— Не прибедняйся, на кладбище гораздо неуютнее. Для человека с тремя пулями в груди ты выглядишь неплохо. — Я отхлебнул из пиалы и отставил в сторону. — Вернемся к Хаде. Я хочу увидеть ее.
Первоначальное легкое удивление друга сменилось гневливым недоумением, глаза выкатились:
— Что за хрень, Квазд? Это невозможно, сам понимаешь.
— Нет ничего невозможного. Можно хотя бы поговорить с ней? Дай мне ее новый номер.
— Прекрати. За такие слова…
— Я люблю ее!
Прошел миллион лет, пока друг не покачал головой:
— Жаль.
Провисла и потекла каплей сжигающей кислоты новая пауза.
— Это все, что ты можешь ответить?! — не выдержал я. — Я люблю Хадю, я хочу жениться на ней!
Гарун вздохнул. Он смотрел в сторону, глаза следили за полетом снулой мухи, прогревшейся на редком для здешних мест солнышке.
— Вы оба достойные люди, — сказал он, наконец, — но она не может быть твоей женой. И не в том дело, что вы разные, хотя это тоже. Если бы я был уверен, что с тобой она обретет счастье, то помог бы бежать и где-то устроиться. Ты же этот вариант имеешь в виду, когда говоришь о женитьбе?
— Вообще-то…
Гарун перебил:
— Именно этот, потому что понимаешь — обычной свадьбы быть не может. Но, повторяю, не в этом дело. Хадижат сосватали еще при рождении. На Кавказе у нее есть жених, они ждали совершеннолетия.
Ощущение — словно кувалдой в лоб и промеж ног одновременно. Нет, еще одна — в солнечное сплетение, чтобы забыть, как дышать. И по лопаткам, чтобы крылья отвалились, причем с костями и с мясом, навсегда.
— Почему она мне не рассказала?
Я бессмысленно рассматривал носок левой кроссовки. На нем прилипла луковая шелуха, принесенная с улицы. Поднять взгляд было невозможно.
— Зачем? — спросил Гарун.
Я мог бы сказать. Но… не мог. Пришлось обойтись общими словами.
— Гарун, я по-настоящему люблю Хадю, понимаешь? Когда она исчезла, я хотел ехать на Кавказ, искать ее.
— Не вздумай. У нее все нормально, ты все испортишь. На днях будет свадьба.
Мир перевернулся и застыл, как монетка, от которой ждали орла или решки, а она встала на ребро. Впрочем, нет, она провалилась в ливневый сток.
— Мне казалось…
— Вот именно, — перебил Гарун, — казалось. Как у вас говорят, когда кажется — креститься надо. И этим ограничиться. Понимаю твои чувства, моя сестра — чудесная девушка. Но. Забудь о Хадижат, прошу по-хорошему. Ты желаешь ей счастья? По глазам вижу, что да. Если вправду любишь — оставь ее в покое. Будет лучше всем. — Он перевел дух. — И еще, о чем хотелось поговорить. Дело прошлое, но когда о Мадине пошли разговоры, тебя тоже видели в городе наедине с ней. Это правда?
Смысла отпираться не было.
— Да. Она приходила.
— Приходила она? — Гарун выделил последнее слово.
— Если надо, мои сокомнатники подтвердят. Все как раз выходили из дома, когда она разыскивала нужный адрес, и ей подсказали, как пройти.
— Подожди. Если они выходили, то Мадина пришла, когда ты остался один?
Я пожал плечами:
— Ты же знаешь, она сама решала, как поступать.
— Это и сгубило. — Гарун мощно выдохнул перед следующим вопросом. — А она пришла… зачем?
— Жаловаться на тебя. Ей не хватало свободы.
— И ты… — внутри темных глаз собралась гроза, — ты пошел ей навстречу?
— Будь она местной, неважно какой национальности, я бы не сомневался, как поступить. Мадина хотела жить как местная, но у нее другие корни, и она была твоей сестрой. Я выступил на твоей стороне.
— Спасибо. — Плечи Гаруна расслабились, выдвинутая челюсть заняла обычное положение. — Я, конечно, не сомневался… Теперь в семье про Мадину не говорят, вычеркнули, будто не было. Но она была. Если не смогли воспитать правильно, значит, виноваты все, кто окружал, а не только она, верно? Слышал про клуб «Мужские радости»?
Дался им этот клуб. Прежде чем ответить, я перевел дыхание.
— Даже бывал. — Ответ вызвал такое удивление, что пришлось объясняться. — Один раз. Настя попросила составить компанию, потому что я твой друг. Когда ты исчез, она искала тебя. Везде. И в клуб пошла только поэтому.
Гарун мечтательно закатил глаза, затем закушенные губы скривились:
— Хорошая она девка — сдобная, ладная, вкусная, и как женщина такое творит, что без нее мир черно-белым становится. Только навязчивая. И неразборчивая, когда шлея под хвост попадет. Не сомневаюсь, что между делом и тебя оприходовала, если вы с ней вместе пошли. Признайся, было?
«Между делом» покоробило. Я буркнул:
— Настя тебя любит.
— Я ее тоже. Если время выберу, еще полюблю.
В прежние времена такие разговоры меня веселили, сейчас вызвали тошноту.
— Ты говорил о Мадине, — хмуро напомнил я, — и спросил про клуб.
— Да. Меня пригласили друзья, обещали нечто изысканное и необыкновенное. Согласись, «Мурад» от других заведений отличается. Был день бразильских мотивов: карнавал, самба, перья, крылья, блестки, маски, мулатки, откровенные танцы и не менее откровенные конкурсы. Одна девушка привлекла взгляд. Она явно обратила на меня внимание и кого-то напоминала. Я всех в уме перебрал — не мог угадать, кто это. Лицо закрыто, а то, что открыто, жутко размалевано. Голос не слышно. Всегда молчит. Волнение с ее стороны я принял за интерес. Искал встречи. Личности персонала знает только хозяин клуба, но от него слова не добьешься — он столько знает, что одну городскую элиту легко может сменить на другую, а ту на третью, и так до бесконечности. В результате я потратился на членскую карточку. Она стоила бешеных денег. Сначала пришлось участвовать там же в нескольких боях, затем влезть в долги. Когда стал бойцом, я думал, что смогу общаться с сотрудницами. Не получилось. В первый раз прошел фестиваль бодиарта, где мою красавицу профессионалы превращали в инопланетянку, а любители — в чучело огородное. На ринге меня жутко побили, с арены увезла «скорая», и окончания гуляний я не видел. Затем был день Индии с сари, песнями-танцами и праздником Холи, всех осыпали цветными порошками. Здесь мне немного повезло, но до финала тоже не дошел. С работницами пересечься и пообщаться снова не получилось, зато я узнал, что они делятся на постоянный персонал и временный. Особа, которая меня интересовала, была из разовых. Позже прошли дни искусства и арт-инсталляций, а с получением заветной карточки совпало позднее средневековье: парики, кружева, лосины и попугаистые жилеты у мужчин, которые выдавались при входе, и кринолины с высокими прическами у дам. Если ты был там, то знаешь — фантазия у организаторов просто зашкаливает. Не всегда моя избранница присутствовала, но когда она была, неизменным оставалось одно: грудь всегда что-то прикрывало — лифчик, купальник, краска, цветная лента, блестки-звездочки. В других случаях мешало освещение или она вовремя отворачивалась.
Я понимал, что речь идет о Мадине, но не встревал. И про родинку — молчок. Мне про нее узнать неоткуда.
Оказалось, Гарун вел именно к этому.
— Не спросишь почему?
— Почему? — послушно выдал я, глядя в сторону.
— Даже не догадываешься?
— Догадываюсь, что ты говоришь о…
— Правильно, — перебил меня друг, пока с губ не слетело имя. Он не хотел марать его даже в воспоминаниях. — В то время я почти не ночевал дома: шуры-муры, сиськи-миськи, любовь-морковь.
— И что ты сделал? Имею в виду, как наказал, когда узнал?
Гарун вздохнул.
— Убить хотел, но сестра все же. Запер дома. Потом началась учеба… — Он обреченно махнул рукой. — Гору в мешок не положишь. Как я ни старался бывать дома чаще и контролировать, не помогло. Ей навстречу пошел Султан, и ты знаешь, чем все кончилось.
— Сейчас ситуация как-то разрешилась?
Гарун машинально кивнул.
— Был сход старейшин, Шамиль явился к родственникам с повинной, теперь нужно выплатить семье Султана отступные и решить проблему с законом. По Гасану старейшины тоже ищут примирения, но там сложнее, он женщину убил. Если бы Мадина не бросилась на мою защиту…
— Она же сестра, она не могла…
— Именно потому, что сестра, она должна знать свое место! Сейчас была бы жива, а я мог выступать на ринге.
— Моя сестра не смогла бы стоять и смотреть, как меня убивают.
Гарун покачал головой и сменил тему.
— Машина в порядке?
— Летает как ласточка.
— Неужели не сломалась? Ты ее в спирте, что ли, держал?
— Проблемы решались по мере поступления.
— Спасибо, что сохранил. Может, тебе помочь чем-то? Пока я отлеживался, ничего серьезного не произошло? Не смотри, что внешне я не боец, я всегда боец.
Не хотелось взваливать на друга свои заботы, но он сам спросил.
— У сестры проблема.
— Сестра — это серьезно. — Ему ли не знать. — На тормозах спускать нельзя. Выкладывай.
И я выложил — все события ночи, закончившейся для меня лишь к рассвету.
Снимки, которыми шантажируют, вроде бы возвращены и уничтожены, на каком же этапе они попали к вымогателям? По моей просьбе Прохор среди ночи наведался к Аркаше, не забыл и соседа Гришку. Результат отрицательный. Оба временных владельца подтвердили свою непричастность, и Прохор ушел, припугнув на прощание — на всякий случай.
В конечном разговоре со мной сержант указал единственного человека, кто мог, во-первых, сделать копии, а во-вторых, использовать их для криминального заработка.
Я связался с сестренкой.
Сообщение, что вымогателем профессионалы считают ее парня, она приняла в штыки. У меня даже зародилась мысль: а не могли они устроить этот цирк вдвоем, чтобы деньжатами разжиться? Версия имела серьезный минус: у меня или у родителей Машенька денег не просила, она отдавала свои накопления.
В способность Захара пойти на такое сестренка не верила. Они переговорили. Захар, естественно, все отрицал, тогда с ним связался я. Он снова долго отнекивался и божился, и повлиять на работу его всезнающих юных мозгов смогло только утверждение, что полицией в качестве преступника рассматривается исключительно его кандидатура. Красочно расписанные последствия раздавил