История одной любви. Окончание — страница 20 из 43

мство со спортом или тренажерами.

Любопытно: а если кавалер пригласит в клуб некрасивую спутницу — ее пропустят?

Впрочем, кто знает, какие виды скрывались под масками? Взглядам открыты лишь фигуры, а у они у присутствующих дам — как на подбор. Даже девушки с формами пышнее Насти, которую Тимоха, ругаясь, обозвал толстой, выглядели потрясающе, и каждая притягивала взор не меньше, чем какая-нибудь стройняшка-фитоняшка или казавшаяся подростком худышка. В каждой были свой шарм и своя прелесть. Мир прекрасен, потому что разнообразен.

Я приблизился к даме, повернувшейся ко мне спиной. Как требовали прозвучавшие условия, «холст» был открыт по самую поясницу и ждал кисти художника. Точнее, согласно условиям, — писателя. Я резво выплеснул фантазию на аппетитных формах: «Дареному коню смотрят не в зубы». Полотно сладко прожималось под пальцем, размашистые буквы выходили корявыми, мысли разбегались. Правильнее сказать, что они сбежали, чтобы собраться в другом месте.

Что дальше? Сфотографировать. Это с удовольствием. Теперь то же самое стало в два-дэ и ограничено рамочкой. При желании можно увеличить и разглядеть детальнее, но зачем, если несравненный оригинал — рядом? Далее, как сказано, нужно подготовить место для следующего автора. Это самое приятное. Моя ладонь опустилась в емкость, я примерился, и размазываемые слова потекли смертельными слезами. Бабочки живут один день, а сколько радости приносят глазам. Буквы в правильном месте, оказывается, тоже.

Гонг.

Я протер салфеткой ладонь и, после быстрого раздумья, территорию под будущий шедевр наследника этой красоты. «Чистота — залог здоровья» — всплыла в голове фраза из детства. Совершенно не к месту. Детством местные развлечения не пахли. Они пахли соблазном и приятными неприятностями. То есть, такими неприятностями, цена за которые возбужденному сознанию кажется приемлемой.

Переход.

В голове пусто почти так же, как на объекте приложения мыслей, который матово светит и влечет совсем не те мысли и образы. Восхитительные обводы требовали чего-то особенного, но какая тут работа ума, когда лицо уперлось в такое? И палец вывел: «Восхищен». Точка.

Заснять.

Смыть.

Чудесный конкурс.

Далее — «Ищу приключений», на следующем объекте переделанное в грубое и затейливое «Пенсионерам и депутатам вход бесплатный».

Как же наивно, плоско и неостроумно. Наверняка, такое уже было, и, не сомневаюсь, было не раз. Шутки уровня младшеклассника — не мой уровень, нужно включить воображение. Прочь лихорадочное возбуждение и ликование от непредставимого еще вчера зрелища. Жизнь — она здесь и сейчас. Свистать всех наверх!

Не будь время ограничено, я придумал бы что-то невероятное, задним умом я крепче железобетонных перекрытий. Увы, полет мысли глубоко вниз и банальность не отпускали. «Вход только по пропускам», «Уютный уголок», «Место аварийной посадки», «Без стука не входить», «Склад внутренних резервов»… Иногда я повторялся в идее, в условиях конвейера это неизбежно. Даже подумать некогда. Вернее, от дум отвлекали вид и ощущения. А к ним иногда прилагались разговоры.

— Можешь придерживать, если тебе так удобнее, — объявила невысокая молодая женщина из очередной кабинки.

— Справлюсь.

Палец вывел на пышных окружностях: «Не откажусь от поддержки». Закончив, я оглядел дело рук своих. Собственно говоря, описана ситуация, но этим все заканчивается. Для окружающих познавательно, но не прикольно. Мощным движением ладони я смыл неудачный вариант, взамен появилось «Не кантовать, при пожаре выносить первым». Тоже не фонтан, но лучше чем было.

— Исправляешься, — донеслось с легким сарказмом.

Откуда она знает? Черт, это же не про надпись.

— Стремлюсь к совершенству.

— У тебя получается.

— Я еще в начале пути.

— Как достигнешь конца, можешь снова зайти.

— Думаю, с такими формами вы достигнете его раньше.

Камера запечатлела нетленку, я вновь потянулся за водой.

А не оскорбил ли я даму ненароком? «С такими формами вы достигнете его раньше» сказано про совершенство, это был комплимент. Но леди говорила про конец…

Когда я вымывал среднюю часть надписи, наиболее косую и потому труднодоступную, обширные створки хулигански пожали мою ладонь. Меня прошибло потом.

Нет, на меня не обиделись, это не злость, вызванная оскорблением, а нечто другое. Мою куртуазность оценили и заковыристый комплимент поняли правильно.

— Это намек, — не стал я юлить, — или прямое предложение?

— Это восхищение приятным собеседником. Поверь, такие здесь на вес золота.

— С удовольствием поменяю свой вес на золото. Хотя бы часть.

— Будь у меня столько золота, отдала бы, не задумываясь.

Гонг заставил вздрогнуть обоих, меня вынесло наружу.

По субъективному времени на проявление фантазии давалось около минуты, затем следовал переход в кабинет соседей. Выходя, я видел спины предшественников. «Холсты» оставаться безучастными не желали, периодически оглядывались на нас, творцов-участников, выгибались и косились на себя через плечо в тщетном стремлении что-то рассмотреть. Но были и другие. Несмотря на маски, их лица пытались спрятаться, тела съеживались, «картины» старались прикрыться. С такими я был нежен и осторожен, и надписи выходили приятнее: «Самое прекрасное, что видел в жизни», «Красота победит все», «Две половинки победы», «Я достойна лучшего», «Очевидное невероятное», «Так держать»… Именно с ними я чувствовал себя комфортно, душа отдыхала, инстинкт выживания не ждал подвохов. К сожалению, если в мире есть стыдливые, то, в качестве природного противовеса, встречаются и наоборот.

— Новенький? — спросила одна.

— Заметно?

— Еще бы, обычно здесь ведут себя смелее.

— Приятно быть исключением.

На почерневшем от загара целлюлите я оставил сообщение: «Люблю сладкое и сладеньких». Сообщение — чисто ассоциативное, вызвано диалогом, не имевшим продолжения.

Вскоре палец наловчился: если не надавливать, кончиком можно начертать очень длинные послания. И когда на очередном колдовском безбрежье прорисовывались аккуратные буковки «Молодильным яблокам требуется молодильный огурец», владелица очей очарования посетовала:

— Другие не стеснялись.

Я молча делал дело.

— Тоже можешь не стесняться, — последовало с укором.

— Я не другие.

— Прости, не заметила, больно похож.

Прозвучало обидно, но своим невниманием я обидел ее первым. Про обиду — не мое мнение, женщины так воспринимают, с этим надо смириться. Подушечка пальца выводила мелко, чтобы поместилось задуманное: «Прогноз погоды: по верхам — ветер, по низам — высокая влажность, по вашему желанию — жара», — а в ответ будто дышало этим жаром, подгонявшим желание. Что-то мне подсказало, что Тимоха, идущий следом, в такой ситуации раздумывать не будет. С другой стороны, собиратель шишек — не та профессия, в которой хочется стать профессионалом. Я выбрал среднее: после снимка мои ладони смывали собственную пачкотню тщательно, с особым усердием, переходившим в жесткость, сжимая сочные формы так, что казалось, будто содержание не выдержит и брызнет из-под пальцев. Столь активной тщательности не требовалось, но меня не прогоняли, так почему не проявить о состоянии холста больше заботы, чем необходимо? Одновременно я решил просветиться:

— Не лезть без спроса — это хорошо или плохо?

— Представь, что перед тобой породистый конь. Не накормить его и не выгулять — это хорошо или плохо?

— У коня есть хозяин, пусть он кормит.

— Хозяин держит большой табун и не успевает, а иногда просто забывает. Переиначим: когда перед конем вереницей идут кобылицы, а он связан условностями… тьфу, путами, отпустить его немножко погулять — это как?

— Я считаю, что это дело хозяина. Если собаку кормят все, кому не лень, она не сторожит дом.

— Фу, что за пример? И раз уж зашло о собаках, то если собаку не кормить, она загрызет первого встречного.

— Но не хозяина. Иначе грош цена такой собаке.

— Мы выбрали неправильное сравнение. Если говорить о людях или вернуться к коням…

— Тогда следующий писатель должен вам понравиться.

Через две кабинки настиг знакомый вопрос:

— Первый раз в клубе?

— Уже всех знаете? — дерзко полюбопытствовал я.

— Всех не узнаешь, но стремиться к этому надо. И можно на ты, здесь не церемонятся.

Ядреный ответ готовился сорваться, но глаза увидели «холст».

— У вас предыдущее не смыто.

— А что там?

— Правила запрещают зачитывать.

— Так написано?!

— Так озвучено перед конкурсом, а написано другое.

— А намекнуть можно?

— Штраф за меня платить будете вы?

— Легко.

— Расписочку, пожалуйста. Словам с некоторых пор не верю.

— Карточку примешь?

Я рассвирепел:

— Куда?

— Сказала бы, но ты, кажется, шуток не понимаешь.

Я с силой стер оставленное «Любит пожестче». Все же у большинства мысли схожи. При разборе результатов, как мне кажется, выяснится, что девяносто процентов надписей — близнецы или близкие родственники.

Любительница жесткого мои усилия восприняла адекватно, против легкой грубости не возражала. Не знаю, поняла ли выпрошенный намек, но осталась довольна. Теперь на ней красовалось «Без правильного PIN-кода карточки не вставлять, возможны проблемы».

Вспышка, щелчок, несколько приятных движений, и я двинулся дальше.

После «Территории свободы» и «Здесь закалялась сталь» мозги совсем заклинило, и тут в памяти выскочило забавное «Одиноким предоставляется общежитие». Дальше я пошел по телепрограмме, накидывая названия фильмов и телепередач: «Поле чудес», «Самая обаятельная и привлекательная», «Основной инстинкт», «Жду тебя», «Кривое зеркало», «Минута славы», «Лучше всех», «Клуб веселых и находчивых»…

Упс, передо мной очутилась Люська Теплицына. Я узнал сразу, по обводам: незабвенная «мадам Сижу». В полуобороте на меня скосились глаза из маски, губки скривились, и недовольное лицо отвернулось. Вот и славненько. Презирать — презирайте сколько влезет (только тем, что влезет, не подавитесь), а любоваться запретными видами при всем желании-нежелании не запретите. Один ноль в мою пользу. А если вспомнить ночку после вечеринки у Гаруна, то два-ноль.