— Великолепное, — согласился я, — двойная строчка высшего класса (что бы это значило?). Вообще-то, я сам ношу такие.
Видишь, на этих рубашках лейбл «Mr. B.». Их будут носить в этом году вместе со свитерами.
Потягивая чай я размышлял, знает ли неземная мисс Нэш, в своём старом добром Нью-Йорке, какой ценой делаются прелестные вещички, которые она продаёт?
— Давайте двинемся, — предложил я Джону.
Мне не хватало воздуха.
Поговорим о погоде.
— Летом здесь должно быть зверски жарко , — предположил я.
— Очень влажно, — согласился Джон.
Всё это мы уже проходили, и как вести партию знаем.
— Как в августе в Нью-Йорке, так?
— Примерно.
— Это в какой-либо мере... замедляет темп работ?
— Прошу прощения?
— Я не заметил ни одного кондиционера.
Он посмотрел на меня.
— Это Азия, Оливер, не Калифорния.
Мы тронулись с места.
— А у вас в квартире есть кондиционер? — выяснял я.
Джон Хсианг снова посмотрел на меня.
— Оливер, — мягко сказал он, — это Восток. Здесь у рабочих другие желания.
— В самом деле?
— Да.
— А вам не кажется, Джон, что даже здесь, в Азии, среднестатистический рабочий желает хотя бы заработать на еду?
Он не ответил.
— Итак, -продолжал я, — вы согласны, что доллара восемьдесяти в день для этого недостаточно?
Похоже, мысленно он делал из меня отбивную — всеми известными приёмами каратэ.
— Здесь люди работают по-другому, — убеждённо заявил он, — наши женщины не тратят часы, листая журналы в салонах красоты.
Похоже, что именно так он представлял себе будни моей матери.
— К примеру, — добавил он, — девочка, которую вы видели. Вся её семья работает здесь. А её мать шьёт и по вечерам.
— У себя дома?
— Да.
— А, — сказал я, — то, что называется «домашней работой», верно?
— Верно.
Я выждал секунду.
— Джонни, вы же заканчивали Школу Бизнеса. Вы должны помнить, почему в Штатах такая работа считается незаконной.
Он улыбнулся:
— Вы не знаете законов Гонконга.
— Кончай ты, трахнутый лицемер!
Джон ударил по тормозам, машину занесло.
— Я не обязан терпеть оскорбления, — сказал он.
— Ты прав, — ответил я и открыл дверь. Но, чёрт побери, перед тем, как выйти, я должен был заставить его выслушать ответ.
— Такая работа незаконна, — мягко процитировал я, — «в силу того, что она позволяет платить меньше минимума, установленного профсоюзом. Те, кто согласен работать так, получает то, что им соглашаются давать. Как правило — ноль».
Джон Хсианг посмотрел на меня.
— Выступление закончено, мистер Либерал? — поинтересовался он.
— Да.
— Тогда послушайте о фактах здешней жизни. Здесь не вступают в профсоюзы, в силу того, что люди хотят делиться заработком, и они хотят, чтобы их дети работали, и они хотят делать часть работы дома. Врубаешься?
Я не ответил.
— И к твоему чёртовому адвокатскому сведению, — заключил Джон, — в Колонии Гонконг не существует минимума зарплаты. Теперь можешь проваливать в преисподнюю!
Он сорвался с места раньше, чем я успел сообщить ему, что уже побывал там.
35
Объяснения, почему мы поступаем в этой жизни так или иначе многочисленны и сложны. Подразумевается, что взрослые люди живут, руководствуясь логикой. То есть обдумывают поступки, перед тем, как их совершить.
Скорее всего, они никогда не слышали того, что рассказал мне доктор Лондон. Уже после того, как всё кончилось.
Фрейд — да, сам Фрейд — однажды сказал, что в малом мы конечно должны руководствоваться рассудком.
Но в по-настоящему важных решениях надо поступать так, как говорит нам наше бессознательное.
Марси Биннендэйл стояла на высоте восемнадцать сотен футов над гонконгской гаванью. Начинались сумерки. Город зажигал огни.
Дул холодный ветер. Он играл её волосами, когда-то мне это казалось красивым.
— Привет, друг мой, — позвала она, — посмотри вниз на эти огни. Отсюда мы можем увидеть всё.
Я не ответил.
— Показать интересные места?
— Насмотрелся сегодня днём. С Джонни.
— А-а, — сказала она.
Потом до неё дошло, что я не улыбаюсь ей в ответ. Я смотрел на неё снизу вверх, удивляясь, что мог почти... любить эту женщину.
— Что-то не так? — спросила она.
— Всё.
— Например?
Я тихо ответил:
— У тебя в потогонках работают маленькие дети.
Марси помедлила секунду.
— Все так делают.
— Марси, это не оправдание.
— Кто бы говорил, — холодно ответила Марси, — мистер Бэрретт, Массачусетская текстильная мануфактура!
Я был готов к этому.
— Это не довод.
— Ещё какой! Они воспользовались ситуацией там, так же, как мы — здесь.
— Сто лет назад. Я не был там и не мог сказать, что меня это не устраивает.
— Ты абсолютный ханжа, — сказала она, — тебя что, выбрали, чтобы изменить этот мир?
— Послушай, Марси. Я не могу изменить его. Но точно знаю, что и присоединяться не хочу.
Она тряхнула головой.
— Оливер, вся эта чёртова либеральная чушь — всего лишь предлог.
Я смотрел на неё и не отвечал.
— Тебе хочется поставить точку. И тебе нужно хорошее оправдание.
Я не стал говорить, что мог бы, чёрт побери, найти оправдание и получше.
— Кончай, — сказала она, — ты врёшь сам себе. Даже если бы я пожертвовала всё на благотворительность и поехала учительницей в Аппалачи, ты бы нашёл другую причину.
Я обдумал это. Единственное, в чём я был сейчас уверен, что мне хочется уйти.
— Может быть, — допустил я.
— Тогда какого чёрта ты просто не скажешь, что я не нравлюсь тебе?
Она не казалась расстроенной. Или рассерженной. Но не могла и вернуть до конца своё легендарное хладнокровие.
— Нет. Ты нравишься мне, Марси. Я просто жить с тобой не смогу.
— Оливер, — тихо ответила она, — ты не сможешь жить ни с кем. Тебя до сих пор заклинило на Дженни, и ты не хочешь новых отношений.
Я не смог ответить. Она на самом деле ударила меня, вспомнив Дженни.
— Послушай, я ведь знаю тебя, — продолжала она, — всё эти твои глубокие переживания — просто красивый фасад. А на самом деле — общественно-приемлемое оправдание своего траура.
— Марси?
— Да?
— Ты холодная и бессердечная сучка.
Я повернулся и начал спускаться.
— Подожди, Оливер.
Я обернулся.
Она стояла там же. И плакала. Очень тихо.
— Оливер... Ты нужен мне.
Я не ответил.
— И, мне кажется, я нужна тебе, — сказала она. Секунду я не знал, что делать.
Я смотрел на неё. Я знал, в каком безнадёжном одиночестве она остаётся.
Но в этом-то и заключалась проблема.
В нём же был и я.
Я повернулся и пошел вниз по Остин-Роуд. Не оглядываясь.
Опускалась ночь.
И мне хотелось утонуть в ней.
36
— Ваше мнение, доктор?
— Думаю, лимонного безе.
Доктор Джоанна Стейн наклонилась над стойкой и взяла ломтик пирога. Он и два черешка сельдерея — вот и всё, что составляло её завтрак. Джоанна уже успела сказать, что сидит на диете.
— Объесться можно, — прокомментировал я.
— Ничего не могу с собой поделать. Обожаю хорошо поесть. Сельдерей — просто способ обмануть себя.
Это было спустя две недели после возвращения. Первые дни я чувствовал только усталость, потом — злость. И наконец, вернувшись туда же, с чего начинал — одиночество.
С одной лишь разницей.
Два года назад все чувства заглушало горе. Сейчас я знал, что всё, что мне нужно — чьё-нибудь общество. Просто приятное общество. Я не мог ждать или тянуть.
Единственное, что мешало позвонить Джоанне Стейн — это необходимость сочинить какую-нибудь чушь, чтобы объяснить своё исчезновение.
Она не стала задавать вопросов.
Когда я позвонил, она просто сказала, что рада слышать меня. Я пригласил её поужинать. Она предложила встретиться за завтраком прямо в больнице.
Когда я приехал, Джоанна поцеловала меня в щёку. Я поцеловал её в ответ. Мы поинтересовались друг у друга, как дела и ответили, не вникая в детали. Оба работали, оба были дико заняты. И так далее. Она спросила о моей практике, я рассказал анекдот о Спиро Агню. Она рассмеялась. Нам было легко друг с другом.
Потом я спросил о её практике.
— Заканчиваю в июне, слава Богу.
— А дальше?
— Два года в Сан-Франциско. Клинический госпиталь и человеческая зарплата.
Сан-Франциско, как я немедленно прикинул — это несколько тысяч миль от Нью-Йорка. Оливер, тупица, не упусти и этот шанс.
— Калифорния — это здорово, — сказал я, чтобы выиграть время.
Мой социальный календарь призывал провести уикэнд в Крэнстоне. Что, если предложить ей составить мне компанию? Просто так, по-дружески? Познакомить их с Филом. А там, может что-то и получится.
Тут до меня дошёл её ответ на мою последнюю реплику:
— Это не просто Калифорния. У меня там парень.
Ох. Парень. Довод. Жизнь идёт без тебя, Оливер. Или ты думал, она будет чахнуть в ожидании?
Надеюсь, моё лицо не выдало разочарования:
— Я очень рад. Доктор?
— Естественно, — улыбнулась она, — кого ещё я могла встретить на этой работе?
— Музыкант?
— С грехом пополам играет на гобое.
Всё, Оливер, хватит ревнивых расспросов. Теперь покажи, что тебе всё равно и смени тему.
— Как Его Величество Луис?
— Такой же чокнутый, как и всегда, — ответила она, — все передают тебе приветы и приглашают в любое воскресенье....
Нет. Не хочу встречаться с гобоистом.
— Здорово. Загляну как-нибудь, — соврал я.
Пауза. Я допивал кофе.
— Эй, Оливер, я могу быть полностью откровенной с тобой? — таинственно прошептала она.
— Конечно, Джо.
— Мне очень стыдно, но... ещё кусочек пирога, если можно.
Я галантно добыл ещё один, притворившись, что беру его для себя. Доктор Джоанна Стейн изобразила вечную признательность.