— Примерно вот такое, девушка. — Мои пятерни показывали продавщице требуемый объем, а она почему-то хихикала. Я сам готов был сквозь землю провалиться. Однако, бюстгальтеры в конце концов заняли место в пакете, дело дошло до второй части. Хорошо, что Хадя вчера надевала мои джинсы. Мои лишние килограммы почти совпали с объемом женственности маленькой красавицы, и новый взрыв хохота сотряс магазин, когда я попросил женских трусов размером как для себя.
В пакет Хадя все-таки заглянула. На меня метнулся взгляд, сразу убежавший в сторону. О содержимом пакета мы ни разу не заговаривали, будто его не было, но покупками Хадя пользовалась. По квартире она чаще всего ходила в моем спортивном костюме, где пришлось закатывать штанины и рукава, иногда его сменял набор джинсы-рубашка. Ножницы и иголка ничего не тронули: зачем перешивать, если можно подвернуть?
Халат применялся только после ванны, когда вымывшаяся Хадя выходила ко мне, сидевшему в интернете. Будучи женским, только до колен, халат казался ей вызывающим. Дескать, из-под него торчат ноги. С моей точки зрения — не торчат, а чуть-чуть и весьма красиво виднеются, но показавшись в нем впервые, Хадя едва не сгорела со стыда. Мне удалось заверить, что это более чем скромно с современной точки зрения, из интернета были приведены примеры, и неловкость немного сгладилась. Зато возникла другая. После того, что выдал поисковик, Хадя долго не могла поднять на меня взгляд.
Побежали чудесные дни. Уроки, трапезы, иногда поочередное мытье, стирка, затем прощальное чаепитие — и я отбывал на побывку в казарму-общежитие. Какими еще словами охарактеризовать недавно называемое домом, после того как обрел новый? Именно. Место, где счастлив, куда стремишься, откуда не хочется уходить — что это, если не дом?
От заказов я нос не воротил, брался за все. От разбоя и аварий судьба хранила, иногда попадались щедрые клиенты, и достаток плавно рос — работе, как-никак, отдавалась основная часть суток. Но ведь она себя оправдывала! Хватало на все: на продукты, на кое-какие презенты и даже откладывать понемножку.
Хадя по-прежнему стеснялась меня. Находиться с ней было приятно, но о легкости и беззаботности приходилось мечтать. В карих глазах постоянно присутствовали боль и страх. Несколько раз я предпринимал попытки как-то порадовать свою подопечную, хотелось отвлечь ее, сделать приятное. Увы. Принесенные цветы вызвали нездоровую дрожь:
— Зачем?! Я поставлю, потому что вернуть нельзя, а выбросить жалко и неблагодарно, но сделаешь так еще раз — выброшу. Домработницам цветы не дарят, твоей девушкой я быть не могу, а сестер цветами балуют разве что на восьмое марта.
Насчет «моей девушки» резануло по живому. Эта мысль подспудно закрадывалась, как логичное завершение вынужденного сожительства. И разве я против? Это же больше, чем в самых сокровенных мечтах! Сколько раз я сравнивал других девушек именно с Хадей, как с образцом, к которому стремилась душа. Это был эталон, недостижимый другими идеал. И сейчас он был рядом.
В ответ мне постоянно тыкали бездоказательным аргументом, что это невозможно. Что же, навязываться не собираюсь, и если напарнице не нравится тема, настаивать не буду. Горянка с суровым воспитанием действительно не годилась в подружки для веселого времяпровождения. Но разве роль подружки — единственная в мире?
Копать так глубоко пока не стоило, и Хадя, наверное, права. Время — самый мудрый советчик.
Однако в присутствии женщины, к которой тянется душа, не быть мужчиной я просто не мог.
— У тебя есть мечта?
Суетившаяся на кухне Хадя моргнула, щеки покраснели, лицо резко опустилось.
— О ней никто никогда не узнает.
— Почему? Вдруг кто-то поможет в воплощении?
— Кто-то — это ты? — Она вымученно улыбнулась. — Нет, пусть мечта останется со мной.
— Зря. — Что ж, зайду с другой стороны. — Чего тебе не хватает?
— Меня все устраивает.
— Речь не о том. Например, ты скучаешь по дому? Глупый вопрос, спрошу по-другому. Что напомнило бы тебе о доме?
— Солнце. Горы. Море.
— Ответ принят. — Я вновь погрузился в интернет, словно ничего важнее новостей и фотоприколов не существовало.
— К чему ты спрашивал?
— Забудь, просто к слову пришлось.
— Интриган.
Мы поели, затем Хадя стирала, и когда тема вроде бы забылась, я набрал воздуха для нового подхода.
— Затрону одну скользкую тему, не обижайся. Ты на пляж ходила?
— У нас все когда-нибудь ходили на пляж. Как по-другому, если живешь на побережье? Я и плавать умею. Почему ты назвал этот вопрос скользким?
— В какой одежде ты купалась?
Хадя поняла причину любопытства.
— В купальнике. Не в бикини, конечно, а в обычном закрытом купальнике. Думаешь, если я тихая и незаметная, то всю жизнь в запертой комнате провела? Я современный человек, а если придерживаюсь традиций, значит они мне комфортны. Ты живешь по одним правилам, я по другим, разве нам вместе от этого плохо?
— Прости. Мне хорошо.
Хадя смутилась.
— Это ты прости. — Порозовевшее лицо вновь спряталось от меня. — Мне тоже хорошо. Поэтому не надо… слишком.
— Постараюсь. Просто не всегда понятно, что уже слишком.
— Я тоже понимаю поздно, когда уже больно. Поэтому ты старайся, а если не всегда будет получаться — я пойму. Ты же от всего сердца, я вижу.
— Спасибо, что видишь. Для меня это важно.
Трудно разговаривать о подобном с человеком, у которого граница неприятия того, что мы политкорректно называем жизнелюбием, заканчивается там, где у других только начинается. Но сам факт разговора порадовал.
Письмо на Кавказ ушло из другого города, куда понадобилось везти клиента. Из-за этого мной был пропущен обед, но предупрежденная через соцсеть Хадя не протестовала. Отправленное письмо — первый шаг к реабилитации, к возможности без страха гулять по улицам и жить где хочешь. Хадя делала вид, что рада, хотя интуиция мне подсказывала, что не все так просто.
Насчет вызывавшего сомнения второго письма я настоял, что оно тоже сыграет важную роль и затягивать не следует. Адрес тайны не составлял и был найден без подсказки.
Вначале меня облаяли собаки, когда я прошел мимо коттеджа, где обитал глава диаспоры. Неплохо человек устроился, всем бы так. Ходили слухи, что это бывший бандит, а ныне уважаемый бизнесмен и общественный деятель. Из бывших бандитов мало кто остается в живых и целым-невредимым достигает высот благополучия. Значит, это, как минимум, человек умный, но для разговора время не пришло, я еще не созрел. Честно говоря, я просто боялся. Было страшно разрушить очарование странного сосуществования, которое сложилось между мной и девушкой с гор. Мне никогда не пришло бы в голову, что такое возможно, но жизнь теперь крутилась исключительно вокруг Хади, мысли были заняты ею, а наша квартирка стала домом, куда хотелось возвращаться и откуда не хотелось уходить.
На соседней улице я попросил местного пацана бросить письмо в почтовый ящик коттеджа, тот с удовольствием выполнил задание за шоколадку. Камеры наблюдения коттеджа и соседних зданий засняли «почтальона», собаки привычно облаяли, но найти его будет непросто, и даже если чудо случится, то ни к чему не приведет.
Теперь уже в двух местах знают правду. Точнее, в трех, считая нас.
«Нас». Я вздохнул.
Глава 2
Первой ласточкой изменения знака событий с плюса на минус стала авария. Совершенно глупая. Из-за отсутствия опыта я помял багажник во время парковки, при движении задним ходом нога перепутала педали. Страховка на такие случаи не распространялась, а если бы и распространилась, то получить ее мог только владелец машины. Еще часть отложенного на будущую машину было снято со счета для ремонта этой. Гаражный сервис, куда я обратился, назначил дату начала работ. При желании можно найти, где быстрее, но мне требовалось дешевле. Разницу в цене за пару дней не заработать, и я сразу оставил машину на стоянке авторемонта, заранее оплатив материалы и запчасти. Оставшаяся сумма доплаты, которую нужно отдать по завершении работ, оказалась меньше рассчитываемой, и я прикупил кое-что, навеянное мыслями о недавнем разговоре.
Перетаскивание в квартиру непонятных вещей и мешков вызвало у Хади сначала недоумение, а когда процесс растянулся во времени, то легкую панику. На все вопросы я отвечал одинаково:
— Потерпи, увидишь.
Окончательные сборка и расстановка вынудили отправить Хадю на кухню, а дверь прикрыть. Нескончаемые скрежет, шуршание и бульканье, наверняка, вызывали самые дикие фантазии. Немало времени прошло, пока раздалось горделиво-опасливое:
— Прошу!
Кухонная дверь распахнулась. У Хади отвисла челюсть: около двери, после сдвигания мебели к окну, получилась площадка, где расположился детский надувной бассейн. Он так называется — детский, на деле же вполне взрослый, круг метра два в диаметре, в локоть высотой. Одновременно были приобретены дешевый ножной насос и кусок шланга длиной от ванны до комнаты; теперь, выполнившие свою роль, они лежали под кроватью. Над наполненным бассейном склонилась пластиковая пальма, очень похожая на настоящую, а остаток пространства от двери до поставленной набок кровати покрывал песок, насыпанный поверх полиэтилена, чтобы случайно не попортить хозяйские ковры и линолеум. Песок я натаскал в пакетах с ближайшей стройки. Над пальмой слепила глаза лампа с зеркальным отражателем, а стены и мебель занавешивали волны из простыней.
В одних плавках я лежал на песочке около воды.
— Приглашаю на юг. Это горы. — Я указал на инсталляцию из простыней. — В центре — море, маленькое, зато теплое. Вокруг — пляж.
— Все как я просила: солнце, горы и море. — Хадя не знала, улыбаться или плакать.
Ее внимание привлек сверток у порога, об который она едва не споткнулась при входе.
— Это тебе, — сказал я, — надень, пожалуйста. Если что — извини, размер пришлось брать на глаз, в фасонах и расцветках я тоже не разбираюсь. Попросил самый закрытый.