— Мы уже завтракали! — напомнила я про утренний кофе с йогуртом. Мания величия сделала Георгия поразительно прожорливым.
— Да? Извини, я не заметил.
Выразительно постучав кулаком по лбу, я отправилась готовиться к визиту. Посещение театра — занятие, требующее кропотливых сборов. В глубине души я уже решила во что бы то ни стало взяться за дело режиссерши — каким бы там оно ни оказалось — и довести его до конца. Назло Георгию. Любовные шашни и войны за роль? Пусть! Можно подумать, постоянные клиенты, курируемые Георгием, обращаются в детективное агентство с другими проблемами. Называют это, правда, «семейными тайнами» или «наведениями справок для бизнеса», но суть от этого не меняется. У дела сумасшедшей режиссерши, между прочим, куда больше шансов оказаться сложной и значительной историей, где от детектива потребуются не только связи в полиции и навыки за кем-то следить, но и — вы не поверите! — интеллект. Впрочем, я уже сомневалась, что Георгию по-прежнему были интересны такие дела.
— Послушай, — Жорику было скучно питаться в одиночестве, поэтому он пришел с тарелкой в мой кабинет, служащий ночами нашей спальней, и принялся ронять крошки на ковровое покрытие. — Я тут подумал — может, нам на самом деле пора размножаться… ну… расширяться.
Мое отражение в зеркале нелепо застыло с кисточкой для туши в руке.
— Ты о чем? — с трудом выдавила я из себя. — Видишь, мне даже накраситься некогда.
— В том-то и дело! — обрадовался нашему внезапному взаимопониманию Жорик. — Нам обоим некогда, плюс ты всерьез, как умалишенная, играешь в эту свою воображаемую секретаршу. Короче, чтобы не вынуждать тебя врать и дальше, думаю, нам пора завести штатного ассистента. Кто-то же должен делать мне кофе, когда ты шатаешься по театрам…
— И ты рискнешь оставлять квартиру на постороннего человека? — удивленно переспросила я, памятуя о Жорикиной подозрительности. — И согласишься платить зарплату сотруднику, понимая, что мог бы потратить эти деньги на свои дурацкие девайсы для прослушки и слежения или на какие-нибудь цацки для машины? Правда? Дорогой, это так мило!
— Эх, — тяжело вздохнул Георгий, явно уже сомневаясь в конструктивности своей идеи. — Даже не знаю, что на это сказать.
Снова зазвонил телефон.
— Детективное агентство Order! — Жорик схватил трубку, совершенно автоматически повторяя мои щебечущие интонации, но тут же опомнился: — Тьфу! В смысле, детектив Собаневский у телефона.
— Георгий, здравствуй! — Звонила моя мамочка, причем явно во взвинченном состоянии. — Если там поблизости наблюдается моя дочь и ты от ее пребывания рядом еще не близок к нервному срыву, то передай ей трубку, пожалуйста.
— Да, мамочка, — как можно спокойнее отозвалась я.
«Меня окружают сумасшедшие, — мысленно пожаловалась я сама себе. — У одного — звездная болезнь, у другой — хроническая истерика!»
— Значит так! — мамочка чеканила слова, что свидетельствовало о крайней стадии ее нервного напряжения. — Ты должна на нее как-нибудь повлиять! Нас, родителей, она ни во что не ставит, учителям хамит. Помогать отказывается. Слушает какую-то жуткую музыку и считает себя занятой. Мол, не трогайте меня, у меня много дел, я слушаю новый альбом!
— Мамочка, можно я повлияю на нее завтра? Сегодня мне немножко некогда.
Речь шла о моей младшей сестре. Сестрица Настасья последнее время не очень-то ладила с родителями. Или они не ладили с Настасьей — разобраться во всех нюансах их взаимоотношений было непросто.
— Нет! До завтра я не доживу! — Мамочка выговорилась и потому постепенно начинала успокаиваться. — Я все понимаю. У девочки ранний подростковый возраст. Я честно долго терпела. Но должен же быть предел! Во всех книжках написано, что этот возраст у них до пятнадцати лет. Вчера, как ты знаешь, ей исполнилось пятнадцать. И что? Ни малейших изменений в поведении!
И тут мне в голову пришла гениальная идея:
— Жорик, давай возьмем Настасью к себе в ассистенты? Мамочке на спокойствие, тебе на перевоспитание.
— Ну, если она будет хорошо себя вести… — прищурившись, протянул Жорик, как-то догадавшись, что Настасья стоит у мамочки над душой и слышит весь разговор, — если родители не будут на нее жаловаться…
— Не будут! — завопила Настасья по ту сторону телефона. — А то я им тут такое устрою!
Вскоре мы заключили весьма выгодный договор. Я беру Настасью к себе в помощницы, за это сестрица обещает прилежно вести себя дома и в школе. Работать в агентстве она будет по четыре часа в день и даже станет получать за это кое-какую оплату.
Кстати, услышав о студенческом театре «Сюр», сестрица радостно закричала, что знает оттуда массу народа, что может пригодиться на встрече, что ассистент не должен сидеть постоянно в офисе и я просто обязана взять ее с собой на выезд. Не устояв от такого напора, я пообещала встретиться с Настасьей возле входа в названный режиссершей ДК уже через полчаса.
«Надо же, как хорошо все складывается, — беззаботно думала я. — Захотела самостоятельное дело — объявилась режиссерша, захотела ассистента — выплыла Настасья. Все просто замечательно».
Глава вторая
О том, что если весь мир — театр, то людям в нем лучше не селиться
Театр, как известно, начинается с вешалки. Студенческий театральный коллектив «Сюр» исключением из данного утверждения не являлся. И в этом случае речь шла не о предмете, на который вешают одежду, а об общей атмосфере в коллективе.
— Там такая «вешалка»! — Настасья, уже успевшая перекинуться парой слов с кем-то из знакомых актеров труппы, нетерпеливо перетаптывалась с ноги на ногу возле входа в ДК.
Тыча себе в шею сделанной из среднего и указательного пальцев «козой», сестрица поясняла мне степень напряженности атмосферы в театральной студии, а также округляла глаза и громко пыхтела, демонстрируя свое личное возмущение.
— Что конкретно случилось? — строго спросила я, стараясь сохранять бесстрастное выражение лица.
— Точно не знаю. Но понятно, что «вешалка» полная, — раздалось в ответ. — Все так и отвечают, мол, полный… э-э… кошмар. Я расспрашивать не стала, у нас в душу лезть не принято. Но то, что там все плохо, — это факт.
«М-да, — мрачно подумала я, — придется учить ребенка плохому. “Не лезть в душу”, — негласное табу, однако на нашу работу совершенно не распространяющееся».
Внешний вид сестрицы, кстати, мог служить отличной маскировкой. Ни один здравомыслящий человек не заподозрил бы в этой «девочке из аниме» ассистента детектива. В ее темно-синий рюкзачок вряд ли влез бы даже более или менее пригодный для записей набор стикеров, не то что настоящий блокнот, так необходимый при нашей работе и моей слабой памяти. Закованные в джинсу ноги без устали пританцовывали на месте, нелепо переставляя туда-сюда кроссовки-сникерсы, больше похожие на тяжеленные утюги эпохи бедняжки Золушки.
— Качаешь мышцы ног? — Я презрительно глянула на обувь сестрицы, решив не упускать шанса попрактиковаться в педагогике. — Такую тяжесть на ногах таскать!
Настасья сдавленно хихикнула и невозмутимо ответила:
— Это вместо пятака в кармане. Чтоб ветром не унесло.
На этот раз, не удержавшись, хихикнула я.
Тут откуда-то изнутри ДК раздался многоголосый, будоражащий душу ужасный вопль. Кинувшись внутрь, я на ходу призывала сестрицу остаться снаружи, подальше от опасности, но та не слышала, потому что была уже почти у самого входа в зрительный зал. В отличие от шпилек на моих сапогах, Настасьины платформы позволяли перемещаться быстро и весьма уверенно.
Резко открыв дверь зрительного зала, я нерешительно застыла на пороге. На сцене полукругом стояли около десятка очень броско одетых парней и девушек. Глядя куда-то в глубину зрительного зала, они сосредоточенно орали, всем своим видом выражая напряженную работу. На всякий случай я обернулась. Как и ожидалось, ничего трагического на задних рядах не происходило.
— Всем спасибо. Сняли упражнение. Разминка закончена. — С первого ряда зрительного зала раздалось знакомое густое контральто.
На несколько секунд воцарилась спасительная тишина. Загадочная молодежь, которая, видимо, и составляла труппу данного коллектива, постепенно перекочевала в зал. Ребята переговаривались вполголоса, опасливо косясь при этом в сторону режиссерши. Никто не улыбался. Актеры выглядели подавленными и растерянными, отчего веселенькие тона их одеяний и разноцветные пряди в прическах некоторых особ казались нелепой бутафорией. Я невольно отметила, что моя Настасья в сравнении с ними выглядит еще очень даже прилично. Хоть я всю жизнь и требовала, чтобы мамочка родила мне старшего брата, все же следовало признать, что с сестрицей мне в общем повезло.
«Не обольщайся, — злорадно одернул невесть откуда взявшийся внутри меня пессимизм, — все еще впереди. Они ведь и постарше Настасьи будут… Сколько им лет, интересно? Двадцать? Двадцать два? Дорастет сестрица до этого возраста и, вполне возможно, тоже побреется налысо, как эта девица, которую можно было бы принять за мальчишку, если бы не ее длинная юбка».
От мысли, что Настасья может настолько преобразиться, мне сделалось не по себе.
— Зинаида Максимовна, — я робко подала голос, привлекая внимание.
Режиссерша поднялась, угрожающей горой нависнув над доброй четвертью зрительного зала. «Вот тебе и утонченная дама!» — мелькнуло у меня в голове. С поразительной для столь крупной комплекции грацией потенциальная клиентка поплыла мне навстречу. На вид ей было лет шестьдесят.
— Детектив Кроль? — Она оценивающим взглядом скользнула по моей фигуре и неодобрительно закачала головой. — Хорошего защитничка я себе вызвала. Ногой топну — ты и развалишься. Бедненькая… Ничего, будешь хорошо работать, я тебя откормлю. Будешь большая и красивая, как я!
Я вежливо кивнула, непроизвольно сделав пару шагов в сторону выхода.
— Ты посиди пока, понаблюдай. Мне часть актеров отпустить надо. Вещи можешь повесить в шкаф. У нас жарко. Не боись, сегодня репетиция ненадолго.