Собственность князей и бояр выросла из системы «кормления», и эта азбучная истина никем не отрицается. Дискуссия начинается при определении степени и времени трансформации «кормления» в частную собственность.
Н.Ф. Котляр считает, что в княжение Владимира I продолжала функционировать именно эта система. Княжеской и боярской собственности тогда не было. Не имели ее и крестьяне. Община, по его мнению, начала разлагаться на рубеже X-XI вв. А далее требовался определенный период, когда экономический индивидуализм крестьян со временем породил бы изменение сознания, что обернулось бы признанием права на существование и чужой – боярско-княжеской – крупной земельной собственности. В противном случае попытка захвата крестьянской земли породила бы или сопротивление крестьян, или массовую миграцию.
Однако существующие источники позволяют утверждать, что подавляющая часть крестьян до XIII в. оставалась свободной. Основной социальной ячейкой племени являлась община (вервь), исчезнувшая лишь в крупных южных городах – Киеве, Чернигове и некоторых других. Да и миграция крестьян на северо-восток началась именно в XII в. Следовательно, процесс возникновения частной собственности следует отодвинуть, как минимум, на несколько десятилетий.
Здесь возникает новая проблема: эта собственность была «вотчиной» или «поместьем»? Л.В. Черепнин и Н.Ф. Котляр полагают, что это была вотчина, В.Т. Пашуто – поместье. По всей видимости, вторая точка зрения ближе к истине.
В XII – начале XIII вв. для определения частной собственности использовался термин «волость». Как отмечает А.П. Толочко, его этимология восходит к слову «власть». «Волость» до XIII в. принадлежала только великому князю или церкви. То есть князья были не феодалами, а государями, земельная собственность принадлежала им не как частным лицам, а как государям. И приравнивание древнерусского термина «вотчина» к западноевропейскому – «феод», по мнению А.П. Толочко, ничем не обосновано.
Современный уровень историографии позволяет утверждать, во-первых, что в XII в. крупной земельной собственности было не много (это отмечал еще Л.В. Черепнин). Собственность князей и бояр, вероятно, ограничивалась несколькими селами, редко когда их было больше 10. Частнособственнические отношения распространялись медленно. По мнению И.Я. Фроянова, боярская верхушка не стремилась к обособлению, а концентрировалась вокруг князя. Ее богатство состояло не столько в земельной собственности, сколько в движимом имуществе в виде ювелирных украшений, дорогой посуде и оружии.
Во-вторых, и это главное, киевские князья распоряжались землей не как своим недвижимым имуществом, а как государи – государственной собственностью. И наделяли ею своих родственников и бояр за службу и на время службы. То есть, подобно социально-политической практике Востока, земля в Киевской Руси XII в. принадлежала не конкретному лицу, а должности. Когда киевский князь в силу каких-либо обстоятельств лишался престола, автоматически лишались земли и все, кому он ее раздал. Например, в 1148 г. Юрий Долгорукий захватил Киев, наделил своих сыновей «волостями». Но после того как его выгнали из Киева, «свою» землю потеряли и его сыновья. То есть Рюриковичи и бояре к XII в. в большей степени являлись не феодалами-частниками, а «государственными служащими», попрежнему получавшими землю в «кормление».
Важнейшим атрибутом феодализма являлись иммунитеты. Боярского иммунитета Киевская Русь в XII в. не знала, но и церковные иммунитеты требуют внимательного изучения. Считается, что церковь получила земельную собственность и иммунитеты в начале XI в. Документов той поры не сохранилось. Наиболее ранние источники относятся к XII в.: это четыре княжеских грамоты, фиксирующие передачу земельных владений новгородским монастырям. Л.В. Черепнин расценивал их как иммунитет, вытекающий из земельной собственности. С.М. Каштанов полагает, что в равной степени это могло быть «кормление» за выполнение монастырем управленческих функций в регионе, где нет княжеской власти. Таким образом, эти грамоты представляли собой право на сбор дани, а не феодальной ренты. Отстаивая свою трактовку грамот, С.М. Каштанов обращает внимание на то, что, они не давали монахам права выбора настоятеля, следовательно, в XII в. они еще не были вполне автономны, что является одной из основ феодализма.
Таким образом, древнерусская социальная система в IX-XI вв. представляла собой аналог европейских варварских систем V-VII вв. И лишь в XII в. в древнерусском обществе начали формироваться элементы феодальной системы.
Вопросы для обсуждения на семинарах
1. Можно ли поставить знак равенства между русскими боярами XI в. и европейскими феодалами?
2. Почему в Киевской Руси не утвердилось крепостное право?
Задолго до возникновения государства в обществе существовали определенные нормы поведения. При всей кажущейся примитивности того общества, отношения между людьми были очень сложным. В зависимости от пола и возраста, родоплеменное общество подразделялось на группы и подгруппы, и у каждой из них были свои права и обязанности.
Жизнь людей в те времена предопределялась рядом обстоятельств. Во-первых, – низким уровнем производительности труда, что исключало возможность выжить в одиночку. Во-вторых, численность родовых групп превышала сотню. При большей численности сложно было добыть пищу, кроме того, наверняка бы появилось несколько претендентов на власть, что порождало бы постоянные склоки. В-третьих, в родовом обществе все являются родственниками. В результате доминирующей чертой мировоззрения и быта оказался коллективизм, а личность была полностью деперсонифицирована.
Обычаи. Древнейшим социальным регулятором являлись обычаи. Они складывались естественным путем в ходе многократного повторения в бытовой и хозяйственной сферах и передавались из поколения в поколение в устной форме. В отличие от других социальных регуляторов, обычаи в наименьшей степени основывались на внешнем принуждении. Их соблюдение достигалось силой общественного мнения, жизненной необходимостью и угрозой наказания языческими богами. Поэтому отклонение от обычаев, вероятно, были крайней редкостью.
Появление в IX в. органов публичной власти, скорее всего, никак не отразилось на обычаях. В XI в. обычаи оказались разделены на правовые и неправовые. К неправовым можно отнести кровную месть и «право талиона»1. Из-за недостатка источников трудно определить, какие конкретно обычаи использовало государство. Однозначно можно утверждать лишь то, что, до начала XI в., то есть спустя более чем 100 лет после начала формирования древнерусского государственного аппарата, доминировали только обычаи. Возможно, при заключении сделки долгое время сохранялись символы и обряды. Скорее всего, на сотни лет задержался обычай коллективного обсуждения всех общих для деревни вопросов. Запретить те из них, которые государство не устраивали, киевские князья не могли из-за недостатка административных возможностей.
[1 «Талион» – от латинского talio, talijnis – возмездие, адекватное преступлению.]
Со временем, обычаи сузились до уровня бытовых праздников и свое правовое содержание утратили.
Языческая религия. Следующим этапом в развитии социальных норм стала религия. Ее природа и причины возникновения более сложны. Религия является итогом умственной деятельности, а её предметом – регулирование морально-этических отношений.
Определенное представление о языческих богах можно составить из христианских поучений против язычества и сказок.
Единых для всех восточнославянских племен богов не было. В основном сохранились сведения о богах южной группы восточнославянских племен, причем от периода, когда язычество уже вытеснялось христианством (например, описание смерти Кощея1). Он являлся богом, и, следовательно, должен был быть бессмертным. В сказках же детально описывается, где скрыта его смерть. Это означает, что на момент создания сказок с его участием вера в богов пошатнулась.
Вероятно, в отличие от христианства, сковывавшего свободу действий и не дававшего возможности выбора, языческие нормы были более гибкими.
Как и в случае с обычаями, государство сначала отбирало из язычества то, что ему было выгодно. Но затем оно было отвергнуто полностью, и киевские князья начали насаждать христианство.
Итак, каждый из социальных регуляторов – обычаи и традиции, религия, право, мораль – имеет свою собственную сферу. И они не столько вырастают друг из друга, сколько до поры до времени сосуществуют. Право заимствовало из обычаев и религии только то, что требовалось государству для регулирования общественных процессов. В основной социальный регулятор право превратится только в XIX-XX вв., Но начало этому вытеснению было положено уже в XI-XII вв.
Традиционно считается, что первоначальной формой права являлось обычное право. Конечно, возникновение права не могло быть одномоментным событием, этот процесс занял не одну сотню лет. Эта версия возникла, во-первых, из-за смешения права с судом, и, во-вторых, потому, что новые общественные отношения возникали очень медленно.
Вероятно, княжеский суд возник раньше права. Князь или его представители стали выполнять те функции, которые раньше выполняла община в целом. Судили на основе обычаев, но это не было правом. Обычаи и закон имели свой собственный предмет, и право возникло не путем замены правовых обычаев законами, а благодаря возникновению новых социально-экономических отношений, которые ранее обычаями не регулировались: во-первых, это защита членов государственного аппарата, во-вторых, регулирование имущественных отношений.
Древнейшим законодательным памятником являются договоры киевских князей Олега, Игоря и Святослава с греками. Первый из них был подписан в 911 г., второй – в 944, третий – в 971 г. В договорах содержались статьи уголовного и гражданского права. Однако неясно, кто был инициатором договоров, где они заключались и где предполагалось их использовать. В этих договорах есть ссылка на закон русский. Но какие конкретно нормы оттуда взяты, непонятно. Если при заключении договоров мы предложили включить в них нормы уголовного права, то они своими корнями уходили в обычаи. То есть их природа была не столько правовой, сколько родоплеменной. Что же касается гражданских норм, то, поскольку русское общество X в. оставалось социально единым, то гражданских норм в нем быть не могло. Следовательно, их инициатива исходила от греков. Не случайно до наших дней дошел только греческий вариант, русскому же никто из князей не придавал значения. По всей видимости, византийцы определяли рамки поведения для русских купцов у себя в стране, они и включили в договоры нормы гражданского права.