Вот оно что! Я действительно уже начал ругать себя, что легкомысленно отнёсся к предложению о встрече. Надо было выяснить причины, поговорить обстоятельнее с Бобровым, подготовиться, но, что лукавить, я догадывался о возможных вопросах и чувствовал себя готовым на них ответить в рамках дозволенного, да и мне самому нужна была эта встреча: два человека после внезапной смерти Хансултанова так и не явились в прокуратуру тогда по моим повесткам и звонкам: мать Елены, – жена Хана и сын Марат, ссылаясь то на болезнь, то на отлучки.
– Простите, – он тяжело поднялся, отошёл к окну и, вытащив платок, начал приводить себя в порядок. – Нервы… Вчера всю ночь не спал… Засиделся в кабинете. Мать позвонила. Обычно она на квартире меня ловит, но поздно, вот и пустилась в поиски. Боится за меня чего-то… Сама только с кладбища пришла. Там, при отце, и живёт. Не знаю, что с ней делать. А ко мне переезжать отказывается. Ей Серафим обещания на счёт меня давал, себя в грудь бил, изображал… тень величия… Да только на пенсию его спровадили, – глаза его злорадно загорелись. – Обком партии в очередной раз очищается…
– Сын за отца не ответчик.
– Да бросьте вы! – он махнул рукой, досадуя. – Твердите прописные истины! Я в них не нуждаюсь. Рассказывайте студентам на лекциях, вкручивайте дурачкам мозги в единый политдень!.. – Он криво ухмыльнулся. – Скажите, отец действительно совершил преступление?.. Почти пятьдесят лет назад!.. Уничтожая белогвардейские банды?.. Это сейчас находятся уроды, дуремары разные, у самих руки по локоть в крови, а туда же, лезут в заступники! Никита в стороне от Сталина был? Хрущёв списки расстрельные на Украине десятками подписывал, не читая, а теперь в ангелы его записали! А со мной что?.. Затопчете?..
– Вы заблуждаетесь. Гиблое место – это не тот вариант.
– Гиблое место? Нашли, значит, Бабий Яр! Да что вы возомнили? Серафим архивы все перерыл. Не было ничего подобного! А хотя бы и было? Ну, положили там людишек, однако было за что, те пошли против власти! Киров командовал или сейчас не авторитет? Забыли его предупреждения: «Пусть не смущают вас залпы, которые слышите по ночам. Это советская власть расправляется с непокорными. Среди них нет рабочих и крестьян, это буржуи, которым ненавистен народ…»[3] А лозунг на его памятнике у главпочтамта? Тоже забыли?
– Вы опять о другом…
– Так объясните мне, политработнику со стажем!
– Я полагаю, вам нечего опасаться за свою карьеру. Моральные угрызения… и ваша…
– Что? Честь? Всё это пустяки и выдуманная гниль! Мы одни. Можете наконец мне всю правду сказать?
– Вас интересует история с Топорковым? Его убийство?
– К чёрту! Меня интересует мой отец! Его роль в этой истории.
Он потерял контроль. Вспышка яростного гнева завладела им, лицо раскраснелось, глаза горели, он готов был бросаться на стены.
– Успокойтесь…
– Вы же следствием занимаетесь? Или всё секретно?
– Я не имею права рассказывать о деле, которое не получило завершение. Существует тайна следствия, о чём вам известно.
– Отговорки! Одни отговорки! – Он бросился за бутылкой, но та вырвалась из его рук, покрутилась на столике и, юркнув вниз, разбилась вдребезги. Коньяк грязно-кровавым пятном расползался на полу, осколки сверкали острыми иглами, ударил в нос резкий запах.
– Вы не открыли бы мне дверь. – Пошёл я из кабинета.
– Ключ там…
С наркотиками проблем не оказалось – аналитическую справку я добил вполне безболезненно, а главное, вовремя и понёсся к Колосухину на доклад. От его решения зависело многое, но прежде всего – мой отпуск.
Тот медленно перелистывал страницы, поплёвывая на палец, крякал, вчитываясь въедливо и недоверчиво, крутил шеей по привычке:
– Сколько вышло? – заглядывал в конец.
– Двадцать восемь листиков.
– Многовато.
– С примерами.
– Все районные прокуроры представили свои материалы для обобщения?
– Городские запоздали, но у них асфальт, конопля не растёт. Скупщики и притоны, а с этим не особо.
– Не работают, вот и нет. В притонах убийцы, да разная мразь отлёживается. Кто в должниках?
– Кировский докладную не представил, замша никак не завершит проверку в милиции.
– Не дело. Предупредите о коллегии.
– Телефон оборвал.
– Отметьте в заключении.
Колосухин неисправим. У него поблажек никому, авторитетов не признаёт, поэтому и уважают, а остальные – боятся. Не выполнил задание – на ковёр!
– Ну что же, увесистый фолиант получился, солидный, – шеф взвесил пачку листов обеими руками. – И выводы серьёзные. Я согласен.
Вот он, долгожданный миг! Ликованию моему некуда было выплеснуться.
– Готовьте проект решения для очередной коллегии.
Я так и обмяк.
– А информационным письмом не обойтись? Ведь предполагали вначале? Разошлём прокурорам, отметим положительные и отрицательные моменты, покритикуем где хуже, похвалим за удачные начинания?
– Жалко упускать! Такой труд! И выводы серьёзные. Готовьте на коллегию, надо строго спросить с некоторых.
Коварно блаженство от успеха! У Колосухина всегда так: зайдёшь сгрузить, выходишь нагруженным. А всё оттого, что инициатива наказуема, выступил я в начале года с этой наркоманией – много преступлений совершается на этой почве, следует обобщить и изучить проблему, вот шеф мне и поручил. Договаривались об информационном письме на места, теперь замахнулся на коллегию! А коллегия – это не фунт изюма. Её готовить надо, прокуроров собирать да ещё заставят самому докладывать!.. Я взмолился насчёт обещанного отпуска.
– Вот после коллегии и гуляйте. Значит, в конопле сельские районы?
– Дачные массивы – в пригороде, огороды – сплошь, в деревнях – пожары этой заразы.
– Так. Это же марихуана чистой воды. Вот источник всех безобразий! Помнится, когда я в районе работал прокурором, – Колосухин любил вспоминать это времечко, про всё забывал, ручки сложит и в окно отвернётся с грустью: идиллия, а не сцена. – Мужики, не дожидаясь команд сверху, эту дурь косами уничтожали, скотине в приправу шла травка.
– А теперь голышом забегают в поле и катаются.
– Это ещё зачем?
– В паре, потом друг с друга скоблят эту дурь – готовая к употреблению. Кстати, на Западе не считают пороком, каждый второй студент в колледже курит, не говоря о цветных в Гарлеме. Принято порицать тех, кто не попробовал марихуаны.
– Увлекаетесь западной литературой?
– Сид Чаплин. Не читали «День сардины»? Ещё чище «Соглядатаи и поднадзорные».
– Хиппи?
– Тинейджеры… рабочий класс, молодёжь.
– Мы у себя без этой гадости обойдёмся. И коноплю под сенокосилку! Предупредите сельских прокуроров специально отчитаться по этой проблеме. Каждого на трибуну подыму.
Я принялся собирать бумаги, стараясь быстрее улизнуть.
– А как насчёт того, чтобы предложить Игорушкину в облисполкоме выступить по этому вопросу? Подготовим ему доклад?..
«Подготовим» – фразочка известная, ясно, кому пахать придётся. Когда ж мой отпуск? За коллегией придётся дожидаться заседания очередного исполкома! Так и лето, ещё не начавшись, пройдёт! Я заартачился.
– Конопля – дополнительный корм коровам. А Боронин, я слыхал, каждое утро начинает с вопроса: сколько надоили молока? В детских садах бедствуют. – Колосухин закипал на глазах. – Вот вам и молоко, и мясо. Надо забросить информацию и в обком партии. Партийные организации на своих собраниях обсудят, толк будет.
Он всерьёз это говорил или издевался? Я старался поймать его взор, но шеф уткнулся в бумаги на столе и твердил, как читал по-писаному.
– Уверены?.. Что-либо изменится? – сорвалось с моего языка.
– Вы Восток упустили.
– Что?
– У нас же настоящий транш этой заразы с Таджикистана, Узбекистана, из других республик. Помните, серию машин с наркотиками успели перехватить.
– Я отметил в справке.
– Глубже надо изучить проблему. На коллегию выйдем с материалом, там нельзя умолчать и о недостатках милиции. Смелее, острее поддеть. Их грехи наизнанку вывернуть. Сколько лет не подымали эту проблему?..
Ну, пошло, поехало. Вот и кончилась моя блажь по поводу удачи с обобщением. Сейчас и за меня примется. Такой уж наш заместитель. И отпуска мне не видать.
Звонок оборвал мои горькие сетования и разочарования.
– Какого числа? – переспросил шеф в трубку.
Я тихо поднялся и устремился к дверям.
– Погоди, Данила Павлович, – задержал он меня и поманил рукой. – Я ещё не закончил.
– Больно уж скоро, – ответил он кому-то.
С поникшей головой я поплёлся назад.
Нет, конечно, наш шеф мужик неплохой. Его ценит начальство, уважают подчинённые, а некоторые откровенно души не чают. Течулина хвалит, заботится, мол, о кадрах, ни один не соизволил, а он ходит с ней в горисполком, хлопочет о квартирах подчинённым, на очереди в отделе нас, гавриков, хватает. А нам ни слова! Скрытная личность, легенд о нём ходит – не сочтёшь. В продолжение того же вопроса о наркомании я вскорости опять заскочил к нему с финальными предложениями. Колосухин заново справку залистал так, что мне скучно сделалось.
– А детки? – спрашивает.
– Несовершеннолетние?
– Они же страдают в первую очередь. Вы вот опять спешите.
– Понятно.
– О создании координационного совета по борьбе с этим злом не задумывались? Руководители правоохранительных структур: милиции, прокуратуры, суда и нашей, так сказать, медицины, взялись бы воедино, а? Общими усилиями и горы свернуть можно.
– Я как-то к лозунгам с сомнением…
– Чего так?
– Как объявят: «Все на борьбу!» – так тошнит.
– Да ну!
– Потом не с кого спросить.
– Интересно.
– Ответственных не найти.
Вот тут он меня и поддел.
– Гляжу я на тебя, Данила Павлович, и Канта вспоминаю.
– Канта? Далёк он вроде от наших криминогенных забот?