В мое время во дворе в бутылочку не играли. Наши пацаны кардинально не сходились в подходе к развлечениям и составляли разрозненные группы по интересам, делясь на любителей спирта, спорта и компьютеров. Вместе они вставали только за честь двора. Дворовые девчонки были разновозрастными, одни таскали с собой мелких братьев и сестер и все время на что-то отвлекались, вторые крепко держались за своих парней, третьим категорически не нравились оставшиеся мальчишки, и они предпочитали кого-то со стороны. А с четвертыми никто не захотел бы целоваться даже под страхом смерти. Теперь я с недоумением смотрел, как парень моей сестры целуется с другой девушкой, а Машка относится к этому совершенно нормально. Не понимаю современную молодежь.
Нет, внутри у сестренки не все было в порядке.
— Хватит уже, сколько можно. — Под ногами целовавшихся она вновь запустила стеклянный волчок, отчего подвинутая парочка едва не завалилась набок.
— Не виноватая я, он сам пришел, — возвращаясь на место, отшутилась Даша фразой из старинного фильма.
Покрасневший Захар ладонью стирал с губ следы помады, Машенька надуто отвернулась от него.
Второй тур указал на меня и снова на Дашу.
— А я о чем говорю? — съязвила Наташа, глазами обрисовав гигантскую окружность, в которой подразумевалась удачливая подружка.
— Красоте требуются жертвы, как сказал классик. — Даша мгновенно возникла перед поднимавшимся мной, словно ее телепортировали.
Ростом мы оказались почти одинаковы. Близко посаженные глаза делали широкое лицо девушки еще шире, но при опускании взгляда иллюзия полноты терялась: плотно сбитое тело выглядело соразмерным и дышало женственностью. Чувственный, постоянно улыбающийся рот с удовольствием обтек мои губы. Ниже тыкнула грудь. Я мыкнул. Познакомившиеся языки оникнули. Игра местоимений оказалась чудесной. Превратившиеся в глаголы, они не дошли до вульгарности высказанного рыжим хорьком, но витали весьма близко к тем смыслам. Во мне поднялась теплая волна, губы и мысли стали горячими.
— Пардоньте, дайте и другим сыграть. — Сестренка с лукавой улыбочкой раздвинула нас, бутылка вновь раскрутилась.
Дыхание никак не выправлялось. Мы сели на места, но взгляды, словно магниты, нашли друг друга, серые глаза что-то выискивали во мне, мои рылись ответно.
Игра? Ну-ну. Если игра, то совсем не детская.
Данила думал с точностью до наоборот.
— Что за детский сад? — Он скривил губы, затем сплюнул. — Следующий тур давайте с объятиями.
Я с тревогой оглянулся на сестренку. Ее плечи виновато вздернулись:
— Это же просто игра, Саня, ничего серьезного.
Теперь выпало Наташе и Захару. Рыжий чертенок бодро соскочил с жердочки, тела прижались, руки обвились. Два лица слились, поедая друг дружку с жадным прихлебыванием.
— Достаточно. — Машка хмуро полезла с бутылкой на середину, не давая победителям тура насладиться моментом.
А я не сводил глаз с Даши. Она так же смотрела на меня. То, что происходило рядом, больше не трогало душу. Сестренка сама разберется с нерадивым дружком, ежу понятно (но, к сожалению, только не влюбленной малолетке), что он ей не пара. Во мне росло будоражащее возбуждение, в мозгу пульсировал вопрос: а надо ли куда-то ехать? Настя, это, конечно, Настя, златокудрый ангел грез, фантомная боль надеющегося организма. Однако, здесь тоже что-то взрывоопасное прорисовывается. Когда на тебя смотрят так, это всегда что-то значит. Любопытно одно: сколько лет рослой соблазнительнице, чей возраст на взгляд не определялся. Ныне встречаются пятиклассницы, которых не отличишь от студенток. Машенька, конечно, может иметь в подругах не только ровесниц, но мне не хотелось неприятностей, тем более по месту жительства. В этом плане Настя выигрывала в надежности, жар воспоминаний влек к известному, и Даше теперь придется постараться, чтобы принятое решение переменилось. Кстати, в данную минуту, на расстоянии вытянутой руки, его очень хотелось переменить.
— Ну? — Сестренка бедром пихнула занятых друг другом победителей.
Наташа не пожелала отлипать от покорно опустившего лицо и руки Захара.
— Надоела ты со своей ревностью, — объявила она Машеньке. — Не хочешь играть — хотя бы другим не мешай.
В раздражении ее хлипкая фигурка расправила крылышки и вспорхнула на любимый насест.
А стеклянный указатель остановился на мне.
— Ну, Саня, готовься. — С улыбкой сестренка вновь раскрутила бутылку.
И опять горлышко, как заколдованное, уткнулось в мою ногу.
— Не понял. — Я обернулся к Машке, которой правила, к сожалению, хорошо известны. — Пропускаю, что ли? Или самого себя целовать?
— Один момент…
Зеленый снаряд вновь поднял пыль, превратившись в юлу. И в третий раз ткнул в меня перстом судьбы.
Захар осторожно напомнил:
— Правила бывают разные: кто-то вертит еще, у кого-то выбранным считается следующий по часовой стрелке…
Даша встрепенулась, взгляд с надеждой обежал приятелей: именно она сидела через проход слева.
Встряла Наташа:
— Нечто необъяснимое — рок или Бог — указывает нам на героя дня. Пусть он сам выберет, кого хочет.
Она поелозила бедрами по перилам, выставленные коленки упрямо глядели на меня. Кривизна тонких ног даже в сведенном виде не скрывала спрятанного. Скорее, намекала и предлагала. Рыжая бестия изо всех сил привлекала мое внимание, показывая, что не на ту запал, что рядом есть возможности не меньшие, пусть они и прячутся в глубине. Дашины прелести сами лезли в глаза; казалось, что любой ветерок их колышет, а случайная встряска приведет к большому землетрясению. Рыжей стервочке приходилось доказывать, что она тоже соблазнительна. Хиленькие плечи переходили в маленькую грудную клетку, славную тугими пупырышками, которые казались такими исключительно из-за присутствия рядом объемистой рослой подруги. Из-за худобы сложение Наташи казалось больше детским, чем женским, но тощие ноги и узкий таз — тоже шарм своего рода, если им правильно пользоваться. Вот Наташа и старалась. Честно говоря, я назвал бы ее красивой, если б не оценивающее выражение риэлтора, делавшее лицо неприятным, а красоту сводившее на нет.
Между тем, все ждали моего решения.
— Выбираю сестренку.
Я склонился к Машеньке и чмокнул ее в гладенькую прохладную щечку.
Машка воссияла новогодней елкой: как же, ее признали самой-самой в данной компании.
— Извращенец, — проворчала Наташа, поиграв краем юбки, словно проветривая. — Выбирать для интимных игр родственницу — это инцест. Если не хочешь, чтобы о вас поползли слухи…
Машенька побелела.
— Правда, Саня, это неправильно, — просительно протянула она. — Мне приятно, но выбери другую.
— Он уже выбрал и поцеловал, — с пакостливым удовольствием констатировал Данила.
— Давай я тебя так же поцелую, и ты скажешь, считается это или нет, — отбрила Машенька.
— К тому же, он не обнял, — тихо добавила Даша.
Наши с ней взгляды снова пересеклись. И зацепились. Заискрило. Меня будто краном подняло, ноги сами шагнули вперед, руки призывно поднялись.
— Тогда выбираю Дашу.
— О-о, да тут новые отношения складываются. — Наташа закончила игры с юбкой, колени, наконец, соединились, взор потускнел.
Объятия получились самыми настоящими, поцелуй — яростным, сладким и многообещающим. Тела проснулись, сознания поплыли. От наших действий распалились зрители. Донесся голос Данилы:
— Давайте разнообразим. Со следующего раза выбранная девушка будет сидеть на коленях парня.
Оторваться от нежелавшего свободы мягкого счастья было трудно, но я справился. И покосился на сестренку. Так дело не пойдет, пора прекращать провокации. Одно дело мы — взрослые и те, кто уже почти, и совсем другое — всякие шмокодявки, у которых на губах молоко не обсохло. Умненькая Наташа перехватила взгляд и что-то шепнула Даниле.
— Молодежь, вы же куда-то шли, пока нас не встретили? Вот и идите, не мешайте дядям и тетям.
Машенька надула губки, зато Захар вскочил с радостью. Они поднялись демонстративно медленно, чтобы оставшиеся почувствовали всю глубину их возмущения и своего морального падения, и, наконец, отбыли. В беседке осталось четверо: я, Данила, Даша и Наташа.
— Даша, крути, — распорядился Данила.
Как я уже понял, ни Даша не была его девушкой, ни Наташа, при этом лихая троица прекрасно чувствовала себя вместе, пока не появился я. Теперь девушки боролись за внимание нового кавалера, а недавний баловень судьбы ощутил себя обделенным.
Видимо, в его голову пришла некая мысль, потому что он незаметно пошептался с девчонками, и обе нехотя кивнули.
Игра продолжалась. Теперь со стороны Данилы неприятия не было, он словно подталкивал меня к более откровенным действиям.
— Везунчик, — сказал он, когда при второй раскрутке горлышко остановилось около меня после застывшей в нетерпении Наташи, на которую оно указало первой.
То, что недавно висело на жердочке прикрытое розовым и, после ухода Маши и Захара, лишь на минуту распласталось по деревянным доскам круговой скамьи, превратилось в вихрь, налетело и оседлало мои колени. Моя шея попала в капкан, а чужой рот показал все, на что способны он и все другое, столь близко со мной еще незнакомое. Мои руки машинально сошлись в ответном объятии. Даша презрительно скривила губы, но глаз не отвела. Распыляясь под напором Наташи, я одновременно косился на вторую игрунью, которая вдруг улыбнулась и послала обнадеживающий воздушный поцелуй: «Все понимаю, и на все эти потуги найду, чем ответить». У меня вспотела спина.
Пусть по сравнению с мальчишками двора я выглядел мешковато, зато весомо и солидно. Понимаю, почему вызвал ажиотаж. Имейся выбор, мне никогда не достичь такого успеха, но на безрачье и креветка омар. Как же приятно оказаться в нужное время в нужном месте.
Бутылка вновь закрутилась, рыжий торнадо вернулся на место, а Данила вдруг резко вскинул голову. Я тоже обернулся. Возвращались Машка с Захаром, и делали они это максимально быстро. На обоих лица не было, они почти бежали, изо всех сил стараясь сохранить достоинство и не превратиться для окружающих в испуганных детей, которыми, в сущности, быть еще не перестали. Машенька едва не ревела, а кавалер мог спрятаться на фоне машины «Скорой помощи», ес