С самого начала XVII столетия уделом принцев Османской империи была замкнутая жизнь во дворце Топкапы, но Мехмед твердо решил, что его старшему сыну и наследнику следует знать, что ожидают от султана. Эта новая военная кампания давала возможность продемонстрировать, что Османская империя все еще может вступать в войну с целью расширения своих территорий и вести ее под командованием монарха-воителя, и поэтому султан решил лично возглавить свои войска, взяв с собой принца Мустафу, а вместо своей матери, Турхан Султан, он взял мать Мустафы, свою любимую наложницу, Рабию Гюльнуш Эметуллах.[37]
Поход на север, в Польшу, проходил в дождливую погоду и был рискованным предприятием. Во время одного перехода серебряная карета, в которой ехала Рабия Гюльнуш Эметуллах, быстро увязла в глинистой почве, и великому визирю пришлось ее спасать. Принц Мустафа и его мать остались южнее Дуная, в Бабадаге, тогда как султан со своей армией продолжили движение и подошли к Исаккее, где был построен мост через Дунай. Прежде чем переправиться на северный берег, Мехмед ненадолго вернулся в Бабадаг, чтобы навестить свою семью. Спустя тридцать девять дней и находясь в четырех или пяти часах от своей цели, крепости Каменец, армия переправилась через Днестр и вступила на польскую территорию. Крепость была слабо защищена, и 27 августа 1672 года она пала после девяти дней интенсивного артиллерийского обстрела. Когда ключи от нее были переданы Фазыл Ахмед-паше, султан смог осмотреть это последнее завоевание Османской империи. Он приказал Абдурахман Абди-паше, который во время боевых действий находился в безопасности, сочинить памятную поэму из двадцати четырех двустиший и хронограмму. Обычно такую поэму потом выбивали на мраморной доске и выставляли на всеобщее обозрение, установив над воротами крепости.
Защитникам Каменца сохранили жизнь, имущество и даровали право остаться жить в стенах крепости, если они того пожелают, а также право отправлять свои собственные религиозные обряды, будь то католичество или православие. Им также было позволено содержать столько церквей, сколько им нужно. Как обычно, некоторое количество церквей превратилось в мечети — католический собор Святых Петра и Павла стал мечетью султана Мехмеда IV, другие были названы в честь его матери Турхан Султан, Рабии Гюльнуш Эметуллах, великого визиря Фазиля Ахмед-паши, Мусахиба («Собрата») Мустафа-паши, а также Мерзифонлу Кара Мустафа-паши, второго и третьего визиря соответственно. Прошло совсем немного времени и стали очевидны другие приметы нового режима, так, например, были учреждены типичные для мусульманского города благотворительные фонды. В первую пятницу после завоевания воин-султан произвел церемонию пятничной молитвы в своей новой мечети.
Новая османская провинция Каменец (или, если быть точным, Камениче), образованная на основе провинции Подолия, входившей в состав Речи Посполитой, оказалась, как и другие провинции, сформированные в годы пребывания у власти клана Кёпрюлю (Варад, Уйвар и Крит), несколько меньше, чем провинции, образованные в первые столетия османского завоевания, когда было легче делать крупные территориальные приобретения. Еще до конца 1672 года, в целях налогообложения, в Каменце был проведен опрос жителей, и новая администрация города попыталась ввести систему землевладения, с помощью которой земельными участками вознаграждались кавалеристы в обмен на то, что они примут участие в военных действиях, когда это потребуется. Раньше эта система применялась во всех центральных регионах империи, но затем была временно отменена. Хотя даже в отличавшихся большей статичностью боевых действиях конца XVII столетия кавалерия не утратила своей эффективности, но на самом деле это был век пехоты, и применение такого старого и почитаемого рода войск в Каменце и других завоеванных в то время провинциях скорее воспринимается как попытка воссоздать золотой век империи, а не как стремление справиться с военными проблемами.
Возможно, Речи Посполитой пришлось бы заплатить за свое поражение передачей Подолии султану и признанием его сюзеренитета над всей Правобережной Украиной, а также выплатой ежегодной дани (что по османским законам делало польского короля вассалом султана), но попытки империи ввести в Каменце свою систему распределения земли были преждевременными. Польский король мог бы подписать мирный договор, но многие относились к монарху с презрением, а его дворяне были полны решимости вернуть то, что они потеряли. Старые склоки были забыты, и армии Речи Посполитой стали спешно укреплять свою боеготовность. Они укрепили ее настолько, что в 1673 году сумели разбить османский гарнизон в Хотине еще до прибытия высланных ему на помощь войск Фазыл Ахмеда. Однако в 1675 году подразделения османской армии снова вызвали тревогу, так как, пересекая границу, они стали совершать набеги на польскую территорию. Теперь Речь Посполитая нуждалась в передышке, и в 1676 году она согласилась с измененными условиями мирного договора, которые спасли польского короля от унижения, связанного с выплатой ежегодной дани султану. Но эта уступка и приобретение двух крепостей на Украине не шли ни в какое сравнение с теми выгодами, которые, по мнению поляков, турки могли бы извлечь из этого соглашения.
Поддержка, которую Османская империя оказывала Правобережной Украине, привела к войне с Речью Посполитой (и вознаграждению в виде территориального приобретения), но изменение баланса сил в регионе вызвало ответную реакцию со стороны Московии, войска которой вторглись в Османский протекторат, и в 1674 году армия, возглавляемая султаном Мехмедом, выступила из Эдирне и двинулась на север, чтобы спасти гетмана Петра Дорошенко, находившегося в своей осажденной столице — расположенной на берегу западного притока Днепра крепости Чигирин. Крымские татары сэкономили целый день для османской армии, подразделения которой под командованием Мерзифонлу Кара Мустафа-паши продолжали разрушать форты и поселения, которые признавали своим сюзереном Московию, а не Османскую империю.
Военные действия против Речи Посполитой и Московии привели к тому, что только в 1675 году появилась возможность отпраздновать недавние успехи османской армии подобающим для султана-воителя возрождавшейся военной державы образом. Весной того года султан Мехмед IV издал декрет о проведении в Эдирне пятнадцатидневных празднований в честь обрезания его сыновей, одиннадцатилетнего Мустафы и двухлетнего Ахмеда, и еще восемнадцати дней торжеств, посвященных заключению брака между его семнадцатилетней сестрой Хатидже Султан и вторым визирем Мусахи-бом Мустафа-пашой. После шести месяцев приготовлений, в период между 14 и 29 мая, состоялось торжество, посвященное обрезанию, а бракосочетание отпраздновали в период между 9 и 27 июня. Ничего подобного не видели со времен торжеств, состоявшихся в 1524 году по случаю бракосочетания сестры султана Сулеймана I, Хатидже Султан, и его великого визиря и фаворита Ибрагима-паши, или свадебных торжеств 1562 года, когда были заключены браки между его внучками и тремя государственными деятелями высокого ранга, или торжеств 1582 года в честь обрезания будущего султана Мехмеда III.
Бывший чиновник Хезарфен Хусейн-эфенди составил подробное, день за днем, описание торжеств, свидетелем которых он, по всей вероятности, был. Банкеты, щедрые подношения, театральные представления, фейерверки, клоунады, выступления наездников и многое другое стало частью продуманной демонстрации великолепия и необычайной щедрости правящей династии. Государственные чиновники и высокопоставленные деятели Османской империи, а также жители Эдирне приглашались на пиры в соответствии с их положением и приносили султану и принцам свои подношения (преимущественно религиозные и поэтические тексты, серебряные сосуды и дорогие ткани). Когда Хатидже Султан вступила в брак, она получила много подарков от султана, а от ее жениха требовалось развлекать высокопоставленных государственных чиновников на банкетах, а также раздавать щедрые дары направо и налево. Празднования проводились на открытом воздухе, напротив султанского дворца:
…с одной стороны были подняты двадцать две корабельные мачты, каждая из которых была весьма искусно украшена тысячей маленьких фонарей. Султан распорядился, чтобы они горели с самого начала до самого конца празднеств. Султаном были установлены семь величественных шатров. В некоторых из них султан и принцы отдыхали, тогда как прочие были предназначены для великого визиря, шейх-уль-ислама, главных судей Румелии и Анадолу, а также для других членов имперского совета, а напротив каждого шатра стояли деревянные трибуны, чтобы можно было наблюдать за музыкантами, актерами и другими выступлениями.
В 1675 году капеллан Левантийской компании, англичанин, доктор Джон Коувел посетил Эдирне и его окрестности и присутствовал на этих торжествах. Многие простолюдины прошли обряд обрезания в то же самое время, что и принцы. Свидетелем этого был доктор Коувел. На самом деле, писал он, «турки настолько далеки от того, чтобы препятствовать вашему желанию это увидеть, что даже уступают вам дорогу»:
Я видел многие сотни (за тринадцать ночей было обрезано около 2000 человек) обрезанных… Там было много вполне зрелых людей, в особенности новообращенных, которые стали турками. Наиболее распространенный способ обращения в ислам (а я видел их несколько) состоит в том, чтобы предстать перед В. П. [т. е. Важной Персоной — султаном] и визирем и снять головной убор или поднять вверх правую руку, либо указательный палец. После этого человека сразу же уводил служащий (который присутствует специально для этой цели) и производил обрезание. Я видел русского, лет двадцати, который после того, как он предстал перед визирем, с чрезмерной поспешностью и ликованием прошел в шатер. Однако во время обрезания у него был недовольный вид (как это бывает у многих людей зрелого возраста). Однажды ночью нам повстречался молодой парень, который спросил нас, как пройти к визирю. Мы поинтересовались у этого сельского паренька, какое у него дело к визирю. Он сказал, что его брат принял турецкую веру и теперь он хочет его найти и тоже совершить обрезание. И через два дня он так и сделал… За эти тринадцать дней появилось по меньше