История одной семьи — страница 80 из 117

[114], они ничего лучшего не могли придумать, как бросить мне совсем писать, и я почти год совсем без писем была, при большом изобилии посылок (в виде компенсации, что ли?). Но с февраля месяца, с возвращением Стеллы, всё изменилось и, главное, не только для меня, но и для тебя, и для папы. Как хорошо иметь взрослую, умную, хорошую дочь. Моя родная, это и к тебе относится, не только к Стелле. Хотелось бы только, чтобы ты не столь лаконична была в твоих письмах. Я понимаю, что не всегда, и не обо всём можно распространяться, но всё же немного конкретнее можно было бы писать. Я рада, что ты категорически отказываешься от помощи со стороны Стеллы, но всё же хотелось бы знать, как образуется твоё материальное благополучие, получаешь ли зарплату, или как? Хотелось бы также знать больше о твоей «сценической деятельности» и вообще обо всём, чем ты живёшь, что думаешь, читаешь. Как хорошо, что у тебя есть близкий друг[115]. Те, кто знает вас обеих, говорят, что вы в своё время не очень сходились во взглядах на некоторые вещи. А как сейчас? Кстати, не приходилось ли тебе встречать кого-нибудь из моих знакомых? Ведь мир так тесен, как мне пришлось в моей жизни неоднократно убеждаться. Любимая моя, одна фраза из твоего письма к Стелле прозвучала для меня убедительно, это: «…чтобы маме с папой было так же легко, как мне». Странно, но почти то же выражение я употребила в письме к тебе в 52 г.: «Желаю, чтобы твой путь и путь папы были не тяжелее моего». И папа не жалуется, пишет, что живёт хорошо. Что же, по-видимому, удачливая семья, не правда ли? Радость моя, какое счастье — знать, что ты жива, здорова, не очень несчастлива и что можно надеяться услышать от тебя скоро. Пока пиши через Стеллу.

Крепко целую и обнимаю тебя и Галю,

твоя мама.


Вот несколько моих писем Стелле вперемешку с письмами мне от отца и матери:


30.6.54.

Дорогая Стеллочка!

Давно не было от Вас весточек. Ирина так мне больше и не пишет. Теперь она кончила сдавать экзамены, но всё-таки не может найти для меня времени. Мне тоже не хочется ей писать. Напишу только бабушке.

Большое спасибо за Пушкина. Но, Стеллочка, зачем Вы прислали такое дорогое издание? Достаточно было маленького томика стихов. Конечно, книга прекрасная, но нельзя так тратиться. Говарда Фаста ещё не получила. Неделю назад получила бандеролью бумагу и конверты. Очень благодарна, как раз это мне теперь нужно. Кажется, теперь я могла бы написать маме и папе. Пришлите пожалуйста, их адреса, только — на отдельной бумажке.

К несчастью, письма от папы я так и не прочла. Очень обидно, но я не теряю надежды, что скоро смогу наладить с ним и с мамой связь. Напишите, пожалуйста, им об этом.

Я по-прежнему жива и здорова. Меня окружают хорошие люди, которые относятся ко мне, как к дочери. Здесь есть одна женщина, которая мне так же дорога, как когда-то Вам — моя мама. Даже профессия у неё та же, что и у мамы.

Теперь я опять работаю на воздухе. Это мне только полезно.

Стеллочка, очень жду Ваших писем. Почти все книги я уже прочла. Это — моё богатство, все у меня берут, как в библиотеке.

Всего хорошего. До свидания, крепко целую.

Адрес на конверте немного неточен. Надо: п/я 215/020-К.


Письмо отца было в посылке Стеллы, но мне его не отдали.


8.8.54

Дорогая Стеллочка!

Только недавно получила Ваше письмо от 25 мая. Вы пишете, что только что получили моё первое письмо. Очень жаль, что у нас такая слабая переписка. Теперь я могу писать очень часто, мама и папа — тоже. На днях послала письма маме и папе. Вчера написала папе письмо. Собираюсь завтра отправить.

Открыточка мне очень понравилась. Она у нас висит на стене, и все ею любуются.

Кажется, я Вам уже писала, что сейчас у меня очень хорошие бытовые условия, живу в комнате для 4-х человек, вместе с женщиной, к которой я очень привязана.

Сейчас выходной день. До обеда я лежала и читала Пушкина. Я учу наизусть «Моцарта и Сальери». К сожалению, с музыкой тут неважно. Конечно, Бетховена не услышишь.

Стеллочка, пишите почаще. Очень бы хотелось иметь какую-нибудь мамину фотографию. Мне ничего сейчас не нужно, кроме писем. Правда, очки у меня очень плохие. Во-первых, слабые, а главное — кривая оправа. Я очень мучаюсь, даже стала немного косить. Пока здесь нет окулиста, так что рецепт выписать некому, а я даже не знаю, какая у меня сейчас близорукость. Думаю, что не больше –6. Если можно, пришлите мне, пожалуйста, очки с диоптрией –6. Оправа пусть будет подешевле, только обязательно не кривая. Знаете, Стеллочка, мне нужно, чтобы стёкла можно было вытащить, то есть, чтобы в оправе были маленькие винтики. Это нужно на случай, если стёкла окажутся слишком сильными. Футляр у меня есть. Правда, я не знаю, можно ли в Москве достать очки без рецепта. Очень не хочется беспокоить Вас такой просьбой, но приходится.

Вы спрашиваете, понравились ли мне книги. Какой вопрос! Не только мне понравились, но я их едва смогла прочесть, так их все хотели читать. Мои друзья Вас знают и восхищаются.

На фотографии мне больше понравились Вы, чем Ира. Она мне, между прочим, так и не пишет больше. До свидания. Целую, Майя.

Лирику Лермонтова и «Сакко и Ванцетти»[116] я ещё не получила.


Первое дошедшее до меня письмо отца из лагеря в Казахстане:


Теректы, 8.8.54

Маёчек, милая!

Давненько я от тебя ничего не слыхал. Я это не в порядке жалобы. Понимаю, как трудно писать, мне самому это трудно. Вот если бы устно поговорить… Но и это будет и, возможно, скоро. Меня мало трогают «ожидания», но я уверен, что кое-что сбудется несомненно. Если бы я был хоть сколько-нибудь осведомлён в твоих делах, то, мне думается, я мог бы примерно определить, на что ты можешь рассчитывать в ближайшее время. Что, если ты вспомнишь старика Эзопа и дашь мне понять, в чём твоё дело?

Я очень рад за тебя, что ты, может быть, нашла своё призвание — искусство. У тебя и раньше, помнится, были большие способности. Одно мне совершенно ясно — что т. наз. «сроки» — вещь совершенно пустяковая. «Ничто не вечно под луной».

Старикам, конечно, много легче. Вы, молодые, часто склонны переоценивать преходящее и принимать его чуть ли не за вечное. Я же твёрдо уверен, что мы скоро увидимся.

Живу я тоже неплохо. Здоровье моё примерно такое же, как раньше. Правда, большая седая борода придаёт мне вид патриарха, но я ещё чувствую себя вполне молодцом, хотя зовут меня все дедушкой. Я теперь на новом месте, где меня совершенно освободили от работы. Жару я переношу легко, читаю и думаю о прочитанном и пережитом. К сожалению, передумывать приходится многое. Увлёкся естествознанием, в особенности физикой. Перечитываю всякие научно-популярные брошюрки, стараясь среди мусора найти ценные фактические данные. Ну вот, я увлёкся собой, и приходится сразу обрывать.

Милая, напиши о себе. Как ты живёшь, как твои глаза и, по возможности, как ты думаешь. Целую тебя крепко, мой Маёчек. Твой неунывающий папа.


Вот первое из сохранившихся моих писем матери, посланное «через волю», т. е., неофициальным путём:


3.9.54

Дорогая моя мамочка!

Не знаю, получишь ли ты моё письмо. Но — пользуюсь моментом.

Через несколько дней я вернусь на прежнее место. Там, наверное, встречусь с Галей. Но сейчас я тоже не одинока. Живу и работаю вместе с одной женщиной, о которой я тебе писала — её зовут Верочка. Какой это прекрасный человек. Твоя коллега. Но она совершенно не похожа на тебя. Некоторые находят её очень странной. Она, например, совершенно не обращает внимания на свой внешний вид. В этом отношении она перещеголяла меня. Душа у этого человека замечательная. Она совершенно не думает о своём материальном благополучии. Все люди, независимо от их положения, одинаково вызывают её любовь. Её можно было бы назвать образцовой христианкой, если бы она всегда была способна всех прощать. Она чем-то напоминает мне папу. Конечно, во многих отношениях она мне ближе, чем Галя, хотя Галка — моя ровесница, а Вера старше на 14 лет. Ну ладно, мамочка, я что-то разболталась о своих делах. На днях получила сразу два письма — от Ирины и от бабушки. Обе пишут об одном — Ирина уехала в Москву. Трудно судить на расстоянии, но мне жаль бабушку, которая ведь очень к ней привязана. Ещё я беспокоюсь о материальном положении Стеллы. Как бы Ирина не явилась лишним бременем для неё. Конечно, я понимаю Иру тоже. Я ведь тоже не хотела когда-то уезжать из Москвы.

Ты знаешь, я себя совершенно иначе чувствую теперь, когда имею связь с тобой и с папой. Я теперь чувствую, что должна беречь себя для нашей встречи. А то я уже теряла веру, что это будет когда-нибудь.

Помнишь, я когда-то писала стихи? Уже два года я не берусь за это занятие. Что-то ничего не получается. Когда-нибудь я тебе прочту то, что я написала в 52-м г., в самое тяжёлое для меня время. Теперь мне несравнимо легче. У меня сейчас навязчивая идея — сфотографироваться и послать вам всем мою фотокарточку.

Мамочка, напиши мне, как твоё здоровье, как живёшь, какие у тебя друзья. И подробнее, как я тебе написала. Целую, Майя


Письмо мне от мамы:


8. Х.54

Маюшка, моя родная! Боюсь, что это письмо не поспеет ко дню твоего рождения. Тем не менее, поздравляю тебя, моя девочка, и надеюсь, что мы ещё будем отмечать все вместе много раз этот день. В этот день я с тобой больше, чем когда бы-то ни было, думаю о тебе, вспоминаю всё с момента твоего рождения до того дня, как мы расстались. Благодаря счастливой случайности мне удалось восстановить картину твоей жизни почти до последних месяцев (до весны этого года). Жаль, что я не получила поздравления ко дню моего рождения. Знаю о нём из твоего письма от 11.9.

Ты пишешь, что решила начать заниматься усердно. Родная, старайся использовать время хотя бы для изучения языков. У тебя способности лингвистические должны быть — используй их. К сожалению, у Тамары их нет, но всё же она делает, что может, и успевает неплохо. Я получила от Стеллы всю необходимую мне литературу — хороший учебник, грамматику и несколько романов. Трудно передать, какое наслаждение мне доставляет читать грамматику Ганшиной и Василевской. Я могу предаваться этому занятию часами. Понемножку вяжу. Больших способностей в этой области не проявля