К этому времени папе уже исполнилось 73 года. Физически он был все еще крепок, а его авторитаризм и самоуверенность год от года также крепчали. Прежний антисемитизм никуда не исчез: до самого смертного часа папа отказывался признать государство Израиль. Его кругозор отличался узостью; он все более и более замыкался в рамках старого и надежного догматизма, с ходу отвергая какие бы то ни было новые теологические доктрины. 2 сентября 1950 года папа опубликовал энциклику «Рода человеческого» («Humani generis»), которая парализовала теологическую мысль того времени и категорически осудила все новые и оригинальные богословские идеи. Впрочем, дело зашло еще дальше. Папские энциклики никогда не считались непогрешимыми; теперь же папа постановил, что в энциклике любой спорный вопрос решался раз и навсегда: «Очевидно, что данный предмет… более не может рассматриваться как вопрос, открытый для обсуждения среди теологов».
Затем последовало то, что сильно напоминало «царство страха», существовавшее при Пии X[354]. Американский иезуит Дэниэл Берриган писал: «При ближайшем рассмотрении я увидел, что блестящую теологическую мысль накрыла волна догматизма, как во времена большой сталинской чистки»[355]. Одной из главных жертв стал известный философ палеонтолог, иезуит Пьер Тейяр де Шарден: публиковать его труды было запрещено, а сам он в конечном счете был вынужден уехать в США. Другой жертвой оказался французский эксперимент с рабочими-священниками, ставший наиболее волнующей и, вероятно, наиболее успешной из всех попыток распространить христианство в рабочей среде. Участники эксперимента меняли сутаны клириков на рабочие робы и нанимались на работу в качестве лодочников, шахтеров или фабричных рабочих; миссионерская деятельность никогда прежде не осуществлялась в таких условиях, и ее успех был не лишен драматизма. Однако Пию XII этот опыт представлялся весьма опасным шагом навстречу коммунизму. Папа выказывал все большую настороженность по отношению к эксперименту и наконец в ноябре 1953 года полностью его прекратил.
С точки зрения дальновидных христианских мыслителей, это время было достойно сожаления; в каком-то смысле оно явилось отражением того, что происходило в США с подачи сенатора Джозефа Маккарти, когда красных «находили» под каждой кроватью. Ситуация не изменилась и после того, как 1 ноября 1950 года папа провозгласил ex cathedra — с кафедры догмат о Вознесении Пресвятой Девы Марии — другими словами, что тело Девы не подверглось тлену после смерти, но было немедленно взято на небеса. В этой доктрине не было ничего нового; в течение длительного времени Вознесение Мадонны являлось одним из наиболее популярных сюжетов в итальянской религиозной живописи (достаточно вспомнить хотя бы грандиозный алтарный образ кисти Тициана в церкви Фрари в Венеции), а его празднование 15 августа — одной из наиболее важных дат в христианском календаре. С другой стороны, этот догмат не был известен в ранней церкви и не находил подтверждения в Священном Писании; кроме того, остальные христианские церкви выражали свое негодование в связи с самонадеянностью папы, притязавшего на непогрешимость (впервые с момента провозглашения догмата о папской непогрешимости на Первом Ватиканском соборе в 1870 году), когда он провозгласил догмат веры, который они не могли принять в данный момент.
К середине 1950-х годов здоровье папы Пия стало причиной для беспокойства. Ухудшение состояния папы, по-видимому, во многом явилось следствием «забот» его окулиста, профессора[356] Риккардо Галеацци-Лизи, который взял на себя всю полноту ответственности за физическое самочувствие понтифика и которого все до единого — кроме самого папы Пия — считали шарлатаном и знахарем. Галеацци-Лизи был весьма плохим врачом, однако он рекомендовал папе еще двух эскулапов того же пошиба: первым был модный в то время швейцарский доктор Пауль Ниханс[357], который утверждал, что открыл секрет вечной молодости (речь шла об инъекциях пациентам клеток органов зародышей ягнят или обезьян), вторым — полоумный дантист, который прописывал папе в огромных количествах хромовую кислоту, вещество, которое в те времена использовали в основном для чистки духовых музыкальных инструментов. Считается, что именно это «лечение» стало причиной хронической икоты, мучившей папу в последние годы его жизни.
Он умер на рассвете в четверг, 9 октября 1958 года. Церемония погребения была долгой и впечатляющей; тело медленно пронесли по улицам Рима в открытом гробу, чтобы выставить его в соборе Святого Петра. К сожалению, бальзамирование было поручено Галеацци-Лизи, который заявил, что применит новую технологию[358], аналогичную той, что была применена к телу самого Иисуса Христа, — технологию, «которая сохранит тело в его естественном состоянии». Эта затея полностью провалилась. Время от времени слышались ужасные звуки (это трещал гроб), а зловоние было настолько сильным, что один из швейцарских гвардейцев, стоявших в почетном карауле, упал в обморок[359]. Все присутствующие испытали немалое облегчение, когда крышка гроба была наконец-то завинчена и тело папы Пия XII было опущено в крипту под собором, чтобы обрести свой последний приют всего лишь в нескольких футах от гробницы Святого Петра.
С сожалением приходится отметить, что по распоряжению одного из преемников Пия XII уже начата процедура его канонизации. Здесь достаточно будет сказать, что если современная мода на канонизацию всех пап в принципе продлится и впредь, то канонизация превратится в пародию на святость.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ.Второй Ватиканский собор и последующая история папства(с 1958 года по настоящее время)
Анджело Джузеппе Ронкалли был избран верховным понтификом в результате двенадцатого голосования 28 октября 1958 года, менее чем за месяц до своего 77-летия. Полный, общительный и неизменно доброжелательный, обаятельный и остроумный человек, он располагал к себе всякого, с кем общался; в то время как папу Пия XII никто на самом деле не любил, папу Иоанна XXIII (1958-1963) не любить было нельзя. Тем не менее все считали, что он будет не более чем papa di passagio — «проходным папой». Действительно, его понтификат длился менее пяти лет, однако «проходным папой» Иоанна XXIII назвать никак нельзя. Напротив, он изменил мир.
Первым сюрпризом стало имя, которое он выбрал: Иоанн. Существовало 22 законных папы, носивших это имя, последний из которых правил в Авиньоне в начале XIV века[360]; лишь немногие из них были людьми выдающимися — так, Иоанн XII «прославился» как один из самых развращенных понтификов за всю историю папства[361]. Кроме того, существовал еще один Иоанн XXIII, антипапа, низложенный собором в Констанце в 1415 году[362]. Впоследствии папе пришлось объяснить, что одна из причин его выбора заключалась в стремлении очистить это евангелическое имя от скверны; однако в момент своего избрания он мотивировал выбор имени тем, что это было имя его отца, а также имя святого, которому были посвящены и тот скромный приходской храм близ Бергамо, где была крещена вся его большая семья в количестве 13 человек, и бесчисленные храмы по всему миру, включая собор Святого Иоанна Крестителя на Латеранском холме. Позднее, что характерно, папа привел еще одну причину: в истории папства понтификов с именем «Иоанн» было больше, чем носивших любое другое имя, и в большинстве своем они правили очень недолго.
Новый понтифик был ученым, автором пятитомного исследования, посвященного его любимому герою, святому Карло Борромео, знаменитому архиепископу Миланскому, жившему в XVI веке и являвшемуся одним из вдохновителей контрреформации[363]; этот труд самым естественным образом сблизил автора с библиотекарем Ватикана монсеньором Ратти, впоследствии ставшим папой Пием XI. Именно с его благословения в 1925 году Ронкалли начал свое дипломатическое служение, во время которого он побывал в Болгарии, Турции и Греции, где в период германской оккупации будущий папа неустанно заботился о евреях. В декабре 1944 года Ронкалли был назначен в Париж в качестве нунция, где он последовательно оказывал поддержку движению священников-рабочих. В 1953 году он стал кардиналом и патриархом Венеции, пребывая в этом сане вплоть до своего избрания папой. всего лишь через три месяца после его избрания, «Оссерваторе романо» сообщила, что у папы три больших проекта: созыв диоцезного синода в Риме, Вселенского собора в Ватикане и пересмотр Кодекса канонического права. Из всех этих замыслов второй, безусловно, являлся самым амбициозным; многим казалось странным, что папа сам не объявил о созыве Вселенского собора. На самом деле папа, по всей вероятности, проверял реакцию общественности. Время, проведенное им на Балканах, обогатило его бесценным опытом в области отношений с восточными церквями, поэтому он всячески стремился выяснить, — настолько деликатно, насколько он только мог, — их отношение к его инициативе. Если бы их реакция оказалась положительной, папа смог бы расширить состав собора за счет представителей восточных церквей; в противном случае участие в работе собора ограничилось бы одной римско-католической церковью.
«Старую гвардию» Ватикана охватил ужас. Папа Пий XII был убежденным автократом: он, и только он отдавал приказания; епископы и даже кардиналы существовали исключительно для того, чтобы воплощать их в жизнь. Теперь же вдруг последовало предложение собрать вместе всех епископов мира для свобо