— Брату тоже за все «спасибо» говорила?
— Ты не брат. — Она снова не знала, куда девать глаза. — Ты как брат.
— Давай договоримся: спасибо скажешь один раз, когда все удачно закончится. Тема закрыта.
— Спасибо.
— Не пойдет. О чем мы только что?..
— Э-э… хорошо, Кваздик.
Пакеты с продуктами заняли место у холодильника, я еще раз окинул взглядом жилье. На первое время все есть.
— Ключи пока будут только у меня, завтра на всякий случай сделаю дубликаты.
— Я не собираюсь выходить.
— Повторяю: на всякий случай. — Обуваясь в дверях, я протянул Хаде купленный телефон с большим экраном. — Кроме меня номер никто не знает, поэтому любые чужие звонки для тебя не существуют. И зарегистрируйся в соцсетях под новым именем — появится дополнительный вид связи, чтобы твой голос меньше светить.
— Я не пользуюсь интернетом. Брат не разрешал.
— Придется научиться. Не справишься — помогу. Сюда буду заходить раз в день, под вечер, чтобы все видели, что в квартире живут. Не сильно потревожу? Может, лучше только на выходных?
— Нет-нет, я с ума сойду в одиночестве. Приходи… почаще. — Хадю пронзил очередной приступ смущения, ввергнувший в молчание на все время, пока я шнуровал кроссовки. Затем она испуганно огляделась. — А если кто-то придет?!
— Не открывай.
— А если полезут воры?
Надо же. К примеру, я, мужчина, о таком не подумал.
— Если кто-то решит, что в квартире пусто, и начнет возиться с замком, пошуми — воры-домушники не любят статьи «грабеж», а настоящие грабители идут туда, где заранее известно, что оно стоит риска. Не думаю, что сюда кто-то полезет. И все же постоянно держи телефон под рукой, создай на нем быстрый набор моего номера в одно касание.
— А если придут хозяева? У них остались ключи?
— Наверняка. — Я задумался. — Если ничего не случится, без меня они прийти не должны. Значит, случиться ничего не должно. Тогда они не придут.
Звучало логично, и все же Хадя переспросила:
— А вдруг?
— На родственницу ты не похожа, на однокурсницу, что пришла позаниматься, тоже. Давай, ты будешь моя девушка?
Взгляд Хади убежал в сторону.
— Нет.
— Тогда домработница.
— Это лучше. — Она выдавила натужную улыбку: — На правах домработницы требую, чтобы ты приходил сюда есть. Обещаю, что не разочаруешься.
Ее глаза вспыхнули, на бледном лице вновь появилась жизнь. Создалось ощущение, что у Хади появился смысл жизни. А через миг он вновь потерялся:
— Продукты стоят денег…
— Это не твоя проблема. — Я посмотрел на нее столь же жестко, как в моменты недовольства смотрел брат. После убийства Гаруна обязанности брата перешли ко мне, пусть Хадя еще не осознала этого до конца. — Мне во временное владение досталась машина, в свободное время буду подрабатывать.
Пара звонков — и этим же вечером меня взяли в службу такси. Условия понравились. Зарплата особо не баловала, зато заказы приходили на телефон, и выбор, браться или нет, оставался за мной.
Следующий день я посвятил новой работе. Первые заказы принесли первый заработок и первый опыт. Ориентироваться в городе помогал телефонный навигатор. Верить ему во всем не следовало — в отличие от заявлений бездушной железки с приятным голосом кое-где проехать было невозможно, а ничего хуже, чем выбираться из тупика задним ходом, для меня на сегодня не существовало.
Ближе к вечеру источник заработка и нервов подрулил к подъезду подопечной. Когда ключ провернулся в замке, внутри послышалось метание, и глазам предстало запыхавшееся чудо на ножках, по щеки закутанное в покрывало. Из белого свертка виднелись только маленькие миленькие ступни снизу и глаза с макушкой сверху.
— Прости. Когда готовила — запачкалась, а запасной одежды нет. — Хадя виновато пожала плечами, нежный подбородок указал в сторону ванной: — Грязная одежда замочена в тазиках, а стирать, пока ты не придешь, я не решилась. Ванну и душ без тебя тоже принимать не буду, по бурному сливу соседи могут узнать, что внутри есть посторонние.
Даже о таком подумала. Молодец.
Порадовала фраза «Ванну и душ без тебя принимать не буду». Вернее, умилила непреднамеренная двусмысленность прозвучавшего. Само собой, Хадя не имела в виду ничего такого, но картинка нарисовалась…
О чем думаю?! У нее брат с сестрой погибли, а у меня одни фривольности на уме.
— Что тебе купить из одежды? — Я вновь потянулся к дверной ручке. Проблемы нужно решать незамедлительно. — Напиши список.
— Ничего не надо. Но если найдутся какие-то старые вещи, ножницы, иголка и нитки, я сделаю все сама.
У меня в голове всплыл вопрос о нижнем белье. Высказать такое вслух я не решился, вместо этого вывалил на кровать свои перевезенные сюда тряпки:
— Все в твоем распоряжении.
— Спасибо. Одну минуту.
Ровно через минуту из ванной выглянуло обворожительное видение в штанах, удачно сошедшихся на широких бедрах, и застегнутой на все пуговицы мешковатой рубахе навыпуск, надетой на футболку.
— Можешь не верить, но тебе идет, — сказал я.
Хадя смущенно жалась, для нее этот поступок равнялся подвигу. Похвала пришлась кстати.
— Ты не приехал на обед, — донеслось едва слышно.
— Я пришел на ужин.
— Мы договорились, что я буду готовить, а ты приходить. Приходи, пожалуйста. Даже на завтрак. Я не против. — Она помолчала несколько секунд. — Так я перестаю чувствовать себя обузой.
— Мы закрыли эту тему!
— А вдруг все это продлится долго?! Вчера я написала письма родителям и главе диаспоры, там все, как было по-настоящему, но не знаю, нужно ли отправлять. Мне, конечно, как-то помогут, но поверят ли? Одних слов недостаточно.
— Родители поверят. Не могут не поверить.
— Я говорю не про них, они далеко.
— Не поверят тебе — поверят мне, я живой свидетель произошедшего и подтвержу где угодно…
Хадя опустила глаза.
— Вот именно. Живой. Пока.
Настроение сразу упало.
Из принесенных продуктов Хадя забраковала колбасу:
— Не покупай больше. Еще не надо фарша, котлет и других полуфабрикатов. Просто мясо, а я сама все приготовлю.
— Прости, забыл.
Я виновато развел руками. Казалось бы, чего проще: не брать ничего, что хотя бы в принципе содержит свинину, но если долго живешь в отрыве от чужих традиций, о простом правиле забываешь.
Сегодня меня потчевали хинкалом. Не хинкали, родственниками пельменей, кое-где по лингвистическим традициям сокращенными на последнюю букву. Дагестанский хинкал — это сразу первое и второе блюдо, его подают с особенным соусом, и хотя в основе лежит обычный набор мяса и теста, но это как с одеждой: модельерами берется одна и та же ткань, а дальше у одних получается продукт высокой моды, у других — барахло для продажи на рынке.
— Нравится?
— Словно в детство вернулся.
— Спасибо.
— Тебе спасибо.
— Нет, тебе. Если бы не ты…
— Хватит.
Доедали молча.
Я потребовал:
— Давай письма. Которое родителям — отправлю, а второе лучше передать напрямую. Кому и куда?
По щекам Хади поползли розовые кляксы.
— Пока не надо. Потом. Я еще не уверена.
— Поздно не будет? — Я поглядел на сгущавшийся сумрак за окном. — Кстати, в прямом смысле поздновато, мне пора.
— Подожди! — Хадя вскочила. — Я хотела постираться!
— Могу помочь.
— Еще раз такое скажешь, останешься без домработницы. Ты сам где стираешься?
— У себя.
— Неси все сюда. И только попробуй увильнуть. Я запоминаю, в чем ты ходишь, и если хотя бы один носок пройдет мимо моего таза, этот таз будет на твоей голове!
Мы вели себя, словно были семьей. Меня это странно возбуждало. Возможно, что не только меня, но чтобы вытащить такую правду из Хади, пришлось бы ее убить.
На следующий день я приехал к обеду. Пакеты едва протиснулись в дверь.
— Принимай, хозяйка!
— Я не хозяйка.
Хадя вновь щеголяла в моей одежде. Кажется, ей нравилось. Мне тоже.
— Классно выглядишь. Обед будет?
— Я же обещала.
— Значит, ты хозяйка.
Сегодня меня вновь кормили на убой. Еще немного такого питания, и лишние килограммы станут основными, а лишним стану я.
— Не нравится? — всполошилась Хадя, когда в отодвигаемой тарелке осталась половина щедро отмеренной горы.
— Много. Мне столько не осилить.
— Понимаю, я слишком расточительная. Это все очень дорого.
— Не в том дело. Все просто изумительно…
В глазах напротив собирались слезы.
— Хадя, ты чего? Мне очень нравится, как ты готовишь, но столько съесть невозможно физически.
Иногда дружеское объятие говорит больше слов, но поднятая рука замерла на весу. Хотелось погладить или хотя бы успокаивающе потрепать за плечо, однако — передо мной горянка. Прикосновения допускались исключительно в качестве форс-мажора, когда другого пути нет. Сейчас он был. Я продолжил говорить.
— Ты очень хорошо готовишь.
В ответ раздалось очень тихо, словно Хадя не хотела, чтобы ее расслышали:
— Мне нравится для тебя готовить.
Она отвернулась. Виден был только затылок, к нему я и обратился:
— Нравится — готовь. Только одно пожелание: делай порции меньше.
После еды я попросил телефон, пальцы забегали по экрану, создавая новый аккаунт.
— У многих твоих земляков есть странички, следи за ними, можешь узнать что-то полезное. Ах, да. Иди сюда.
В приказном порядке я усадил Хадю рядом на кровать, поскольку больше негде было разместиться с удобством, а без удобства нельзя, времени уйдет немало.
— Интернет. Урок первый.
Это были счастливейшие часы моей жизни. Я обучал Хадю, на кухне ждал отменный ужин, в кармане лежали заработанные собственным трудом деньги. Робкий взгляд постепенно превращался в заинтересованный, Хадя забывала о прошлом и настоящем, уходя в открывшийся новый мир, иногда мы даже касались друг друга руками или бедрами. Хотелось, чтобы это длилось вечно.
В одном свертке, который я ногой задвинул подальше, лежали купленные для Хади вещи: пара футболок, халат, носки и, главное, три комплекта женского белья разного стиля. В магазине с ними пришлось помучиться: