Не думаю, что Султан считает себя проигравшим. Может, и мне не стоит пенять на русло? Ведет в приятную сторону, от меня ничего не требуется, просто плыть по течению…
— Помоги, — донеслось из ванной.
Извивавшаяся Мадина втискивалась в надеваемое через голову платье, руки стягивали его вниз по фигуре. Мне под нос выставилась спинка, где требовалось застегнуть молнию. Я молча вжикнул и сделал шаг назад. Мадина ожидала как минимум объятий, но приняла реальность, сборы продолжились. Затем прозвучало слово, всего одно, зато какое:
— Завтра.
Ощущение — меня забыли в криосауне.
— Что? — тупо спросил я.
— Не придуривайся. Встретимся завтра.
— Завтра меня не будет, уезжаю.
Метавшийся по квартире вихрь, подхватывавший куртку и сумку, на миг застыл, ресницы обалдело хлопнули:
— А послезавтра?
— Минимум на неделю.
— У меня есть твой номер, списала у Гаруна. Свой не даю, потому что брат иногда проверяет. Надеюсь, на звонки от неизвестных ты отвечаешь?
Уметь бы тоже так брать быка за рога, чтобы бык чувствовал себя глупо и безысходно и мощные копыта покорно топали на поводу в нужную сторону.
— Не уверен, что это хорошая идея.
— Вообще или имеешь в виду звонок от конкретной меня?
— Какая же ты умная плюс к тому, что красивая.
— Это ты обо мне еще не все знаешь.
Мадина обежала себя взглядом — все ли в порядке.
— Волосы не высохли, — напомнил я.
— Неважно. — Из ее сумочки появился головной платок, под которым спрятались последние улики.
На меня снова глядела гламурная фифочка, узкое платье подчеркивало дары природы, звал на безумства вызывающий взор, а плотоядный оскал обещал не выпустить живым. Кожаные куртка и сумка казались выпотрошенными жертвами. Лишь скромный головной убор нарушал композицию.
— На Хаде платок смотрится органичней, а тебе больше идут распущенные волосы, — сообщил я. Слово «распущенные» оказалось очень к месту. Как говорится, не в бровь, а в глаз. — Вообще, странно видеть тебя в платке.
— Скоро без него не увидишь.
Скоро вообще не увижу, подумалось с тайным облегчением.
Да, не увижу, уныло согласилось во мне что-то другое. А жаль. И какого черта, разве традиции приятеля, о которых пекусь — мои?
Мадина еще раз проверила волосы.
— Дома сразу пойду голову мыть, и никто ничего не заметит. — Ножки с красными ноготками вделись в туфли, а при открывании входной двери моих губ коснулся мимолетный поцелуй. — До встречи, Кваздик. Ты хороший и правильный, это правильно и хорошо, но нехорошо быть настолько правильным. Я над этим поработаю. Если успею. Не задерживайся у родителей.
Глава 6
После областного центра в нашей глуши оказалось тускло и тоскливо. Заняться нечем, пойти некуда. Первые впечатления от приезда улеглись, папа с мамой весь день на работе, сестренка трещала без умолку, сообщая новости, кто умер, кто женился, а кто из ее подружек с кем гуляет. До колик хотелось вернуться в самостоятельность, где никто не стоит над душой, а если встанет, то такого легко можно послать в пешее путешествие по известному маршруту. С близкими родственниками подобный финт не пройдет. Решение вновь уехать практически созрело, и тут раздался звонок на сотовый.
Номер не высветился. Рука тянулась к телефону, призывно светившийся экран рисовал в мозгу соблазнительные картинки. Я сдерживался из последних сил. С первой минуты приезда душу рвали сомнения: что делать, когда Мадина позвонит? Именно «когда», никаких «если», я уже понял ее непробиваемую натуру. Летящий самолет не остановить, его можно только сбить. Или сесть на борт. Вопрос: люблю ли я кататься на автобусе без тормозов? Такой подбросит до нужной точки со всеми удобствами, но это, во-первых, даже не такси, а общественный транспорт, с чем, к сожалению, не поспоришь, а во-вторых, напоминаю, без тормозов, без серьезных травм соскочить не получиться. Но главное не это. Не забота о себе, любимом, электромясорубкой прокручивала мне мозги в фарш.
Жизнь на Кавказе наложила отпечаток. Я жил двумя культурами и понимал обе. Каждая чем-то манила и чем-то отпугивала. Мне нравилась надежная патриархальность южных нравов, но одновременно нравилась легкость бытия у молодежи озападнившегося севера. С уважением относясь к одним традициям, я следовал более приятным другим.
Мадина сделала тот же выбор. Следует ли осуждать человека, который думает как я?
Все же, во мне что-то воспротивилось, и кнопка разговора осталась не нажатой. Но и сбросить звонок это «что-то» не позволило, чтобы для звонившего сохранялась интрига. Дескать, я не ответил не потому, что не хотел (ведь хотел!), а просто не услышал. Не перезвонил, потому что номер скрыт. В следующий раз, мол, обязательно отвечу.
Если это Мадина, следующий раз ждать себя не заставит. Хватит ли у меня воли?
Брошенная на телефон подушка не помогла, уши еще долго слышали крик далекой души даже после того, как он умолк. Чтобы не терзаться, я отключил телефон.
Еще один день прошел бессмысленно и бездарно. Вечером сестренка потащила меня гулять. Ей всего четырнадцать, а разговоры только о мальчиках. И мальчик, как выяснилось, уже имелся, во дворе нас поджидало нескладное чучело гороховое — в бейсболке и кедах, на джинсах дыр больше, чем ткани, поперек куртки надпись по-английски с примитивно тупым слащавым текстом. Парнишка сидел в круглой беседке, скрытой гаражами и деревьями. Идеальное местечко для молодежи, которая ищет уединения.
При моем появлении вид у пацана стал испуганным, что немного успокоило: опасности в нем не чувствовалось. Ненавижу дерзких и борзых, когда дело касается близких мне людей.
— Саня, это Захар, он почти на год старше, живет в соседнем доме и занимается каратэ.
Чтобы не отвечать на лишние вопросы, сестренка называла меня просто Саней. Родительское Ксаня напоминало ей Ксению, и я не возражал.
Парень недовольно протянул:
— Про каратэ не совсем правда, я только начал.
Честность — это хорошо. На правах брата, ответственного за порхающее рядом юное создание, я оглядел кавалера с нарочитой придирчивостью. Из-под кепки торчали темно русые патлы, уши оттопырены, лицо никакое. Именно так, никакое, и точка. Ни глупое, ни умное, ни наглое, ни забитое. Щеки, у сестренки во время разговора жившие собственной жизнью, пластичные и растягиваемые, как меха гармошки, у начинающего каратиста оставались неподвижными, словно гипсовые. Тонкие губы крепко сжаты — будто боялись, что вылетит что-то непрезентабельное.
С апломбом королевы двора Маша объявила непререкаемым тоном:
— Мы погуляем немного. Если что, скажешь родителям, что я весь вечер с тобой была?
Вот так. Растет сестренка. А я о чужих беспокоюсь.
— Машка, не в службу, а в дружбу, сгоняй домой за моим телефоном, я его под подушкой забыл.
— Хочешь с Захаром с глазу на глаз поговорить? Только не пугай сильно, у меня не так много ухажеров, как у Ирки Северцевой.
Вообще-то, позыв был другой, но о нем я никогда не сказал бы вслух.
— Беги, разберусь.
Захар с тоской проводил глазами умчавшуюся Машку.
— Нотации читать будешь? — скривился он, едва я приблизился.
— Зачем? Никаких проблем, вы оба взрослые люди, и сами все понимаете.
Металлическая беседка скрипела проржавевшей крышей, мы с Захаром сидели друг против друга на затертой круговой скамье и смотрели в разные стороны. Пахло краской (неподалеку древний дед красил балкон на втором этаже) и сигаретным дымом, безоблачное небо радовало теплом и штилем. Лето. Привычное. Родное. Чудесное. Я словно вернулся в детство.
Машка обернулась пулей, из открытой двери подъезда уже слышался приближавшийся топоток. Сестренка явно не хотела оставлять меня с поклонником надолго. По лицу Захара расползлась довольная улыбка, и я завершил речь:
— Только помни, что сестра у меня одна, и ты у себя один. Спасибо.
Последнее предназначалось бурно дышавшей Машке, протягивавшей мне телефон.
Двор пустовал, лишь у дальнего подъезда о чем-то срочном и невероятно важном судачили три старушки, около гаражей полная женщина выгуливала болонку, и вдоль пятиэтажки напротив нашей еще одна женщина, беременная, в джинсовом комбинезоне, медленно катила перед собой коляску. Асфальт дороги без бордюров сразу переходил в «клумбы», если так можно назвать участки под окнами, где росли березы и корявые кусты. Из соседней «хрущевки» истошный женский вопль позвал какого-то Федю, женщине ответил мальчишка из окна в другом подъезде: «Сейчас приду!»
Обычная жизнь. Ничего не изменилось. Впрочем, во времена моего детства звали Васю. Я не сомневался, что до темноты зов раздастся еще не раз, и каждый раз ему так же звонко ответят «Сейчас приду!» Меняются имена и фасоны одежды, но не провинциальные дворы. Любопытно увидеть это как бы со стороны. Представляю, как на мою жизнь студента в областном центре (бурлящем котле событий нашего региона) поглядел бы столичный житель. Наверное, он тоже не впечатлился бы. На ярко-белом серое кажется черным. Но радовало, что этот природный закон работал и в обратную сторону.
— Ну, мы пошли. Не забудешь, что обещал?
— А я что-то обещал?
Машка свела брови в одну ровную короткую полоску:
— Сказать родителям!
— В смысле — соврать, что ты была со мной?
— Ага. Не забудь.
Молодежь отправилась по своим молодежным делам куда-то за гаражи, откуда дорога через арку выводила в соседний микрорайон, а я включил телефон. Руки почему-то дрожали. Пульс бил в голову. История вызовов сообщила, что скрытый абонент перезванивал еще трижды, затем пришло текстовое сообщение с номера, который не шифровался: «Как насчет еще раз в картишки перекинуться? Мухлевать не буду, обещаю. Завтра после шести у меня».
Этот день оказался одним из самых длинных в моей жизни. Она, то есть жизнь, налаживалась.
Настя. Солнце нашего курса. Чувственному чуду стоило лишь поманить пальцем, чтобы у ног грохнулись штабеля желающих, а ей захотелось повторения со мной. В прошлый раз поддатой сокурснице изыски не требовались, всем остальным мой неутоленный энтузиазм обеспечил ее полностью. Выходит, я произвел впечатление, и лишние кило никакого значения не сыграли. У нее самой лишнего хватает, которое в определенные моменты совсем не лишнее. Пересмотренные фото заставили сглотнуть и опасливо рыскнуть глазами по сторонам.