— Вашего начальника зовут Галина? — сдержав улыбку, поинтересовался Хомутов. — Ладно. Все ясно. Точнее, ясно, что ничего не ясно. Снимайте плащ, давайте сумку. Вот тапочки. Проходите. Будем пить чай и разбираться.
Я замялась. Ну почему я вечно попадаю в совершенно нелепые ситуации?
— Э-э-э… Понимаете… Буду с вами откровенна. Пройти не могу ввиду проблематичности снятия сапог.
Хомутов, не понимая, подозрительно посмотрел на мои ноги. Потом о чем-то догадался и хитро улыбнулся.
— Носки дырявые, да? Ладно, проходите не разуваясь. Я через неделю все равно собираюсь пол мыть.
Еще минуту я раздумывала, стоит ли возмущенно доказывать целостность своих носков или мое «Как вы могли такое подумать?!» будет звучать совсем глупо. Потом взяла блокнот и решила придерживаться в разговоре более официального тона.
— Если мои показания настолько несущественны, отчего бы вам не написать их самой? — моментально ниспровергнув всю мою предыдущую речь, заговорил Хомутов. — И вообще, какое преступление?
— Как? Вы не слышали об исчезновении актрис из театра «Сюр»? А вы вообще в курсе, что этот театр ставит спектакль по мотивам вашей книги?
— В курсе. — Хомутов галантно подставил локоть и, вытирая мною обои узкого коридора, провел по коридору к кухонному столу. — Театр ставит спектакль. Актрисы из него бегут. Ничего удивительного. Значит, такой спектакль… От меня вот даже жена ушла из-за этой книжки. Ушла из дому и не вернулась.
— Пропала без вести? — перешла на шепот я, соболезнуя.
— Если бы! — вздохнул Хомутов, пододвигая ко мне заварочный чайник. — С вестями. Регулярно звонит, требует алименты. Говорит, я должен бросить писать и начать трудиться и зарабатывать. Я бросаю, начинаю трудиться… но не зарабатываю. Видать, карма.
Чай оказался на редкость вкусным. Я прониклась к Хомутову еще большим уважением. Редко можно встретить человека, умеющего талантливо колдовать над заваркой.
— В общем, слышал я про исчезновение этой красавицы. Пропала кареглазая блондинка в самом расцвете сил. — Хомутов потягивал чай, потребляя удовольствие маленькими резкими глоточками. — Причем не от негодника Кирюши слышал, а от дальних знакомых. Кирюша мне про все это и слова не сказал.
— То есть?
— Не появлялся он у меня уже давно. Я, когда еще Кирюхин сценарий вычитывал, сразу сказал: «Неплохо. Главную роль должна играть высокородная барышня. Эдакая длинноногая кокетка. Правда, проблем с такой не оберешься». Кир сказал, что такая в труппе имеется. И что ее, скорее всего, на роль и назначат. Хотя еще есть какая-то девица — любимица режиссерши. Та совсем не леди, но ее тоже могут назначить на главную роль. А сам Кирюша видел в этой роли какую-то третью…
— А откуда вы вообще знаете Кирилла? — Весь план моего разговора сбился и пошел наперекосяк.
— Из роддома. Мы его оттуда забирали. Я с моим братом — Кирюхиным отцом.
— А, — вовремя нашлась что ответить я.
Еще один «дядюшка»! Многовато родственных связей в одном уголовном деле. Раз Хомутов родственник, значит, добровольно информацию, порочащую Кирилла, предоставлять не станет. Ничего! Мы ему не скажем, на кого компромат собираем.
— Берите печенье, — Хомутов пододвинул ко мне целлофановый кулек с расплющенными мишками и зайчиками. — Ужин вам не предлагаю, потому что его у меня нет. У мужчин с ушедшей женой ужинов не бывает.
— Должны же вы чем-то платить за квартиру, — подхватила я.
— Обижаете! — непонятно отчего возмутился Хомутов. — Просто лень готовить. Это ж надо в магазины наведываться, в подвал за консервациями идти. Нет. Не хочу. Я тут хозяйством больше не занимаюсь. Считайте, как жена ушла, так и забросил все. Год уже. А для кого стараться? Зачем что-то делать? Подвал вон вообще молодежи под мастерскую отдал. И поделом мне!
Хомутов вдруг на мгновение замер, а потом заговорил быстро-быстро:
— Кстати, про ужин. Вспомнил одну забавную историю. Познакомился я давеча с одним холостым джентльменом. Так вот, уже несколько лет его кормят объявления о знакомствах.
— Открыл брачное агентство или ест газеты? — не поняла я.
Расплющенные звери оказались из очень вкусного теста. Я никак не могла заставить себя стать приличной и перестать совать руки в кулек с печеньем.
— Нет. История намного поэтичней. Этот тип дал объявление: «Интересный, надежный, умный мужчина познакомится с милой женщиной средних лет, умеющей хорошо готовить. Намерения самые серьезные». С тех самых пор ему звонят дамы. А он назначает встречи: «О, какой приятный голос…», «Давайте я зайду к вам на обед» или «Давайте позавтракаем вместе. В тихой семейной обстановке». И никакая жена не нужна. Нас и так неплохо кормят.
Я автоматически улыбнулась, мысленно пытаясь определиться, как лучше задать вопрос о лишней главе. Хомутову очень понравилось мое молчание. Литератора потянуло на откровенность. Увы, совершенно не на те темы, которые были для меня важны.
— Люблю собеседников, умеющих слушать, — произнес он. — Я вам признаюсь кое в чем. Нет у меня такого знакомого. Я его только что придумал. Не могу ж я честно признаться о той тьмущей тьме, в которую завели меня мечты о вкусном борще… Я уже даже всерьез подумываю дать объявление.
— Красивая идея, — одобрила я. В конце концов, в непринужденной обстановке получить нужные сведения мне будет значительно легче, значит, поддерживать теплое общение не возбраняется. — Вставите этот рассказ в свой сборник «Рассказы для Животных»?
Хомутова мое заявление отчего-то умилило. Он захлопал в ладоши и захохотал. От обычной его литераторской меланхолии не осталось и следа.
— Как просто мыслят обыкновенные люди! — наконец выдал он. — Есть у вас книга, а вы вдруг захотели — добавили к ней рассказ, захотели — вычеркнули.
— А что? Ну… Понятно, что я говорю о переиздании или даже просто о правке рукописи.
— Так не бывает! «Рассказы для Животных» — законченное литературное произведение. У сборника есть своя завязка, и кульминация, и развязка, и нужный темп изложения — все как надо. Добавьте хоть что-то в любую часть книги, и книга испортится. Но я рад, что вы признали идею про питающегося объявлениями джентльмена достойной.
Ага! Значит, он никакой новый рассказ к книге не дописывал. Так и отметим. Я раскрыла блокнот.
— Достойно отношусь к достойным идеям, — вкрадчиво проговорила я спустя миг. — Особенно мне полюбилась среди прочего сказка об Очаге Искусства. Согласитесь, это интересно.
В поведении Хомутова ничто не свидетельствовало о напряжении. «Не знает про главу», — черканула я в блокноте, отчего-то по диагонали.
— Честно говоря, не припомню такой сказки.
Так-с. Значит, теорема доказана, Кир виноват. Для приличия, конечно, нужно задать еще пару вопросов.
— Про Очаг Искусства — это милая новеллка, сохраняющая стиль «Рассказов для Животных».
— Мне было бы приятно думать, что у этой книги неподражаемый стиль.
— Так и есть. Кстати, почему вы отдали книгу к постановке именно в театр «Сюр»?
— А что, плохая труппа? Я, знаете ли, ни разу их не видел. Кирюха звал когда-то давно, но я тяжелый на подъем… К детям как-то не идется. Что я им скажу? У них вся жизнь впереди, зачем им заранее портить от нее впечатление?
На самом деле Хомутов был вовсе не так стар, как хотел казаться. Наблюдать его стенания было очень любопытно. Но особой информативности они не носили. Пришлось снова превращаться в цербера и требовать от собеседника конкретики.
— Почему отдал к постановке? Просто отдал — и все. Кирюша все мечтал о собственном спектакле. Даже сам что-то пописывал. Я пару строк прочел и забросил… Говорить ничего ему не стал. Я, собственно, мало что понимаю в современных веяниях литературы. А потом, когда «Рассказы для Животных» вышли, Кир как-то прочитал и начал приставать: «Давай я сценарий сделаю и своим в театр подкину. Ну давай…» Я и согласился. А что, пропавшие героини, вы полагаете, исчезли из-за нежелания участвовать в таком ужасном спектакле?
— Нет-нет, не выдумывайте. Вовсе не поэтому.
Что может быть глупее, чем серьезно реагировать на шутки собеседника? Я поняла, что произвожу нелепое впечатление, почувствовала себя неловко и отвернулась к незашторенному окну.
Небольшой внутренний дворик действительно оказался глухим. Очень удобно для проживающих в центре. Бедные люди! Они и шагу из дому ступить не могут, чтобы не попасть в водоворот суетной жизни. Даже отправляясь попросту вынести мусор, они обязаны тщательно одеваться, чтобы не вызывать возмущения общественности. А дети? Чтобы не волновать родителей, им приходится гулять в радиусе метра от подъезда. Другое дело — дома с такими уютными внутренними двориками. Здесь можно не опасаться ни машин, ни хулиганов, ни чьих-то разборок… Правда, судя по молодежной компании, шумно восседающей на детской карусели, дворик облюбовали не только местные жители.
— Студенты, — проследив за моим взглядом, прокомментировал Хомутов. — Они у нас тут, считай, поселились уже. Это их любимое место сбора во время прогуливания пар. Сколько себя помню, столько очередные прогульщики здесь восседают. Университет рядом. А мы, жильцы, не жалуемся. Бабулькам нашим подподъездным они материал для сплетен поставляют. Деток гуляющих не обижают. Иногда присмотрят даже, пока мамашка в соседний продуктовый сбегает. А мне эти студенты так и подавно на пользу: наглядное пособие для изучения современного мира. Где еще такое встретишь?
На этот раз откровенность Хомутова была как нельзя кстати. До рези в глазах таращилась я на студентов. Предположим, это они кричат что-то неприличное в полдень своего профессионального праздника. Но что именно? На каком месте? И как спросить об этом, не вызвав серьезных подозрений?
— Между прочим, посиделки здесь носят для них еще и мистический характер.
Хомутов, казалось, читал мысли и добровольно отвечал на все мои незаданные вопросы. Я готова была расцеловать литератора.
— Как интересно! — осторожно произнесла я, чтобы не спугнуть удачу и вместе с тем подтолкнуть Хомутова к дальнейшим рассказам. — Где же там мистика?