Переведя дух, я потянулся за чашкой.
Мадину исповедальный рассказ не устроил. Она склонилась вперед, оба локтя уперлись в стол, голос понизился до тонов, которые можно принять не просто за недовольные, а за угрожающие:
— В ту ночь у тебя вообще могло ничего не быть, твое «повезло» только подтверждает это, а ты обещал…
— И выполнил, что обещал.
Мои разведенные руки сотворили жест «сэ ля ви, дорогуша, ничего не поделать».
Голова Мадины несогласно мотнулась:
— Я просила историю, которая хоть как-то помогла бы в жизни новыми знаниями.
— А я про что? Очень поучительная история. С тех пор я практически не пью. Можно сказать — судьбоносная история.
— Не принимается.
— Остаюсь при своем мнении. — Я лукаво подмигнул: мол, подловила хитростью, хитрость же прилетела ответно.
— Мне нужно другое.
— Тогда бартер. В твоем тихом омуте уже водятся чертики. Меняю на них своих.
— У меня совершенно другое!
— Баш на баш. Или тоже рассказываешь об опыте в этой сфере, каким бы он ни был, или я сейчас же выпроваживаю тебя за дверь, считаю до трех. Два…
— Стой! Ты плут и мошенник.
— Сама такая.
— Кваздик, ты ведь понимаешь: если кто-то узнает…
— Кто-то, имеется в виду — кроме меня? А что ты ответила вчера, когда я предположил, что мои откровения могут уйти в народ? Дословно: «Слышал когда-нибудь, чтобы я трепала языком?» Я не слышал, и вот ты тут. Так же никто и никогда не слышал сплетен от меня. Будь это не так, вряд ли Гарун считал бы меня другом.
По щекам Мадины поползли пятна, довольно быстро покраснела и шея. У выбранной не по размеру футболки при наклоне отвисла горловина, и проявления внутренней борьбы продолжили движение дальше. Мой застопорившийся взор пришлось срочно уводить.
Родинка. Чертова родинка. Чертова девушка с чертовой родинкой на чертовой груди. Черт-черт-черт.
А ведь я зарекался не чертыхаться. А попробуй тут не. Вот и.
Мадина решилась.
— С похожим вопросом однажды я обратилась к Султану, ты видел его вчера на вечеринке.
Султан? Еще бы не помнить Султана. Окажись он чуть более адекватным и не бойся Настя в таком состоянии остаться с ним наедине, крепкий парниша с мутным взором уехал бы с девчонками вместо меня. И не было бы в моей жизни столь незабываемого начала лета.
На всякий случай я уточнил:
— Родственник, который домогался Насти?
— С какой стати ты его мне в родственники записал?
— Из парней присутствовали только друзья и родственники, вот и подумалось.
— Он другой нации и не больший родственник нам, чем ты. — Взгляд Мадины сверлил столешницу, что меня радовало: не люблю интимных откровений, если приходится смотреть в глаза. — Потому и выбрала. И по духу он мне ближе прочих: такой же безбашенный, но с диким самообладанием. Это качество бы нашему Шамилю, семья стольких проблем избежала бы…
— Мы сейчас не о Шамиле, — напомнил я.
Несмотря на бурю в душе и делавшую «ай-я-яй» деликатно устранившуюся совесть, которая издали с укоризной грозила пальчиком, взгляд упивался уютной белизной, тугой статью и выглядывавшими удивленными клювиками. И, естественно, гипнотизирующей, непередаваемо влекущей родинкой. Сердце отбивало походно-строевой марш, мышцы и нервы напряглись, и заворочались закованные в кандалы приличия дремуче-пещерные монстры. Мадина была шикарна и ни на секунду не давала забыть об этом.
— Султан сначала послал меня подальше, наехал с той же дурью, с которой носятся остальные. Я смиренно слушала и кивала, затем пошла с козыря. «Ты меня знаешь, — сказала я. — Упорства мне не занимать, мотивы сильные, намерения серьезные. Если мою проблему не решишь ты, завтра это сделает другой. Хочешь остаться в пролете?» В ответ я заработала пощечину. И не одну. Я ничего не рассказала брату и снова пришла в общагу, где жил Султан. — Мадина победно улыбнулась. — Там он еще раз провел воспитательную работу, даже синяки остались. Я не сдалась, показала характер, и в следующий раз все было по-моему. Султан сам позвал меня к себе, провел в комнату так, чтобы никто не видел, и без глупой застенчивости рассказал по моей просьбе все, что меня интересовало, а потом и показал, научив делать мужчине приятно. Можно сказать, это был мой «первый раз».
— Значит, он тоже твой «тайный герой»? — фыркнул я, вспомнив, с чего началось мое охмурение.
Мадина не приняла язвительности:
— Нет, просто он поступил по-мужски — дал слово и честно выполнил его. Теперь я кое-что знаю в этой области. Мало, но все-таки. Рассказать?
Мои руки сами вскинулись в останавливающем жесте:
— Не надо!
— Тогда твоя очередь, жду про настоящий первый раз, о котором помнишь.
Вот дотошная.
— Сразу после этого ты уходишь, — сказал я. — Договорились?
— Если снова не надуешь меня, то да, — весело согласилась Мадина.
— На первом курсе…
— Но ты же говорил… Обманщик!
— Не влезай с лишними претензиями и все поймешь, — буркнул я. — На день рождения друзья подарили мне девушку по вызову. Так это звучало с их слов.
Лицо слушательницы резко сморщилось, словно вместо меда ей подсунули хрен.
— Я только что въехал сюда, в эту комнату…
— Какая из кроватей твоя?
— Вон та. — Мой подбородок кивнул через отворенную дверь в сторону глухой стены.
— Фу, — сказала Мадина, отворачиваясь.
Понятно, что «фу» относилось не к внешнему виду спального места, оно выглядело намного лучше соседних. Просто у слушательницы разыгралась фантазия.
Я продолжил:
— Узнав, что у меня еще не было женщины, приятели решили это дело поправить, они скинулись на «подарок», перед моим приходом украсили комнату гирляндами, ироничными лозунгами и не совсем приличными рисунками. Мне закрыли глаза, девицу втолкнули в помещение, затем разрешили открыть глаза и оставили одних.
— И? — подбодрила Мадина.
— Девушку звали Каролина. Она старалась изо всех сил… но у меня ничего не вышло.
— Совсем? — Только что морщившееся лицо просветлело.
— Я не смог, хотя девица честно пыталась отработать плату.
В собеседнице поднялась волна смеси удивления и сострадания:
— Тебя настолько не интересует секс?
— Почему? Очень интересует. — Глаза предательски нырнули в провисший ворот чужой футболки.
Мадина заметила, ее губы растянулись в улыбке.
— Но ты не смог. Потому что за деньги, да? Не по любви, а по обязанности?
— Наверное.
— Бедненький…
Голые ноги скользнули на пол, и то, чего я опасался вначале, произошло: мои колени приняли растекшуюся теплом тяжесть, а на плечо склонилась чужая голова. Приникшая Мадина обняла меня вокруг груди.
— А ты снова надул меня, — высказала она с тихим смешком. — Попытка не засчитывается.
— Ты просила про один раз, получила про целых два. Мы более чем в расчете. Твоя очередь выполнять соглашение.
— Эти «целых два» — ненастоящий, который помнишь, и настоящий, который не помнишь. Несерьезно. Давай про самый настоящий.
Ее руки вдруг обрели твердость. Мне это не понравилось.
— Мадина.
— Что?
— Если не хочешь быть вышвырнутой с применением силы — оденься. Меня твой вид…
— Возбуждает?
— Нервирует.
— И только?
— Нервирует как раз потому, что возбуждает. — Чтобы не попасть в очередную ловушку, я бил правдой, никакие намеки и ложь не окажут столь же сильного воздействия. — Ты роскошна и соблазнительна, но у нас с тобой не будет ничего, что не умещается в понятие дружбы.
Через сопротивление я поднялся на ноги, прижавшееся тело повисло на миг, но ему пришлось опуститься на пол.
— Глупый. Тогда нам совершенно нечего будет вспомнить.
— А зачем? — спросил я.
Руки отдирали от себя прилипшее существо, но взамен одного щупальца вырастало другое. Мышцы отказывались работать в полную силу, собственный организм предавал меня, выступая на стороне противника. Противник это прекрасно чувствовал.
— Как зачем? Зачем люди тратят свои жизни на поиски радости и счастья?
— В обход совести ни одна радость не принесет счастья.
— Говоришь, как столетний дед. — Мадина по-прежнему не признавала слова «нет». Она привыкла добиваться своего. Любой ценой. — Кстати, а, например, оказанная другому помощь принесет счастье?
Соперница оказалась подкованной в словесных битвах, того и гляди, вырвет победу в споре, о котором буду жалеть всю жизнь. Впрочем, жалеть буду в любом случае, этот вывод лежал на поверхности, потому так много в мире Дон Жуанов и так мало святых. В святые я не стремился. И Божьего гнева не боялся, хотя небеса упорно испытывали меня на прочность. Они будто желали получить повод для такого гнева, я же просто хотел оставаться собой, балансируя между моралью и расчетом в лучшей из точек равновесия — в мире со своей совестью.
Столетний дед, говорит? Пусть так. Человек, который сумел столько прожить, редко ошибается.
— Мы договорились, что ты сразу уйдешь. — Борьба рук и тел продолжалась. — Еще минута, и я не выдержу. Уходи.
— С удовольствием задержусь на минутку.
Мелодия «Лезгинки» заставила обоих вздрогнуть. Мадина бросилась к сумочке, звонивший телефон взвился к уху, разговор пошел на своем языке. Пока одна рука держала трубку, вторая на ходу стаскивала футболку.
Моему стыдливо следившему взгляду нахалка успела даже подмигнуть.
Я был рад звонку.
Кажется.
Скажем так: частично. Сейчас, когда в ситуацию вмешалась судьба и решений от меня больше не требовалось, на душе стало пусто, как перед матчем любимой команды, который вдруг отменили.
Выиграл ли я этот раунд или проиграл? Непонятно. Совесть говорила одно, тело — другое. Время покажет, что важнее.
— Родные мотивы — родной крови. — По окончании разговора отключенный телефон полетел в сумочку, Мадина кинула в меня снятой футболкой и понеслась к брошенным вещам. — Гарун скоро вернется домой, нужно бежать.
Дверь в ванную, где она принялась одеваться, принципиально осталась открытой. Неуемная авантюристка поражала упорством в достижении целей. Направить бы его в благое русло…