— Фрукты, мороженое, напитки? — прозвенел чистый голосок.
— Закажи фирменное мороженое, — посоветовала Настя, и меня легонько напрягло: в интонации искрило подначкой.
В то же время, мы пришли за приключениями, почему не рискнуть? Только переиначу, чтобы впросак не попасть.
— Даме — фирменное мороженое, мне — двойной эспрессо.
— Наоборот, — с категоричностью поправила Настя. — И вместо кофе мне клубнику со сливками.
Подсвечиваемый снаружи сияющий силуэт повернул лицо на меня и, не дождавшись возражений, исчез.
— Почему наоборот? — Я глянул на Настю снизу вверх в попытке разглядеть что-то плюсом к тому, что услышу.
— Увидишь.
Заказ принесли моментально. Возникшая в проеме официантка была не той, что его принимала. Тщательно вымеривая в полутьме каждый шаг, она едва не споткнулась на входе, словно не ожидала кого-то увидеть в кабинке. На новой работнице местного общепита тоже был фартучек, но только снизу, от пояса до колен, зато надет он оказался поверх юбки, отсутствовавшей у предыдущих. На этом прогресс кончался, выше из атрибутов цивилизации была только маска. Впрочем, юбка тоже размерами не блистала, но в сравнении с «одеждой» прочего персонала новый персонаж казался олицетворением скромности.
После того как Настя взяла клубнику, на подносе осталось две вазочки с мороженым, политым темным сиропом и увенчанным завитками взбитых сливок. Все же две, значит, обоим, а Настя говорила…
Спина официантки согнулась в поклоне, но поднос в руках остался на прежнем уровне, по высоте он не сдвинулся ни на йоту. Тоненькая, с хорошо развитой острой грудью, девушка буквально окунулась в то, что принесла. Теплые капли на миг утонули в вазочках, крем с сиропом размазались, холод заставил живые пипки заостриться и окоченеть.
— Это и есть фирменное мороженое. — Настя спихнула мою голову с коленей. — Приступай.
Ставшая блюдом официантка распрямилась, аккуратно опустила поднос на противоположный диван и повернулась ко мне, застыв по стойке «смирно». Я поднялся и так же молча замер перед ней, не сводя глаз с подсвеченного сзади чувственного силуэта: ниже грациозной шейки пахнул обволакивающей сладостью предназначенный для меня десерт.
— Новенькая? — Настя повысила голос, чтобы заглушить шум начавшегося снаружи боя.
Официантка нервно кивнула. Едва достигавшая мне до подбородка, она жутко стеснялась, сжималась, ее прямо-таки колотило. Зачем же выбрала эту работу? Себя проверить? Стриптизерши давно уверяют, влезая с этими уверениями во все ток-шоу и форумы: раздеться — не переспать, это именно работа, а не проституция. Возможно, кто-то клюет, принимая за правду. На таких даже женятся иногда. Кто-то. Говорят. Врать не буду, лично не встречал. А для меня та, что раздевается перед другими за деньги, однозначно готова к следующему шагу, дело лишь во времени или в цене. Для меня все работницы этого клуба никогда не перейдут из категории игрушек в ранг спутницы. Разве можно любить того, кого не уважаешь? Даже если обожаешь — все равно не уважаешь, и с этим ничего не поделать. Никогда.
Молоденькую официантку жалко, но она сознательно перевела себя в разряд вещей. Вещами пользуются, и я тоже собирался воспользоваться как можно быстрее, только непонятно, как именно. Сгибаться в неуклюжей позе не хотелось, при моей комплекции это выглядит не так брутально-сексуально, как хотелось бы, а иногда откровенно смешно.
Далеко за спиной работницы крема и сиропа бились два финалиста. Будь у меня лишние деньги (смешное словосочетание), в финале любителей я поставил бы на качка. Однако бой преподнес сюрприз. Хиляк увертывался от летящих в него кувалд, притворявшихся кулаками, при этом его ноги успевали достать каменную гору, не поспевавшую за темпом, который задал противник. Два легких удара в казавшуюся несокрушимой голень — и качок захромал. Даже камень крошится, если по нему постоянно стучать, а по нему стучали, и добить стало делом времени.
Настя тоже поднялась и подошла ко мне, не знавшему, как подступиться к нежданному подарку.
— Джентльмен первый раз у вас в гостях. — Она легонько надавила мне на плечи руками, это заставило меня присесть на корточки перед «блюдом». — Нужно объяснить, что для удобства поедания вазочку фирменного мороженого можно взять в руки.
В руки?! О большем не мечталось, сейчас все мысли свелись исключительно к этому, других не осталось. В руки! Ура! Есть на свете высшая справедливость!
Или не справедливость, а что-то другое. Хорошее или плохое. Вернее будет сказать, хорошее и плохое. Которое, в свою очередь, ведет к хорошему или плохому, и если задуматься об этом, то может открыться что-то важное…
Но разве было сейчас что-то важнее мягких конусов со сладкими вершинами?
Сказано — сделано. Ощущения, полученные от Снежки, не шли ни в какое сравнение с подаренными робкой официанткой. Я придерживал ладонями сразу оба… ну, скажем, кулича, облитых глазурью, губам и языку доставались одни удовольствия, рукам — другие.
Моя партнерша следила за мной с превосходством дембеля над салагой-новобранцем, мои жадные радости были для нее развлечением. Когда официантке для моего комфорта пришлось немного нагнуться, Настя с сомнением покачала головой:
— Что за недоучку прислали? Даже я справилась бы лучше.
— Не откажусь от такого варианта. — Формы в моих ладонях многократно проигрывали Настиным, непутевую работницу трясло от стыда, меня — от возбуждения и негодования по поводу дурацких комментариев и вмешательства в мою частично наладившуюся личную жизнь. — Вон поднос, дерзай.
— Лучше пожалуюсь организаторам на плохую дрессировку персонала, раньше здесь себе такого не позволяли. — Подхватив под локоть, Настя потянула меня обратно на диван, усадила, а затем, как буксир безмоторную баржу, приволокла «фирменное мороженое», практически силой разместив его на моих коленях лицом ко мне.
Доедать в такой позе оказалось значительно приятнее. Официантку била дрожь: видимо, за претензию клиента ее уволят или жестко оштрафуют. Мне стало жалко милое создание, явно находившееся не на своем месте, но так старавшееся угодить всем.
— Успокойся, тетя шутит. Главный здесь я, а я в обиду не дам.
В проеме было видно, как на далеком ринге смирившийся с проигрышем качок, в котором не осталось ни воли, ни задора, совершенно бездумно ударил ногой вперед — в никуда, просто чтобы оградить себя от новой атаки. Именно в этот миг противник бросился на него. Хруст услышали даже в кабинках. Упавший хиляк схватился за лицо, затем укусил себя за палец.
— Похоже на перелом челюсти, — констатировала Настя, откуда-то владея информацией. Я, например, в таких вещах не разбирался. — Он проверяет. Если укус не получится — значит, челюсть сломана.
У парня не получилось. Две девушки из персонала — официантка и танцовщица — уже мчались к нему со льдом и бинтами, а Мурад, по-прежнему весь в белом, впервые с момента ввода последних гостей появился лично, чтобы проводить раненого бойца к выходу, где того должно было ждать нечто вроде «Скорой помощи».
— За год — восемь калек и один покойник, — буднично сообщила Настя, — не считая переломов. Это одна из причин, почему клуб шифруется. Никто не хочет отвечать за чужой выбор или ходить свидетелем под угрозой стать соучастником убийства.
На некоторое время я даже забыл про «мороженое», впрочем, уже съеденное до этапа многократно вылизанной тарелки. Оно, недавнее блюдо, соскочило с моих колен, и, после японского поклона почтения, выполненного безукоризненно, мы с напарницей вновь получили возможность наслаждаться обществом друг друга без помех.
Ну-ну, понаслаждаешься в таких условиях. Снаружи победителем объявили качка — в полном контакте выигрывает тот, кто остался на ногах. Бравурную музыку его ухода с ринга сменило пощипывание струн гейши под сакурой.
Настя подала мне одну из настольных шкатулок, внутри оказались влажные салфетки, я вытер лицо и руки.
В ушах все еще стоял хруст, а перед глазами — изувеченный боец. Восемь калек и покойник. За год. Веселенький клуб, однако.
Срочно требовалось отвлечься.
— Что за пародия на гитару? — Я показал Насте на непонятный вытянутый инструмент в руках музыкантши. Звук он издавал дребезжаще-гнусавый, вызывавший ассоциации со Средней Азией, но не прямые. Создавалось ощущение, что какой-то акын забыл все умения и экспериментировал в стиле авангард.
— Это сямисэн. — Казалось, напарница знает все. — Сегодня японский день, везде вставляют японские штуки и мотивы.
Мозаика сложилась: сакуры, гейши, поклоны, стиль одежды и масок…
Разнесся усиленный электроникой голос Мурада:
— Главное блюдо на подходе, а пока уважаемые гости могут пообщаться и потанцевать. Прошу всех на поле!
Кого драка интересовала больше, чем спутница или общая атмосфера клуба, уже находились там, они стояли или курсировали вокруг ринга, который вновь преображался в сцену. Выступавшие между боями поднимательницы настроения сейчас вышли ровными рядками, одетые в кимоно, и с бамбуковыми зонтиками. Плавный восточный танец в их исполнении ударил по зрительным рецепторам не меньше, чем демонстрация природных красот в прошлых экзерсисах: кимоно танцовщиц были скроены из напоминавших тюль прозрачных кружев. Очень долго они оставались центром внимания, но все когда-нибудь приедается. Вокруг завязывались разговоры, кто-то встречал знакомых, кто-то тихо выяснял отношения. Из соседней кабинки вывалились запыхавшиеся сокурсники, Тимоха на этот раз выглядел довольным, в движениях появилась блаженная вялость. Раскрасневшаяся Снежка зашепталась с Настей, мое присутствие, как и вообще существование в этом мире, игнорировалось, хотя я стоял практически плечом к плечу.
Тимоха заглянул мне в спрятанные под маской глаза.
— Она и тебя обломала? — Нижняя часть его лица растянулась в ухмылке.
Я молча отвернулся.
— Судя по роже — да, — тоном знатока продолжил Тимоха. — Ничего, может у нее дни такие. Кстати, это все объясняет. Через недельку нужно будет снова подкатить, а сейч