Вот до чего договорились к трём часам ночи будущие юристы, нынешние студенты! Если с этим выступить в открытую, десять лет схлопотать – раз плюнуть. Грустный юмор подсказывает – уходить в подполье и снова писать «письма издалека». А потом, может быть, и встретят на Финском вокзале, только неизвестно с чем…
У меня, уже засыпающего, мелькнула дикая мысль, а не облечь ли всё это на бумаге в своеобразную «критику последней программы». Что ж, работа большая. Необходимо собрать аналитический материал, основанный на фактах, нужны таблицы социальных выкладок, экономические свидетельства, философская подоплёка и, конечно, ревизия политических взглядов. Одним словом, – серьёзный фундаментальный труд. Впрочем, не так страшен чёрт, как его малюют. Надо собраться с силами и подумать.
Уже засыпая, опять отметил, вся полемика началась с приходом «Лысого»…
Зимой со мной происходят странные изменения. Я, видимо, особенный, южный человек. Гнетут холода, равнодушное белое без искры радости и тепла солнце; наши кошмарные зимние месяцы, все пронизанные грязью, туманом, а порой и дождём, погружают мой организм в спячку физическую и духовную. Я много сплю, иногда и днём. Видимо, по инерции мне хочется спать и в Саратове, хотя зима здесь другая, настоящая, со снегом. Во сне обычно, если я вижу сны, они все о детстве и всегда в них мама…
…Помню, как мама привела меня первый раз в школу. Первый звонок. Старшеклассники дарили нам, первоклашкам, цветы. Словно спаянные, с лучшим и единственным другом на земле Вовкой, мы уселись за одну парту. Но наше счастье длилось ровно один урок. Начали переписывать, считать. И оказалось, что Вовке надо было уходить в другой класс. Это было первое в настоящей взрослой жизни разочарование, потрясшее меня до глубины души. Я был уверен, что рядом стоящая мама будет всегда, что она всегда и всюду защитит меня. Но появилась чужая женщина, учительница и одного её слова оказалось достаточным, чтобы всё разом изменить и перевернуть!
Как тяжко мы с Вовкой переживали нашу разлуку! Первую нежданную трагическую разлуку! Сколько их ждало нас впереди!
Мамы! Мамы! Всё знающие и умеющие, наши мамы ничем уже не могли нам помочь…
С Вовкой мы неразлучно прожили в посёлке завода до четвёртого класса. Участвовали в битвах на деревянных мечах с интернатскими ребятишками. Мечи «ковал» мой приятель. На различного рода изобретения, выдумки и поделки он был непревзойдённый мастер, просто кудесник. Техничный склад ума не давал ему покоя, а окружающим – спокойствия буквально каждую минуту. Однажды он отлил из свинца и ещё какого-то металла настоящий двуручный меч и в очередной битве с интернатскими доверил его мне после великих просьб. С какой завистью смотрели на меня мои сопливые соратники, каким восхищением горели их глаза, когда мы пошли в атаку! А я сам? Я был на седьмом небе от охватившего меня упоения и счастья!
Но именно в этой схватке, последней в моей детской жизни, случилось непредвиденное, а может, закономерное, как знать…
Во время игры, происходившей по канонам Чудского сражения, моим противником оказался интернатец по кличке «комар». Вопреки своему прозвищу, это был не комариной субстанции подросток, а высокий и здоровый детина, он превосходил всех нас, цыплят, силой и возрастом. Во всех предыдущих наших сражениях с интернатскими благодаря его участию их победой решались почти все поединки. В тот раз он был вооружён оглоблей от забора, а на голове его, как у настоящего немецкого рыцаря, красовалось металлическое ведро с дырками для глаз. Ну, ни дать ни взять, настоящий тевтонский красавец из кинофильма «Александр Невский», что на днях крутили у нас в заводском клубе! Естественно, ведомое таким вождём войско противника, несмотря на всё наше героическое сопротивление, скоро прижало нас, уличных мальчишек, к стенам домов. Я понял, что выход один – лишить орду, осадившую нас, их лидера. И стал к нему подбираться. Как это получилось, уже не помню, но я оказался рядом с ним, и каким-то образом мне удалось очакушить его по ведру со всего маху бывшим у меня в руках свинцовым мечом, сработанным моим другом. Комар упал, и на этом вся битва прекратилась. Но победа оказалась пирровой. Несмотря на все наши усилия, Комар перестал подавать какие-либо признаки жизни. Интернатские понеслись с криками к воспитателям, мы, со страхом и в совершеннейшей панике, – по домам. С Володькой, трясясь от ужаса, мы прятались до позднего вечера у него в сарае, где нас и нашли наши родители – матери и отцы. К счастью, с Комаром всё обошлось более-менее благополучно – простой шок без сотрясения мозга, через неделю он вышел из больницы и с дикими криками с товарищами из интерната носился по двору, запуская змея. Нас с Вовкой отцы выпороли, матери поплакали, а меч, великолепный меч, мечта и зависть всех заводских мальчишек, был выброшен моим отцом в выгребную яму.
После четвертого класса Вовкины родители получили квартиру в центре города и переехали жить туда. Некоторое время мы продолжали встречаться, наезжая друг к другу, но со временем всё реже и реже. У него и у меня появлялись другие интересы, новые приятели. Нас разделяли не только расстояние, Волга, но и меняющаяся вокруг нас обоих жизнь.
Отец купил строительный пилолес от разборки заводских бараков, которые стали ломать в посёлке, а на их месте строить красивые двухквартирные кирпичные особняки для «стахановцев». С двумя моими старшими братьями отец начал строить собственный новый дом в заводском посёлке. Строились и селились здесь заводские работники. Крепкие, прокалённые войной, прошедшие огонь и воду, голод и много чего другое, что и на долю всего человечества хватило бы с лихвой. Поэтому строились весело, с гармонью, с самогонкой, с драками, с удалью.
Люди эти жили по-простому, открыто и без хитрости. С заводским гудком шли утром на работу мужики, а женщины – занимать очередь за хлебом, за сахаром в магазины. Нас у мамы было шестеро ртов, один умер в войну от голода. Шестой. Я его и не видел, но мама часто рассказывала, как это случилось. Как отец принёс его на руках в холодную больницу, но не было дров, и отец что-то колол, топил; бегали за врачом, но всё оказалось зря, мальчик уже давно был мёртв.
Оставшиеся пятеро, а значит, и я, выжили: четверо мужиков, одна девочка. Выжили и живём до сих пор.
Как было здорово наблюдать за отцом и братьями! Голые по пояс, крепкие и мускулистые, как боги, возводившие на глазах стены дома. Я и младший братишка бегали здесь же, зарывались в волны свежих пахучих всеми лесами стружек, орали и благоговейно подносили старшим воду в ведре, что наливала нам мама. Вода холодная, ломила зубы, стекала крупными каплями по разгорячённым пылающим их телам. Мама всё время держалась возле отца и всегда старалась на него опереться, облокотиться. Он отстранялся, стыдился взрослых сыновей, стараясь опять ухватиться за топор, рубанок, нетерпеливо покрикивал: «кончай перекур»…
А потом, к вечеру все садились за большой стол в середине двора и ужинали. Отец доставал гармошку. Играть он почти не умел, единственное, что у него получалось, это «бродяга» и припев не известной никому песни:
…а яцу, яцу я перепаяцу,
и за что я её так люблю?
Бывало, отец перепивал. И тогда мать собирала нас – троих младшеньких в одной комнате и закрывала дверь, оставаясь с нами. К отцу она уже не выходила. Допоздна он мучил гармошку, пока не засыпал; засыпали и мы.
За год дом построили и переехали жить в него. Вовка приезжал ко мне из города, у нас было привольно: за домом простор, степь, речка, множество небольших рощиц по берегу. Гуляй, бегай, дерзай, твори, одним словом, что хочешь. Что мы и делали с превеликим удовольствием. Начитавшись Жюля Верна и других книжек, мы затевали то великие путешествия, то необычные приключения, а порой пытались изобрести и вечные двигатели. Местом базирования и начинаний стал чердак нашего дома. Чего там только не было! Сказалась, конечно, и прочитанная книжка Аркадия Гайдара о Тимуре и его команде. Правда, команда наша состояла из меня, Вовки и моего младшего братишки Шурки, который преследовал нас по пятам, несмотря на все наши усилия смыться от него. Как-то с глубоко таинственным видом Вовка привёз из города небольшую книжку в зелёной обложке Жака Ива Кусто, по-моему, она называлась «Тайна морских глубин». Читали мы её вдвоём на чердаке, и тайна наша состояла в том, что мы собрались осуществить Вовкину идею: сделать подводный аппарат и отправиться на нём в глубину морских вод. Из-за отсутствия таковых в поволжских степях и полупустынях, естественно, местом нашего подводного погружения должна была стать поселковая речка. Приоритет идеи погружения принадлежал, конечно, Вовке. Он, «технарь» по природе, художественную литературу почти не читал, не считал это нужным. Не то, что я. Я, наоборот, питался приключенческой и детективной литературой. Гонялся за Джеком Лондоном, Майн Ридом, Конан Дойлем, Стивенсоном, Дюма, Сальгари, Жюлем Верном, Буссенаром, Купером и т. д. Чтобы достать такого рода книжки, поначалу я перечитал всё в нашей заводской библиотеке, потом перебрался в библиотеки ближайших посёлков. Но там фонд заводских библиотек был примерно одинаков, достаточно скоро моей жертвой стала городская библиотека имени Ленина. Вот здесь-то я развернулся. Какой мир открылся предо мной! Я узнал Ремарка, Хемингуэя, Сенкевича, Пруста…
Некоторые книжки я буквально глотал, прочитывая за ночь. Забирался с вечера к себе на чердак, устраивался в состряпанном нами с Вовкой бивуак на старом диване и погружался в иной чудесный мир. Володька соорудил на чердаке даже подзорную трубу, в которую мы с упоением по ночам до утра разглядывали звёздное небо и Луну, пытаясь совершить конечно же мировое открытие или новой звезды, или, как минимум, кратера на спутнике Земли.
Итак, очередной Вовкиной затеей был батискаф из таинственной книжки Кусто, знаменитого покорителя подводных глубин. Его мы строили долго. Всю весну и половину лета. Из большой старой бочки, пропажу которой мама обнаружила только к осени, когда собралась солить капусту.