На заднем плане неохватный здоровяк готовился сразиться с похожим на трансформера качком, состоявшим исключительно из мышц. Еще немного, и первому можно менять трусы на набедренную повязку и переквалифицироваться в сумоиста. Второй в весовой категории и вполовину не дотягивал до соперника, хотя минимум втрое обогнал предыдущих победителей.
— Это мне нужно о здоровье думать, — не иссякал поток сознания отшитого приятеля. Его глаза сквозь маску не отрывались от танцующих, жадно перебегали с одной на другую, даже тряслись вместе с ними, но уязвленная душа не давала покоя. — За годы совместной учебы у нее кого только не было: и папики, и мажоры, и на другана твоего горского она вешалась, как тряпка на швабру. Даже ты, боров неуклюжий, и то отметился.
На борова обижаться не буду, между собой как только не величаем друг дружку, а завидовать нехорошо. И плохо то, что случайно вырвавшийся слух о моей «победе» может достигнуть ушей Насти, и я прослыву треплом. Нужно увести разговор в сторону, благо, есть, куда.
— Про «чешется» она сказала «между пальцами» и ничего не добавила? «Ног», например?
Тимоха от удивления даже разогнулся.
— Вообще-то да, а мне казалось, что послышалось. Откуда знаешь?
Старая шутка. Неужели Тимоха до сих пор не понял?
Только что понял. Он ударил себя по лбу, а получилось — по маске, о которой начисто забываешь, когда мозги чем-то заняты.
— Между большими! — Его голова запрокинулась, зубы стиснулись и проскрипели что-то нелицеприятное. — То есть, меня она считает озабоченным, а сама — ангел с крылышками?! Ходит в «Мужские радости», тебя привечала даже в компании с Теплицей, а мне хрен в собственном соку?
Черт подери, эти снимки однажды вылезут мне боком, как Машкины.
— Давно забываю спросить. — Я силком перевел внимание приятеля на себя и посмотрел со всей серьезностью. — Ты как с моего телефона блокировку снял?
— Вместе живем, я сто раз видел, как ты пальцем по точкам водишь. Хоть бы менял иногда или придумал что-то сложное.
— Если кому-то скажешь про снимки — убью. Их не было, запомнил?
Тимоха развел руками: дескать, обижаешь, начальник, все будет путем.
Рингом вновь завладели те, кому он принадлежал по праву. Удар гонга заглушил разговоры, начался бой. Примерно так иллюстраторы мезозойских пейзажей изображают схватку динозавров: земля гудит и качается, несусветный рев рвет уши, достигшие цели удары вязнут в мясе, а топтание титанов никак не кончается.
Около меня возникла Настя, к этому времени успевшая перешептаться чуть не с половиной из тех, кто вышел к рингу из кабинок.
— Не успела сказать, но ты, наверное, и так понял: здесь проходят бои без правил, — раздался ее голос в противоположном от приятеля ухе. — Не то чтобы совсем без правил, минимум все же соблюдается: калечить и убивать противников во избежание проблем с законом не рекомендуется. Схватки разбиты на два этапа, первый — новички и любители, в конце — приглашенные профессионалы. Сейчас время любителей.
«Не успела сказать», ага. Ничего, мы не гордые, сделаем вид, что так и было.
— Спасибо за разъяснение, а то не понимаю, почему в пары ставят кого попало, и бойцы неумелые. Любители, значит. Наверное, скоро будет финал из победителей?
Настя кивнула. Я заметил, что она постоянно оглядывалась в поисках кого-то. На этот раз желаемого вновь не отыскалось, и ее внимание вернулось ко мне. Тимоха ревниво следил за нашей дискуссией, но к нему вдруг приникла Снежка.
— Тим, — ее рука обвила локоть приятеля, как питон веточку, — Настя сказала, ты хотел на месяц рвануть на юг и ищешь пару?
Это все равно, что кота поманить валерьянкой. Тимоха мгновенно распушил перед дамой виртуальный хвост и принялся что-то энергично втолковывать. Снежка возбужденно кивала, только прическа шаталась, будто под ней кровать на прочность испытывали.
Кажется, они нашли друг друга.
— Почему никто ничего не говорит? — Настино бедро эмоционально ударило меня в бок.
— Ты о чем?
— О ком. О твоем друге. Я же по глазам вижу — что-то знают. И молчат, паскуды. Козлы. Уроды.
— Не ругайся, к тебе у людей тоже достаточно претензий. Ты же не хочешь, чтобы все стали ругаться? Есть хорошее правило: не плюй на других, потому что если другие плюнут — утонешь.
— Претензий ко мне?! Любопытно. Можешь привести пример?
— Тимоха. Ты была его парой, он остался недоволен твоим поведением.
Даже маска не скрыла, как яростно покраснели щеки собеседницы:
— Это я осталась недовольна его поведением! Я сюда не развлекаться пришла.
— Разве? А тот же приглашенный с твоей помощью и ставший твоей парой Тимоха — именно развлекаться.
Настя отмахнулась:
— Ладно, с Тимом разобрались, но ты говорил во множественном числе. Прошу еще примеры.
— На тебя очень ругался я, когда ты вызвала меня из другого города, а затем разговаривать не пожелала.
— За это я уже извинилась.
— А принял ли я извинения?
Настины ресницы хлопнули в прорезях:
— Мне казалось…
— Девушкам часто что-то кажется. — Я выразительно пожал плечами. — Если бы это соответствовало действительности, то мир погряз бы в свалившемся счастье.
— Кстати, о счастье, насколько оно скоротечно, эфемерно и непредсказуемо. Посмотри туда. — Настины глаза глядели на нашедшую общий язык парочку сокурсников.
Их разговор сопровождался бурной жестикуляцией Тимохи, обретшего благодарную слушательницу, Снежке приходилось вновь и вновь ловить его руку и возвращать в нежный плен. Как-то незаметно парочка направилась в бывшую кабинку Насти, куда новоявленный кавалер по привычке повел даму, а дама послушно повелась.
Ко мне придвинулось теплое плечо.
— Быстро же о нас забыли. — К плечу присоединилось бедро, и оба они виновато потерлись об меня. — Прости, Кваздик, что притащила и бросила, у меня мысли другим заняты. Если что-то непонятно — спрашивай, я здесь, как ты понимаешь, не первый раз.
Зачем она пришла сюда, я понял еще на входе из вопроса Мураду, поэтому спросил о насущном:
— Если глаза не врут, а они не врут, Снежка сменила напарника?
— Ты же знаешь ее, она в поиске. Мне она сказала, что сначала между вами возникла искра, но затем все пошло не так, и чтобы не усугублять ситуацию, она попросила поменяться партнерами.
— Значит, теперь мы пара?
Плечо с бедром резко отстранились:
— Напарники — да, но не пара. Не перегибай, как Тим, хорошо? Тогда от проведенного времени хорошие воспоминания останутся у обоих.
На ринге раздался грохот, все умолкли. Качок все же завалил десятипудовую груду мяса и праздновал победу. У толстяка из носа хлестала кровь и как-то неестественно дергалась рука, его с трудом уволокли подоспевшие охранники, вчетвером придерживая с разных сторон.
Количество травм росло, но это никого не напрягало. Сюда пришли за зрелищем. Его и подавали.
Настя указала на мою кабинку, осиротевшую после бегства Снежки:
— Пойдем? Или тебе приятно смотреть на кровь?
— Желание дамы — закон. — Я галантно предложил руку. — Мурад сказал, что это одно из главных правил заведения. Кстати, Снежка обмолвилась, что в этих правилах партнершам рекомендуется…
— Кваздик, я же просила. — Нежная кисть сжала мой локоть, а плечо и бедро снова ощутили волнительное трение. — И «рекомендуется» не значит «обязывает». Радуйся, что ты здесь, и не выпендривайся, окей?
— Йес, Анастасия-ханум.
На сцену высыпал уже знакомый девчачий коллективчик, я невольно задержался глянуть, как они теперь выглядят и что отмочат на этот раз.
В руки у них вернулись помпоны, на грудь — топики, зато с плеч исчезли пиджачки. Странное постоянство сохраняли только белые гольфы — единственный предмет одежды, который никакой функции, кроме эстетической, в теплом помещении не выполнял.
Когда мы с Настей мыли отключившуюся Люську, столь же откровенный вид подопечной не вызывал восторженного ступора, и о каком-то влечении или благоговеющем поклонении даже речи не шло. И когда я рисовал по безвольно раскинувшемуся телу и слизывал с открытой груди, живота и дальних закромов, куда прежде допускались исключительно избранные — это было волнительно и безобразно-интересно, но Люськина пьяная нагота не воспринималась чем-то желанным и манящим. Даже когда Настя расплачивалась за карточный долг, ее тело вызывало у меня другие эмоции — вулкан тестостерона извергался таким вожделением, что для чего-то другого не оставалось ни сил, ни возможности. Настя была красива, но когда она сняла одежду, об эстетическом аспекте я больше не вспоминал.
Другое дело — веселые девчонки на сцене. Они были чувственны и эмоциональны. Они были эротичны, самодостаточны и отстраненны от окружающего. Они были прекрасны. Танец начался с таких акробатических номеров, что дух захватило.
— Нравится? — Настин подбородок дернулся в направлении сцены.
— А ты как думаешь?
— А это?
Теперь меня ткнули в прелести плававших в подсвеченной воде русалок. В переливавшейся невесомости парили заманчивые силуэты, зрелище притягивало и утягивало, и я почувствовал себя Одиссеем, который попал в колдовские сети сирен. Хотелось забыть о приличиях, броситься в воду и делать то, что хочет душа, а не мозг. Точнее, не душа, а низменный инстинкт, но в данный момент душой притворился именно он.
Легендарного Одиссея удерживали веревки, которыми его привязали к мачте. Моей веревкой стала спутница, и она дотянула меня до мачты-кабинки, где без визуальных раздражителей я очухался от гипноза и немного пришел в себя. Мою руку отпустили, Настя уничижительно бросила:
— Разуй глаза, Кваздик. Ты здесь никто, разовый гость, обычный посторонний. За все, что вокруг, ты не заплатил ни копейки. Давай сразу расставим точки над ё: сегодня ты можешь пользоваться здесь всем, кроме меня, а станешь борзеть — получишь в глаз. Не сейчас, так потом, и кулак будет поболее моего. Окей?
Кадык дернулся, словно сглотнул последние надежды, и я кивнул. Отношения выяснены, р