Когда оба прелата возвратились в Рим, папа, вне всякого сомнения, выразил им свое неудовольствие. Их задача, напомнил он легатам, состояла в том, чтобы они выяснили суть дела, а не выступали в качестве судей. Поступив так, они предали интересы церкви, поддавшись обольщениям византийцев, словно несмышленые дети, а не почтенные священнослужители. Они позволили патриарху обмануть себя и показали, что не достойны своего ранга и положения. Он поразмыслит об их будущем позже. А пока они могут идти.
В это время в Рим прибыл архимандрит по имени Феогност, который сумел избежать постоянного надзора за собой в Константинополе, доставил Николаю удовольствие рассказом о несправедливостях со стороны Фотия и его друзей и о страданиях, которые пришлось претерпеть несчастному Игнатию, закончившихся тем, что его вынудили поставить подпись под актом о своем отречении. Теперь папа не испытывал колебаний. В апреле 863 года он созвал в Латеранском дворце синод, который лишил Фотия всех церковных постов и восстановил Игнатия в его сане патриарха, равно как и прочих, кто утратил свое положение в результате этого дела. Захария и Родоальда лишили их кафедр. Однако в Константинополе, как того можно было ожидать, решение папы оставили без внимания, и ссора, таким образом, продолжалась. Непоколебимость Николая имела своим результатом лишь демонстрацию того, насколько он бессилен в делах Востока. Однако теперь совершенно неожиданно благосклонная фортуна преподнесла ему свой дар. Для этого из всех мест на Земле она выбрала Болгарию.
Болгария, находившаяся под властью царя Бориса I, была на тот момент одной из находившихся на подъеме балканских стран. И в сентябре 865 года Борис, прежде исповедовавший католицизм, совершил путешествие в Константинополь, где принял крещение из рук патриарха в соборе Святой Софии, а его крестным отцом стал сам император. Папа Николай, как и следовало ожидать, пришел в ярость. В сущности, Борис вряд ли мог избежать гнева папы — византийский флот блокировал Черноморское побережье, и его страна находилась в тисках самого жестокого за все столетие голода. Однако менее чем через год после принятия православия Бориса начали посещать мысли иного рода. Неожиданно для себя он обнаружил, что страна наводнена греческими и армянскими священниками, зачастую противостоявшими друг другу при обсуждении спорных вопросов вероучения, которые были непонятны ему и его сбитым с толку подданным. Более того, желая сохранить дистанцию между собой и Константинополем, Борис обратился с просьбой предоставить ему право самому назначать болгарского патриарха — и получил отказ.
Этот отказ оказался катастрофической ошибкой Фотия. Теперь в ярость пришел уже царь. Он, конечно, был счастлив оттого, что император является его крестным отцом, но не собирался становиться его вассалом. Прекрасно осведомленный об отношениях между Римом и Константинополем и об имевшейся возможности играть на существовавших противоречиях, летом 866 года он отправил посольство к папе Николаю. Оно привезло список из 106 пунктов христианского учения и социальных установлений, которые противоречили болгарским традициям, давая понять, что большинство этих расхождений с новой верой можно было бы преодолеть, если бы удалось сохранить эти традиции и выяснить точку зрения папы на этот вопрос.
Когда Борис представил упомянутые пункты Фотию, их либо отвергли, либо проигнорировали; для Николая это был шанс, которого он так ждал. Папа немедленно засадил Анастасия за работу, затем отправил еще двух епископов, вручив им примечательный документ, где он дал толковые и подробные ответы по каждому пункту из представленного Борисом списка, продемонстрировав внимание ко всем местным заботам, сделав все допустимые уступки, а там, где таковые оказывались для него невозможными, объяснив причины отказа. Носить штаны, конечно, можно и мужчинам и женщинам; то же касается и тюрбанов — разумеется, только не в храме. Если византийцы настаивают на том, что церковные правила не позволяют мыться по средам и пятницам, то они говорят глупость. И нет никаких оснований для того, чтобы воздерживаться от молока и сыра в Великий пост. С другой стороны, все языческие суеверия необходимо, безусловно, запретить, равно как и принятую у греков практику гадания, когда Библию открывают наугад. То же касается и двоеженства.
Болгар разочаровал запрет двоеженства, однако в целом ответ папы удовлетворил их больше, равно как, что имело, видимо, не меньшее значение, его — или, точнее, Анастасия — заботливое отношение к их тревогам. Борис немедленно принес клятву верности престолу Святого Петра и с видимым облегчением изгнал всех православных миссионеров из своего царства. Римская церковь завоевывала все большее влияние на Балканах.
Понтификат Николая I представляет собой водораздел: он был последним из римских первосвященников за полтора столетия, обладавших такими способностями или такой цельностью натуры. Его преемник, пожилой клирик, принявший имя Адриана II (867-872), всего за пять лет растерял все плоды трудов Николая, уступив архиепископу Гинкмару, сняв отлучение с Лотаря — теперь уже с его любовницей — и позволив Болгарии вернуться в лоно православной церкви. Не удовлетворившись уничтожением результатов всех упорных трудов Анастасия, папа даже обвинил последнего в причастности к убийству его (Адриана) первой жены и дочери и отлучил от церкви во второй раз за время его карьеры[66].
Однако Адриан был образцовым папой по сравнению с его преемниками. Империя Карла Великого прекратила свое существование, разорванная на части вечно враждовавшими членами его семейства; без их помощи папы оказывались беззащитными перед лицом римской аристократии — главным образом Кресценциев, Тускулумов и Теофилактов, которые полностью контролировали церковь и в чьих руках папство было не более чем игрушкой. Преемник Адриана Иоанн VIII (872-882) по крайней мере отличался энергией[67], однако удостоился сомнительной чести стать первым из пап, который пал жертвой убийства — и, что еще хуже, от рук священников из собственного окружения. Согласно анналам Фульдского монастыря, сначала они дали ему яд, а затем, когда он не подействовал достаточно быстро, раскроили ему череп. Интронизация его преемника Марина (882-884), как сообщают, сопровождалась убийством одного из видных римлян[68], а Адриана III (884-885) тем, что вдову его жертвы обнаженной прогнали по улицам, подвергая бичеванию[69]. После кончины Адриана во время поездки в Германию в 885 году заподозрили, что она стала результатом нечестной игры. Двое следующих пап, Стефан V (885-891) и Формоз (891-896), умерли в своих постелях; однако по приказу его преемника Стефана VI (896-897)[70]тело Формоза извлекли из земли в марте 896 года, через восемь месяцев после его смерти[71], было велено облечь покойного в папскую мантию, посадить на трон и устроить шутовской процесс по обвинению в клятвопреступлении и домогательстве папского престола: он, как утверждали, отправился принять римскую кафедру, оставаясь епископом другого диоцеза (сегодня это не считается преступлением)[72]. Как и следовало ожидать, его признали виновным: все его действия, в том числе рукоположение им священнослужителей, аннулировались и объявлялись недействительными (это решение привело к неописуемой неразберихе). В конце концов тело Формоза (за исключением трех пальцев на его правой руке, которыми он делал благословляющий жест)[73] сбросили в Тибр[74].
Почти сразу после этого Латеранский собор подвергся серьезным разрушениям в результате землетрясения — катастрофы, в которой многие увидели знак божественного гнева, вызванного поведением папы Стефана. Однако едва ли была нужда в знамениях сверхъестественного характера — любой римлянин и без того достаточно ясно понимал, что Стефан перешел все границы. Шесть месяцев спустя его низложили, с него сорвали знаки папского достоинства, а самого бросили в тюрьму, где вскоре задушили.
После шести пап за семь лет в 903 году под именем Льва V был избран приходской священник из деревни с неподобающим названием Приапи[75]. Как это случилось, неясно. Однако вряд ли это имело значение: через месяц произошел дворцовый переворот, в ходе которого клирик по имени Христофор низложил Льва, бросил его в тюрьму, объявил себя папой вместо него и провел обряд рукоположения. Христофор, который вошел в историю как антипапа, преуспел больше, чем Лев, продержавшись у власти четыре месяца. Однако в начале 904 года он был, в свою очередь, свергнут римским аристократом — активным участником «процесса» Формоза, который принял теперь имя Сергия III (904-911). Христофора отправили в тюрьму разделять заключение со Львом. Некоторое время спустя Сергий приказал задушить обоих.
В этот момент истории папства появляется восхитительно прекрасная, но зловещая женщина — Марозия, римская сенатрисca (senatrix). Она была дочерью римского консула Теофилакта, графа Тускулумского, и его жены Феодоры, которую Лиутпранд, епископ Кремоны, описывает как «бесстыжую потаскуху… которая была единодержавной правительницей Рима и пользовалась властью, подобно мужчине». Две дочери этой малопривлекательной пары, Марозия и другая Феодора, продолжает Лиутпранд, «не только сравнялись с ней, но даже превзошли ее в забавах, любезных Венере». Он мог серьезно ошибаться в отношении младшей из сестер, которую мало знал; но что касается Марозии, то тут он говорил правду. Любовница, мать и бабушка пап — «редкостная генеалогия», язвительно замечает Гиббон, — она родилась приблизительно в 890 году и в возрасте пятнадцати лет стала любовницей Сергия III, кузена ее отца. (Их сыну предстояло впоследствии стать папой Иоанном XI.) В 909 году она вышла замуж за авантюриста по имени Альберих, который сделал себя маркизом Сполето и которому она родила второго сына, Альбериха II. К этому времени Папская курия, долгое время успешно управлявшая Римом, полностью перешла под контроль местной аристократии, наиболее могущественной представительницей которой Марозия являлась; папство оказалось в ее руках