Не все в этом отрывке правда. В конце концов, двадцать лет, проведенные в Ватикане, не прошли для Бенедикта бесследно; более того, его управление Болонским архиепископством (известным своими проблемами) носило образцовый характер. Что касается его внешности и манеры держаться на людях, то тут он ничего не мог сделать. Так же не мог он, в отличие от Льва и Пия, ежедневно принимая бесконечную череду паломников, производить на них впечатление: вследствие войны их поток почти совсем иссяк. Но факт остается фактом: несмотря на щедрую гуманитарную помощь обеим сторонам, Бенедикт произвел незначительное впечатление и на Италию, и на мир за ее пределами. В чем-то символично, что кроме надгробного памятника в соборе Святого Петра монумент ему воздвиг лишь один народ — турки. Он стоит во дворе собора Святого Духа в Стамбуле; надпись на постаменте гласит: «Великий Папа мировой трагедии… благодетель всех народов, вне зависимости от национальности и религии». Итак, нашлись и те, кто оказался способен на благодарность.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ.Пий XI и Пий XII(1922-1958)
Избрание папы Пия XI (1922-1939), состоявшееся в результате четырнадцатого тура голосования, и то лишь потому, что требовалось преодолеть патовую ситуацию, сложившуюся на конклаве, в известном смысле оказалось неожиданным. 65-летний ученый, знаток средневековой палеографии, Акилле Ратти большую часть своего рабочего времени посвящал ремеслу библиотекаря, а основную часть свободного времени — альпинизму. В 1919 году Бенедикт XV направил его в качестве нунция в Польшу, которая незадолго до этого восстановила после 123-летнего перерыва свой государственный суверенитет. Это была непростая миссия: польская элита, видевшая в нем всего лишь агента прогермански настроенного папы, отнеслась к Ратти враждебно и с недоверием. Впрочем, за 14 месяцев с момента его приезда ситуация изменилась весьма драматичным образом. В Польшу вторглись большевики, которые летом 1920 года развернули наступление на Варшаву[334]. Если бы они ворвались в город, никакая сила не смогла бы их удержать от захвата всей Восточной Европы. Ни один иностранный наблюдатель не дал бы полякам и одного шанса в борьбе с большевиками, однако каким-то образом — многие и в стране, и за ее пределами сочли это не иначе как чудом — маршал Юзеф Пилсудский сумел предпринять массированное контрнаступление и в последний момент изменил ход событий.
Ратти легко мог бы уехать обратно в Рим, однако он категорически отказался покидать Варшаву. Много веков минуло с тех пор, когда папский посланник пребывал в рядах христианского воинства, оборонявшего родные рубежи, поэтому нет ничего удивительного в том, что, когда опасность окончательно миновала, популярность Ратти резко возросла. Сам он навсегда запомнил те события, после которых до конца своих дней проникся убеждением, что из всех врагов, с которыми когда-либо сталкивалась христианская Европа, коммунизм, без сомнения, был самым страшным. Весной 1921 года Ратти вернулся в Италию, чтобы стать сперва кардиналом, а затем — в июне — и архиепископом Миланским. Впрочем, его архиепископское служение оказалось кратким: всего лишь семь месяцев спустя его избрали папой.
Ратти начал так, как намеревался действовать и впредь. Сообщив кардиналам имя, которое он выбрал, первым делом вновь избранный верховный понтифик заявил, что традиционное папское благословение «Городу и миру» он провозгласит с внешней лоджии собора Святого Петра. Это произошло впервые с 1870 года; тем не менее ни о совещаниях, ни о консультациях не шло и речи. Как очень скоро осознало его окружение, это был не его стиль. Пий XI точно знал, чего он хочет, и был полон решимости этого добиваться.
Его непреклонность — можно сказать, почти жестокость — в скором времени ярко проявилась в отношении Франции. Восстановление дружественных контактов началось еще при его предшественнике Бенедикте XV. Важной вехой на этом пути стала церемония канонизации Жанны д'Арк, осуществленная в присутствии приехавших из Парижа представителей французского правительства и не менее чем 80 депутатов парламента. Однако вскоре возникла проблема в лице правого движения «Аксьон Франсез», чья популярность вызывала опасения, и одноименной газеты, которую отличала псевдокатолическая, монархическая и ярко выраженная антисемитская направленность. Их основатель, малоприятный демагог по имени Шарль Моррас, давным-давно освободился от всякой веры, которая когда-либо у него была; однако он рассматривал церковь как оплот реакции, своему делу был предан фанатично и отнюдь не терзался сомнениями, когда использовал церковь для достижения собственных целей. Многие французы-католики, включая нескольких епископов, читали его газету и разделяли его взгляды, в том числе и неприятие Французской республики. В итоге папе Пию стало ясно, что никакого улучшения отношений с Францией не будет до тех пор, пока Моррас и «Аксьон Франсез» претендуют на поддержку Святого престола. В 1925 году он включил в Индекс запрещенных книг газету, а два года спустя объявил об отлучении от церкви всех приверженцев самого движения. Когда впоследствии 81-летний французский иезуит, кардинал Луи Билло, обратился в газету Морраса с письмом, в котором выражал ей сочувствие, папа вызвал его к себе и вынудил отказаться от алой шапки[335].
Еще более серьезным вызовом политическому искусству папы Пия явилось возникновение фашистской Италии. В конце октября 1922 года, менее чем через девять месяцев после избрания папы, Бенито Муссолини совершил свой «марш на Рим» и был назначен королем Виктором Эммануилом III на пост премьер-министра. В начале его правления, еще до того, как он стал дуче, Муссолини вполне можно было свергнуть благодаря парламентской процедуре. Социалисты вместе с Народной партией дона Луиджи Стурцо легко могли взять верх над 35 фашистскими депутатами; если бы они вступили в альянс друг с другом, то смогли бы гарантировать возврат Италии к демократии. Однако Пия XI это никоим образом не устраивало. Для него любое соглашение с социалистами было неприемлемо; кроме того, его все больше и больше беспокоили некоторые откровенно левые тенденции в Народной партии. В этой связи дон Луиджи был поставлен в известность о том, что Его Святейшество считает его, Луиджи, политическую деятельность несовместимой со своим понтификатом, после чего Стурцо покорно удалился в изгнание, сперва в Лондон, а затем в США (где во многом из-за конфликта с Ватиканом он продолжал заниматься политикой). В Италии его партия, бессильная без поддержки папы, незаметно сошла с политической сцены.
Напротив, мощь фашистской партии неуклонно возрастала. В 1923 году итальянское правительство приняло так называемый закон Ачербо, в соответствии с которым партия, набравшая 25% голосов, получала две трети мест в парламенте. Цель этого закона со всей очевидностью заключалась в том, чтобы обеспечить фашистам большинство, так что после выборов в следующем году уже ничто не мешало Муссолини установить свою диктатуру. К этому времени он умерил свой прежний антирелигиозный настрой и сделал ряд примирительных жестов по отношению к церкви, как то: возвращение религии в государственные школы и установление распятий в залах суда, сам же в 1927 году принял крещение по католическому обряду; в том же году он предложил заключить договор и конкордат, которые, после бесконечных споров и долгих трудных переговоров, в конечном счете были подписаны в Латеранском дворце самим Муссолини и статс-секретарем папы Пия, кардиналом Пьетро Гаспарри, 11 февраля 1929 года.
В соответствии с Латеранскими соглашениями папа вновь получал светскую власть (вернее, ее остатки). Как известно, территория, суверенным правителем которой он являлся, составила почти 109 акров — около 1/4 территории княжества Монако — с населением около 500 человек, однако Святой престол вновь занял свое место среди государств мира. Кроме того, в обмен на отказ от своих притязаний на бывшие папские земли папа получил компенсацию наличными деньгами и итальянскими ценными бумагами на сумму в 1 млрд. 750 млн. лир (на тот момент это составило около 21 млн. фунтов стерлингов). Антиклерикальные законы, принятые итальянским правительством с 1870 года, включая «закон о гарантиях», были объявлены «потерявшими законную силу».
Со своей стороны Ватикан обязался сохранять нейтралитет и не вмешиваться в сферу внешней политики и дипломатии.
Непосредственно конкордат был посвящен статусу католической церкви на территории Италии. Он объявлял римско-католическую веру единственной государственной религией, признавал каноническое право наряду с государственным, санкционировал изучение католицизма в государственных школах и признавал законными церковные браки. Римские катакомбы были переданы Святому престолу при условии, что Ватикан разрешит итальянскому правительству продолжать археологические раскопки и изучение данного объекта. Если судить с внешней стороны, то эту акцию папства можно было бы оценить в целом позитивно. Вместе с тем трудно отрицать, что таким образом фашизм получил от Ватикана молчаливое одобрение. Папа даже приветствовал Муссолини как «человека, посланного Провидением», а во время выборов 1929 года приходские священники агитировали свою паству голосовать за фашистов.
«Медовый месяц» не мог длиться долго. Конфликт начался с «Католического действия» — движения, основанного Пием X[336], — которое представляло собой нечто большее, чем всенародное объединение, чья задача заключалась в том, чтобы, как определил папа, «вернуть Иисуса Христа на Его место в семье, школе и обществе». Муссолини, который интуитивно не доверял какой бы то ни было национальной организации, если он не контролировал ее лично, считал, что «Католическое действие» выполняло политический заказ, обеспечивая прикрытие Народной партии к тому времени уже эмигрировавшего Стурцо. Гнев Муссолини еще более усилило движение католических скаутов: никто лучше его не осознавал всю важность «промывки мозгов» на раннем этапе жизни. Муссолини заявил: «Молодежь будет нашей». Поскольку эти и другие организации испытывали все возраставшее физическое давление со стороны фашистских головорезов, прибегавших к силе, чтобы разгонять их собрания или захватывать и изымать их документацию, папа возвысил свой голос в знак протеста. Его энциклика «Нам нет необходимости» («Non Abbiamo Bisogno»), опубликованная в июне 1931 года и написанная, что примечательно, на итальянском языке, начиналась с ответов на обвинения дуче, пункт за пунктом; однако далее автор подверг жесткой критике фашизм и его идеологию: