– Не помешает.
– Семнадцатый наряд мне, – резко бросил он в телефонную трубку, а мне любезно предложил: – Ещё кофе?
Я кивнул, такого кофе я не пивал даже в «Шарлау».
– Данила Павлович! – Царапкин отодвинул от себя чай, ослабил галстук и, распахнув китель, откинулся на спинку кресла. – А кого, простите, могут интересовать вопросы, потерявшие всякий интерес, значимость, а в целом, я бы сказал, не принесшие никому никакого вреда?
Лицо его разгладилось, я увидел его улыбку, она оказалась не натянутой, не придуманной, а даже, наоборот, вполне доброжелательной и располагающей к откровенности.
– Кому это, грубо выражаясь?.. – он присвистнул. – Смех один! Ту историю затеял сам Усыкин. Но что с него взять! Человек тяжело болел, переживал. Ему вошь казалась чумой. Никаких важных документов из архива не пропало. Там бумажки были местного значения, древности несусветной, ещё революционного периода. Банды, белогвардейщина, кулаки злобствовали в степях, а с ними велась борьба на поражение. Время того требовало. Врага уничтожали. Кто не согласен? Что изменилось? Это и теперь лозунг дня. Другое дело – враг не тот. Да что я… Извините. Никого в живых нет. Бугор тот, Гиблое место, мы давно раскатали, заровняли, облагородили, остатки костей выбрали ваши студенты с медиками и увезли в город. Надо будет, придадим их земле, где прикажете. А важных документов не пропало, Усыкин сам и разобрался. Зазря поднял переполох. Мне прикасаться не пришлось. Да и Усыкин в отставке, сейчас уже лечится в санатории после больницы. Но виноват ли он? Какие условия были! Это теперь в рекордные сроки нам удалось новое здание построить, маленькое, но своё. Как оно вам? Впечатляет? – он оглядел стены. – Первый секретарь райкома, Валерий Николаевич, помог. А что здесь было? Вы же сами видели!
Конечно, я помнил. Районное отделение в то время ютилось на первом этаже здания райкома партии и занимало тёмный скромный уголок в два кабинета, один из которых прятал Усыкина в его необычайно длинном пальто, похожем на хвост.
– Да и было ли проникновение в архив? Я умолчу про попытку его поджога! – Царапкина словно пробило, он говорил, не останавливаясь, вдруг засмеялся мелко и зло – кхе, кхе, кхе…
То ли кашель, то ли чих.
– Развалились прогнившие стеллажи в архиве, гниль и рухлядь обрушились на пол. Усыкин, великий криминалист, тут же сделал вывод, что это следы вора. Кому понадобилось?.. Потом оценили его способности. Теперь хоть подлечится…
Он глянул на меня, а я уж подумал – забыл в запале. Нет, он крикнул за стенку: «Анюта, принеси чайку!»
Молодушка впорхнула с новым подносом.
– А та полоумная старушка! Как её?.. – он пальцами защёлкал, вспоминая. – Разве можно здраво воспринимать её рассуждения? С чего она взяла, что в архиве пропали документы? Описи нет. По её понятиям, бумаги значились в папках. Но кто это сказал? Чем подтверждается? Общим каталогом, где никакой конкретности не найти. Полоумная пенсионерка! Почему ей верите?
«Однако он разговорился… – подумалось мне, – выходит, прикидывался, что не задели его те события. Увлёкся, начальник, разволновался».
– С чего вы взяли, будто заведующая архивом, которую допрашивал Федонин, полоумная? – сумел я вставить реплику. – Обижаете гражданку.
– Всему району известно. Мне и подполковник Каримов докладывал.
– Каримов? Из каких источников? Как же ей доверяли архивом заведовать?
– Да бросьте! Какой архив? Какие бумаги? В той избе лишь переписка и прочая мелочь с двадцатого – двадцать пятого годов. Горела изба в тридцатых годах. А в войну?.. Кто тогда об этом заботился?
Я будто случайно громче обычного чашкой блюдце задел, мой собеседник вздрогнул и смолк.
– Что с пенсионеркой? Она в больнице?
– Каримова спросите. Да и ваш Зябликов, наверное, в курсе. Одно точно – она на пенсии, не работает, а вот охранник тот, который с её слов будто за поджигателем гонялся, умер. В прошлом году ещё. Перед самым Новым годом. Тоже пенсионер. Не знаю, каким образом он мог бегать, едва ноги таскал.
«Вон ты даже что знаешь, – опять подумалось мне, – а ведь каким неразговорчивым был. Что же это тебя проняло?»
– В живых из его родственников кто-то остался?
– Избавьте, Данила Павлович. Это не в поле моей профессиональной деятельности.
Впорхнула молодушка с папкой.
– Вот и наряд с вашим заданием. – Царапкин не листал страницы, заботливой рукой секретарши они были раскрыты на нужном месте. – Вот наши ответы вам.
– Один в один. Кроме фраз «установить не удалось», ничего конкретного.
– А что вы ждали, Данила Павлович? Воры – не наш профиль.
– Именно так.
– Может, ещё кофе, Данила Павлович?
– Спасибо. Кофе прекрасный, – засобирался я. – Значит, вы все архивы вывезли в город?
– Точно так. Усыкин отправлял. Согласно инструкции и распоряжению. С запозданием, правда… За что и пострадал.
Он подыматься стал – проводить меня к двери:
– Теперь у нас всё в порядке. Осмотреть новое здание не желаете? Мои орлы не нарадуются.
– В поручении Федонина предлагалось установить личность водителя и грузчика, вывозивших архив. Вами ответ подписан, что водитель Сорокин уволен, а грузчик Быков значился по трудовому соглашению, и вы переадресовали запрос в милицию?
– Так и было, Данила Павлович. – Царапкин возвращаться в кресло явно не собирался. – Подписан ответ мной, но я поинтересовался у своих. Сорокин на заметке у Усыкина значился, попивал дома, он его и погнал в шею после того случая. Про Быкова совсем ничего не скажу. Из вольнонаёмных, сами понимаете, кто за ними смотрит? Он и принимался временно. Летом они все в рыбаки прут, а зимой возле баб, извините, греются. Этот Быков, говорят, совсем недотёпа был, может, стеллажик-то в архиве и задел при погрузке. Вот они и рассыпались. Федонин позже осмотр там делал. Зазря поднял шумиху.
– И всё-таки, Максим Устинович, установлены эти двое? Где они проживают?
– Вы меня прямо допрашиваете, Данила Павлович, – Царапкин сощурился.
– Извините. Беседуем.
– Про Быкова и Сорокина не известно ничего. Думаю, Каримов даст исчерпывающую информацию.
Этим и закончился мой визит к Царапкину. Удовлетворения он не принёс, а времени потрачено, как говаривала та бабушка, уйма. Если так пойдёт и в милиции, думал я, шагая в райотдел, пользы от моей поездки никакой.
Подполковник Каримов удивил табачным дымом и открытой пачкой «Беломора» на столе. Стоял он у распахнутого окошка с папироской в зубах весь взъерошенный. Видно было застал я его врасплох.
– Входи, входи, Данила Павлович, – принялся он застёгивать китель. – Не стесняйся. Сколько щей прохлебали вместе!
Я с порога заметил неестественную белизну и следы тревоги на его лице.
– Случилось что, Равиль Исхакович?
– Желудок прихватило. – Он пожал мне руку. – Вчера прокурили в райкоме допоздна, а с утра здесь бедлам! Бирюков никак не отправит меня на курорты. Как тебе в городе?
– Не обижаюсь.
– Извини за вчерашнее. Поругиваешь меня?
– Царапкин уже объяснил.
– И у него побывал?
– Оттуда.
– Угостил бы чаем, но разогнал всех только что. В колхозах падёж скота начался, участковых отправил в хозяйства, остальных им в помощь. Некоторые хитрецы на фермах под это дело хищением занимаются. Надо наводить порядок. А ты забыл про наши деревенские хлопоты? В городе такого нет. – Он слабо усмехнулся, даже подмигнул. – Не жмёт, не давит?
Что можно ответить на прозрачный намёк, мол, бездельники вы там, в центре, если есть время по деревням валандаться.
Я пожал плечами.
– Значит, мало Павлу Никифоровичу наших доказательств, – продолжил он, занимая привычное место за столом. – Мало наших проверок? Всё, что им поручалось, мои ребятки исполнили.
«Квашнин, как и полагается, поведал начальству о причинах моего появления, – догадался я. – Ну что же, обойдёмся без преамбул и раскланиваний».
– Обидно, – Каримов сунулся к пачке за папироской, но поймал мой взгляд, отдёрнул руку. – Работаешь, пашешь, а понимания наверху никакого. Я уже загонял оперов по заданиям Федонина. Они тоже не мальчики, твердят: Топорков – единственный фигурант, все факты за эту версию. С его самоубийством и концы обрублены. Кого прикажете искать?
– А мотивы? Зачем уголовнику архив?
– А вот это уже по части Федонина. На то он и следователь по особо важным делам. Неужели в аппарате прокурора области больше заниматься нечем?
Я больше слушал и помалкивал до поры.
– У Федонина голова мудрая загадки разгадывать, а дело опера – живого вора ловить. У меня сыщикам работы хватает.
– Ваши занимались розыском отца Топоркова? – закинул я удочку.
– Олухи! Что сказать? – Каримов чуть не сплюнул. – Но мои здесь не при чём. Окочурился он у авторитета воровского, Большого Ивана. Вот где прятался, сукин кот. Выходит, далёкие связи были у отца с сынком! А Федонин всё следствие проводит, всё ищет чего-то! Вы, конечно, с его порученьицем к нам? И вас припрягли? Закуривай, Данила Павлович, – он всё же жадно задымил.
– Спасибо.
– Надо было Боброву на первых порах инициативу не упускать, когда дело в его руках было. Советовал я ему про экспертизу пепла, что в избе обнаружили. Другие мероприятия имелись! – Он взмахнул кулаком и грохнул от души по столу. – Так перехватили инициативу умники! Как же? Понаехали светила из центра. Один профессор чего стоил! Пулю взялся искать! Какую? Месяц в потрохах самоубийцы копался, а результат?..
Меня он не упоминал, валил на Боброва, понятное дело, кем я был для него? Неумеха, новичок, щенок несмышлёный, он меня старался не замечать… И теперь щадил, за глаза критикуя прокурора.
Дверь робко приоткрылась и в образовавшуюся щель попыталась просунуться мордатая неопрятная личность в шапке. Мужик открыл было рот, но приметив, что Каримов не один, замер.
– Какого чёрта! – заорал подполковник.
Проситель исчез.