Пришло время для следующего шага. Из-под простынной горы я торжественно вынул заготовленный сюрприз — бутылку вина.
— Это тоже для нужного настроя. Пляжный отдых подразумевает именно отдых.
Хадя категорически замотала головой:
— Я не пью.
— Я тоже, но это просто вино, твои родичи в селении делают похожее. Гарун угощал.
— Я не против того, что другие пьют, но я не пью. Себе ты можешь налить.
— Один не пью. — Бутылка вернулась в укрытие. — Тогда… потанцуем?
Теперь в моих руках материализовался телефон. Хадя съежилась так, что песок частично осыпался:
— Не вздумай фотографировать! И я уже говорила, что не танцую.
— Неправда. Ты говорила, что не танцуешь танцы, какие были на вечеринке — дергодрыганье или с объятиями. Поэтому…
Из телефона зазвучала музыка гор. Поверх заводного ритма, задаваемого барабаном, плакала кавказская дудка, два казавшихся несовместимыми полюса — жестко-рваный и мелодичный — изнутри заполнял чувствами аккордеон, и для Хади это оказалось лучшим приветом из дома, чем все мои потуги на изображение моря и солнца.
Во мне проснулась надежда:
— Такие танцуешь?
Вместо ответа Хадя вознеслась из рассыпавшейся горы, подбородок гордо взвился, спинка превратилась в нечто настолько грациозное, что не поддалось сравнению.
— Но ты тоже, — донеслось с невообразимой высоты, где словно воспарили облака.
— Я не умею.
— Не надо уметь. Танцуй душой.
Лезгинка — танец, где объясняются во взаимных чувствах мужчина-орел и женщина-лебедь. Да, я не умею, никогда этому не учился, но сколько раз видел, как танцуют другие. И я присоединился. Руки-крылья раскинулись, ноги начали творить что-то непонятное и невероятное. Не важно, что неправильно. Разве есть правила, когда танцует душа?
Хадя плыла над полом, по-другому это назвать невозможно. Движения были не заученно-механическими, а переполненными доселе неприложимым к этой девушке упоением, они покоряли неистощимой жаждой жизни и источаемым обаянием, которое изливалось в каждом колыхании, каждом взгляде, каждом повороте головы. Руки изысканно-мягко колдовали и плели волноподобные кружева, с купальника сыпался прилипший песок. Хадя ничего не замечала. Мы двигались не синхронно, я кружил, как хищник вокруг добычи, и напрыгивал, а она нежно обтекала и отклонялась. Страсть танца нарастала.
Когда я вошел в некий транс, сблизивший души и настроивший на одну волну, Хадя почувствовала себя тревожно.
— Не смотри так.
— Не могу по-другому.
— И говорить так не надо. Мы друзья, почти брат и сестра. Если ты нарушишь это правило, нам придется расстаться, немедленно. Ты этого хочешь?
— Не хочу. А ты?
После паузы тихо раздалось:
— Нет.
— Но если мы оба хотим одного и того же…
— Я же просила! — Она отшатнулась, ее скользнувшая по мокрому полиэтилену ступня проехала вбок, и Хадя всем телом рухнула на резиновое ребро бассейна.
В попытке подхватить я полетел на нее сверху. Наш совместный шлепок об воду оказался ерундой, главное — ноги промяли надувной бортик, он лопнул, и мощный поток хлынул наружу. Оставшиеся на мелководье, мы кратко переглянулись, ужас непоправимости подкинул обоих, мы ринулись за инструментом: Хадя — за тряпками и тазами в ванную, я на кухню за совком.
Пока Хадя с грохотом освобождала емкости, я зачерпывал и плескал воду на расползавшуюся песчаную горку. Сухой верх легко впитывал, но одновременно размывался низ. Подоспели ведра и тазики. Работа в четыре руки принесла результат, потоп превратился в разрозненные лужи.
— На море же бывает шторм? — вымолвил я в качестве оправдания.
— На море бывает все, — согласилась Хадя, не отвлекаясь от работы. Она стояла рядом со мной на карачках, на время забывшая, что надо смущаться: новые ощущения забили остальное, как в первое время после убийства Гаруна.
Плохое сравнение. Но близкое. На первое место в тот раз тоже вышло выживание.
Пока руки работали, я бурчал:
— Сэкономил, называется. Вот что значит покупать самое дешевое. Нельзя было написать на инструкции: «Бассейн одноразовый, срок годности один час».
— Ты же хотел как лучше, — вступилась за меня Хадя. — Дорогая вещь тоже порвалась бы, если бы на нее такая я с ногами…
С нас сыпалось и текло, мощная энергетика аврала не позволяла отвлечься на вид соседа, на коленях ползающего с тряпкой и носящегося с тазами по маршруту место происшествия-ванная-обратно. Это я снова озвучил мировосприятие попавшей в переплет молодой горянки. Мой взгляд успевал и скоситься в нужный момент, и подглядеть, и полюбоваться. Несмотря ни на что, душа радовалась: если бы такое не произошло, его стоило придумать, ура форс-мажору!
Сидя на полу, Хадя выпрямила спину:
— Куда песок?
— Остатки сухого — в пакеты, а мокрую грязь — в ванну, сейчас больше некуда. Потом в ведрах перетаскаю.
Уборка продолжилась.
Пятачок пола, где производились основные работы, не позволял развернуться, мы периодически пихались разными частями, это веселило и еще больше воодушевляло. Удивительно, но Хадя тоже выглядела счастливой. Забыв, что недавно стеснялась меня, она носилась как заведенная, нагибалась, ползала, принимала позы, о которых страшно подумать в обычных обстоятельствах, толкалась и бегала в одном мокром купальнике… Правильно говорят: беда сближает больше, чем радость. А совместное решение проблем вообще спаивает.
А я-то надеялся на вино. Спаивать, как оказалось, должны обстоятельства, а не мужчина.
Ночка вышла веселой. До утра мы убирались, таскали грязь, совком для мусора набирали ведра, воду промакивали тряпками и выжимали во все доступные емкости. Затем я отворил окна, чтобы проветрить от сырости, и в этот момент в дверь позвонили. В замке одновременно провернулся ключ.
Мы с Хадей безумными глазами уставились на вошедшую хозяйку квартиры.
— Алексантий, вы в курсе, что затопили соседей снизу? — Высокая женщина со скрипучим голосом перевела взор на Хадю. — Это кто?
— Х… Надя. Она э-э… моя девушка.
Домработницу в таком виде представить трудно. Когда все кончится, Хадя, я думаю, простит маленькую ложь. К тому же, я не возражал бы, превратись ложь в правду. Пусть Хадя другая, но для меня она оказалась своей, против такой кандидатуры душа не протестовала. Эх, не была бы она сестрой друга…
Хозяйка протянула руку:
— Можно еще раз паспорт посмотреть?
— Пожалуйста. В графе «семейное положение» ничего не изменилось, Надя просто моя девушка.
— Квартира сдавалась одному. Понимаю, что к молодому парню периодически кто-то будет ходить, но не доводить же до такого! — Руки в золотых кольцах и браслетах обвели царивший беспредел.
Я страшно переживал из-за Хади. Ее выставили в худшем свете, и обозванная чуть ли не гулящей девкой она замкнулась, съежилась… Я встал на защиту:
— Мы собираемся пожениться. Теперь Надя живет со мной.
— Когда женщина начинает жить с мужчиной, это видно по жилью, оно заваливается женскими вещами. Подозреваю, что ты обманываешь девушку, говоришь приятное для нее, но за этим ничего не стоит. Вы, милочка, не обольщайтесь. — Хозяйка перевела суровый взор на Хадю. — Если мужчина не разрешает оставлять в квартире ваши вещи, вашим отношениям ничего не светит.
Хадя безмолвно глядела в пол. Это напрягло хозяйку вместо того, чтобы порадовать, какая скромная сожительница у нового жильца.
— Почему она молчит? Вообще, она по-русски понимает, или нелегалка? Можно посмотреть ее документы?
— По-русски понимаю, — подала голос Хадя. — Простите. Так получилось. Я не нелегалка.
На большее у нее духу или смекалки не хватило, пришлось спасать.
— Документы с вещами скоро приедут, а пока мы хотели чуть-чуть развлечься. — Я указал на порванную конструкцию. — Видите, что произошло, бассейн оказался бракованным, мы не виноваты.
— Производителю бассейна претензии не выставить, он далеко, и, к тому же, квартира — не место для бассейна. Паспорт оставляю в залог, что не сбежишь, чтобы тебя потом через суд не искать. Теперь поговорим о возмещении. Знаю, что в жизни бывает все, поэтому выселять пока не буду. До сих пор на тебя не жаловались, не как с другими, а урок на будущее ты получил. — На Хадю, которая нежданно стала Надей, хозяйка теперь демонстративно не обращала внимания. Девушка являлась приложением к арендатору, разговаривать следовало именно с ним. — Какую сумму отдашь сейчас?
Я достал деньги, оставленные на ремонт машины. Женщина пересчитала:
— Этого может оказаться мало, ущерб еще подсчитывается.
— Остальное, сколько понадобится, попрошу у родителей, они вышлют.
— Вообще-то, деньги нужны не завтра, а сегодня. Звони сейчас, при мне, нужна гарантия, что необходимая сумма будет.
Мои пальцы нервно настучали на телефоне номер.
— Пап, привет. — Я опустил лицо. — Тут такое дело…
Хозяйка вырвала трубку:
— Здравствуйте. Ваш сын со своей девушкой снимают у меня квартиру, моей квартире и нескольким соседним нанесен ущерб.
«Со своей девушкой», сказанное родителям, просто убило, я боялся оглянуться на Хадю. А сказанное последним возмутило:
— Каким соседним?! Только одной!
Хозяйка отмахнулась:
— То, что другие соседи еще не звонили, ничего не значит, они могут позвонить позже. Нужно перестраховаться. — Она продолжила в трубку. — Даю сутки, чтобы перечислить или привезти возмещение и дополнительный залог, который отныне останется у меня для неповторения подобного. Оформим договором, что залог подлежит возврату, когда Алексантий съедет. Если в моей квартире и в соседних он больше ничего не испортит, то в день выезда получит деньги назад.
Некоторое время женщина слушала, затем согласилась с чем-то, и телефон вернулся ко мне:
— С тобой хотят поговорить.
Через грохот включенного телевизора (видимо, папа не хотел заранее волновать маму) донеслось:
— Саня, я все понял.
Папин голос был само спокойствие. Не представляю, как должна побить жизнь, чтобы столько одновременно свалившихся новостей о наследничке не вывели из себя. Хорошо, что я позвонил папе, с мамой вышло бы по-другому.