— Ну, дура-а-ак… — Тимоха отдирал от себя Фильку и пытался высвободиться из моих тисков. — Она же не против, чего бы тогда заявилась к стольким мужикам?! А он ей не дает развернуться в полную силу!
Гарун удостоверился, что Игорь с Артуром не вмешаются, и с ним вдвоем мы утихомирили Тимоху. Тот еще что-то бурчал под нос, когда облитого с ног до головы его вытолкали на кухню, где он вроде бы успокоился.
Мокрая Мадина заперлась в ванной, я собирал по комнате и поочередно передавал ей одежду, Гарун присматривал за руинами праздника. Настроение упало в ноль. Сумочку сестры брат мог узнать, пришлось запихнуть ее в пакет, на дне которого оставались какие-то тряпки. Когда Мадина, наконец, собралась, я провел ее в прихожую и кивнул Гаруну:
— Оставайся, моя кровать в твоем распоряжении.
— Я тоже провожу, вдвоем безопасней.
— Гм. Я хочу проводить один, понимаешь?
Друг вскинул открытые ладони:
— Понял, умолкаю. До утра не ждать?
— Если вернусь, лягу на Валькино место.
Гарун с удовольствием плюхнулся на кровать, Тимоха так и не вышел с кухни, Артур с Игорем огорченно переглядывались. Филька лежал на своей кровати ничком, уткнувшись лицом в подушку.
— Еще одно такое приключение, и куплю краску от седины, — сказал я, как только дом с веселой квартирой остался позади.
До тех пор мы молчали. Пульс по-прежнему напоминал работу отбойного молотка, в одной руке были вещи, вторая поддерживала спутницу, что все время норовила споткнуться или за что-нибудь зацепиться. Ее мысли и чувства тоже находились не здесь.
Что-то часто я стал гулять по ночам. И всегда ведь получается по делу. Откуда у меня взялись дела по ночам? Раньше их почему-то не было.
В столь поздний час обычные прохожие встречались редко и, большей частью, обходили нас стороной, а от необычных, типа пьяных на кураже и незаконопослушных, судьба хранила. Но назвать улицы безлюдными было бы неверно. Собственно, ночь в большом городе — это и не ночь в прямом смысле. Большой город, к которому я относил наш областной центр, не спит ни днем, ни ночью. Дорожники при свете фар чинили прореженный за зиму асфальт, молодежь спешила в клубы или из клубов, гуляли влюбленные, возвращались с работы или из гостей компании и отдельные личности всех видов и характеристик. Уличные фонари показывали дорогу и зорко следили, чтобы с ночными работниками и гуляками ничего не случилось. И все же по сравнению с днем людей было меньше в разы. Накрывшая город тьма ограничивала видимость, визуально это уменьшало количество странствующих в ночи до считанных единиц.
Двумя такими единицами, сведенными обстоятельствами, были мы с Мадиной. Впрочем, для окружающих, если бы кто-то всмотрелся, она оставалась копией американской актрисы — яркой блондинкой в туфлях на высоком каблуке, опасно короткой юбке и легкой куртке, из-под которой виднелась неприлично прозрачная блузка. И только мне, идущему рядом, было заметно, что лицо и волосы ненастоящие, а блузка и юбка прилипли к телу, так как надеты поверх выжатого, но оставшегося влажным белья.
Вместе с многоэтажками на границе микрорайона кончились и фонари. Район старой застройки чередовал заброшенные здания, деревянные дома и темные ряды гаражей. Выбрав удаленный от света проулок, Мадина оглянулась по сторонам и юркнула в темноту.
— Ты куда? — Я хвостиком последовал за ней.
Если в ответ раздастся «В туалет», то я буду не только выглядеть, но и чувствовать себя полным придурком. А еще на долгое время останусь поводом для насмешек. Уж кому, как не мне, знать, как прилипают прозвища.
Нет, пронесло, Мадина всего лишь решила привести себя в порядок. Первым делом она освободилась от маски.
— Мерзость. — Резина с париком полетели в пакет. — Лицо сопрело.
— Сопрело — не беда, а что с ним было бы, если б твой брат…
— Не надо, меня до сих пор трясет. Подержи.
Мне в руки упала снятая курточка.
Еще раз удостоверившись, что поблизости никого нет, Мадина содрала с себя все, вплоть до последнего. Меня в понятие «кто-то посторонний, кого следует опасаться или стесняться», спутница не вносила. Вроде бы приятно, а с другой стороны обидно. Словно не мужчина. Хотя… Вызывающие позы и соблазнительные движения — для кого они, если не для меня? Стриптиз для единственного зрителя, если называть все своими именами.
Вслед за маской в пакет отправилась расстегнутая и стянутая с рук блузка, спущена через ноги узкая юбка, расстегнут лифчик…
В глаза бросилась родинка. Половина сегодняшних бед — из-за нее. Не будь этой злополучной, приковывавшей взор, бесовской родинки, и Гаруну не пришло бы в голову олицетворять с прячущей глаза блондинкой родную сестру. И лучше бы мои сокомнатники любовались остроносой грудью без примет, чем сочными складочками под золотым пушком.
А вот, кстати, и он, тщательно ухоженный, подготовленный к возможным приключениям. Здрасьте вам еще раз. Как поживаете? Что-что? Желаете поздороваться за руку? Нет уж, увольте, мои руки из-за вас едва с чужими лицами не познакомились, а зубы и нос — с посторонними кулаками. Можете кривляться, можете отворачиваться, пока хозяйка запихивает в пакет ваш намордник, но мне вы интересны не более как с эстетической точки зрения. Каким бы вы ни были, внешне вы симпатичны и притягательны, но сегодня не ваш день. Да-да, я уверен. Уверен, говорю. У-ве-рен. Согласен, звучит крайне неуверенно и абсолютно неубедительно, и тем не менее повторяю: я уверен. Если нужно подтверждение, то вот возьму и отвернусь. А-а, испугались, не хотите, чтобы я отворачивался? Честно говоря, и я не хочу, но если вы меня вынудите, у меня хватит сил это сделать. Во всяком случае, я надеюсь на это.
Пока я разбирался в своих ощущениях, пакет с использованными вещами на время был поставлен на землю, из сумки извлечены смятое платье до пят и белье намного более ханжеского вида, чем снятое. Новые вещи на миг замерли в руках Мадины, она выпрямилась. В моем взгляде, что ли, несмотря на темноту, что-то заметила, или женская интуиция сработала?
— Созрел? — Мадина указала на свое тело, затем на меня.
В темноте — он и она, они одни, она обнажена и хочет его. Казалось бы — что тут думать?
Именно, что лишь казалось. Мудрость предков говорит: когда кажется — креститься надо.
— Созрел. Чтоб кое-что понять. Дружба дороже любых приключений. Больше не обращайся с такими предложениями.
Сказать такое вслух оказалось сложно, но я справился.
На душе полегчало.
— А с какими обращаться?
— Помочь или спасти, остальное не ко мне.
Пожав плечами, Мадина змеей скользнула в расправившееся вниз по фигуре платье.
Я смотрел, как она одевается. Она делала это для меня. Еще одно шоу. Последнее. В него вкладывались все силы. Насколько я понял, Мадина не умела проигрывать. Не в том смысле, что это ее расстраивало, вовсе нет. Она просто не смирялась с поражением, билась до конца, даже когда не оставалось ни единого шанса.
— Застегни. — Она повернулась ко мне спиной.
Вот это я с превеликим удовольствием. Пусть на душе кошки скребли и гадили, но пойти наперекор совести я не мог. И так чуть не сломался совсем недавно. И чем это могло кончиться?
Все же совесть нам дана не в нагрузку к самодостаточному комплекту. Обычно она только мешает, но иногда человека спасает именно совесть. А если говорить не про тело, а про душу, то и говорить, собственно, не о чем.
Под платьем у Мадины не было ни трусиков, ни лифчика, это бросалось в глаза. Интересно, что скажет Хадя на такой вид вернувшейся среди ночи сестры.
Я кивнул на выпирающие соски:
— Как на это Хадя отреагирует?
— Мне важно, чтобы ты реагировал.
Не сдается, паршивка, борется до последнего. Бойца я в ней уважал. Женщину — нет.
Удивительно. Была бы Мадина из другой семьи или, например, не знал бы я, из какой она семьи, и все было бы по-другому. Я бы не артачился, а отбиваться от излишней назойливости пришлось бы партнерше. И между нами наверняка бы уже все произошло. И не раз.
Но я знал семью Мадины, знал ее брата и сестру. Это меняло все.
Молния вжикнула, Мадина выждала несколько секунд, словно еще на что-то надеялась, и обернулась.
— Готова? — Я отступил на шаг.
— Готова.
— Пойдем?
— Пойдем.
Никогда не думал, что лаконичность так радует. Не разговор, а сказка. Ну, это, конечно, по сравнению с прежними разговорами.
Мадина взяла меня под руку, мы двинулись в сторону ее дома.
— Кстати, по поводу «обращаться с предложениями помочь или спасти». — Она сделала голос мягче, в нем пробилась бархатная хрипотца. — Сегодня ты помог и спас. Значит, обращение было по адресу.
— Не играй словами. Все, что касается приключений, отныне — не ко мне.
— А если что, ты по дружбе поможешь мне с алиби, если я найду приключения в другом месте?
— Мадина!
— А что? Здесь сразу и помощь, и спасение, все, как ты сказал.
Я отбросил ее руку и пошел рядом в полуметре.
Она вновь схватила меня под локоть, о плечо потерлась ее ластящаяся голова:
— Шучу, непонятно, что ли? Какой ты суровый.
Ночной город тихо гудел, как успокаивающийся улей, пчелки готовились к новому рабочему дню. Бедовая спутница держала меня под руку, но в освещенных местах или вдоль тротуаров, где нас могли увидеть, отходила на достаточное расстояние, чтобы у возможных свидетелей даже о нашей дружбе мыслей не закралось, не говоря о большем.
В одном из тенистых переходов Мадина поделилась:
— Во время танца Гарун шептал, что если хочу сбежать от скучных чудиков, то некий настоящий мужчина сделает все, чтобы настоящая женщина об этом не пожалела.
— Теперь понимаешь, почему брат пользуется успехом у женщин?
Мадина фыркнула:
— Между прочим, сегодня его прокатили.
— А у компании, из которой ты возвращаешься, такое «сегодня» — ежедневно.
Ко мне сочувственно прижалось девичье тело.
— Просто вы себе цены не знаете.