можно называть человеческой жизнью. Но из всей череды испытаний того времени особенно ей помнился день, когда она с сестрой хоронила своего отца. В тот день была сильная пурга, беспрестанно шел снег. Почти вся семья ее в это время болела тифом, помощи ждать было не от кого. И Клара с сестрой повезли хоронить отца вдвоем. Пока на быке довезли гроб до места, могила уже была вся засыпана снегом, и пришлось похоронить отца прямо в снег… Вздохнуть свободнее она смогла только после воссоединения с мужем, Андреем Пропенауэром, который разыскал свою семью по возвращении из трудармии. Это был счастливый день – день встречи. Счастливейший. В тот день соседка постучала в окно и крикнула, чтобы встречали мужа. И Клара вдруг обмякла вся, потерялась. Потом встрепенулась, заметалась по комнате в поисках валенок, чтобы встретить мужа. Мечется по комнате и все твердит: «Где же мои валенки-то?!» А дети ей кричат: «Мама, мама, так вы же в валенках!..» Так растерялась вдруг смелая Клара от неожиданного счастья. И нужно было время, чтобы привыкнуть к этому ощущению счастья и заботы. Но это время теперь уже у них было.