[171]. Однако при этом он ни на минуту не переставал думать о Риме. И Иннокентий не мог выбрать на роль своего представителя там никого лучше, чем Альборнос. Скорее военачальник, нежели священнослужитель, этот кардинал быстро привел к покорности различных тиранов и феодальных владетелей, которые держали под контролем папское государство. Один за другим пали мятежные города: Витербо, Орвьето, Сполето, Римини, Анкона. Но что особенно важно, он отнял у миланских Висконти Болонью. Не все свои завоевания он осуществлял силой оружия — сыграл свою роль и подкуп (как, например, в Болонье), однако к 1364 году, так или иначе, папское государство вновь полностью признавало понтифика.
Папа прилагал немалые усилия для того, чтобы привести в порядок свой дом, — и в целом успешно. При нем Авиньон выглядел, конечно, более мрачно и неприветливо, нежели при его блистательном предшественнике. Однако наиболее возмутительные злоупотребления были пресечены, счетные книги приведены в порядок. Если говорить о дипломатической сфере, то он продолжал придерживаться дружественных отношений с Карлом IV, который в 1355 году ненадолго посетил Рим, где его короновал кардинал-епископ Остии — даже несмотря на то, что Карл выпустил Золотую буллу[172], в которой регламентировался порядок избрания германских королей, но при этом не упоминалось право папы утверждать кандидатов. Однако его планы организации нового крестового похода потерпели крах (как то уже произошло со множеством других планов такого рода), столь же неудачной оказалась и его попытка преодолеть схизму с Византией. Поскольку он исходил из традиционной папской политики, предполагавшей полное подчинение Византии Риму, провал этой попытки едва ли можно считать неожиданным.
По-видимому, крупнейшим дипломатическим успехом Иннокентия оказались переговоры о мире в Бретиньи в 1360 году, итогом которых стали девять лет относительного мира в разгар Столетней войны. Однако вскоре ему пришлось горько пожалеть об этом. В ходе военных действий наемные армии, из которых в значительной мере состояли силы обеих сторон, получали щедрое жалованье и в основном занимались своим ремеслом, теперь же, когда наступил мир, они неожиданно обнаружили, что остались не у дел. Что оставалось им, кроме как собираться в «вольные отряды» и заниматься грабежом? И где они могли ожидать более богатой добычи, как не в папской столице? В декабре 1360 года, всего через семь месяцев после подписания договора в Бретиньи, они захватили маленький город Понсент-Эспри, в двадцати пяти милях вверх по течению Роны, и отрезали Авиньон от связей с внешним миром. Вскоре и сам город оказался в осаде. И эта осада продолжалась до первых месяцев 1361 года, когда вновь вспыхнула эпидемия. К началу лета умерло 17 000 человек, в том числе девять кардиналов.
И папа Иннокентий, которому было в это время уже под восемьдесят, наконец сдался. Он откупился от разбойников, выплатив им в обмен на их уход значительную сумму денег, которую ему пришлось взять в долг. Конкретные условия соглашения нам неизвестны. Вполне возможно, что предполагалось участие наемников в походе на Италию для поддержки Альборноса в его кампании по умиротворению. Известно, что кардинал нанял несколько таких «вольных отрядов» на свои средства, однако входили ли в их число те, кто осаждал Авиньон? Мы этого уже никогда не узнаем.
Папа Иннокентий скончался в сентябре 1362 года в печали и разочаровании. Поначалу выбор кардиналов пал на брата Климента VI — они, очевидно, страстно желали вернуть золотые дни, однако тот отказался; не сумев выбрать кого-либо из своей среды, они обратились к монаху-бенедиктинцу Гильому де Гримору, который и стал папой Урбаном V (1362-1370). Благодаря различным поездкам в Италию в качестве папского легата этот прелат обладал определенным опытом в политических делах. Однако он остался человеком не от мира сего, строгих правил и глубокого благочестия. В течение всех восьми лет своего понтификата Урбан продолжал носить черное облачение членов своего ордена, а по ночам спал на голых досках в специально оборудованной монашеской келье. По нескольку часов в день он проводил в размышлениях и молитве. Будучи сам серьезным ученым и покровителем наук и искусств, Урбан щедрой рукой выделял вспомоществование бедным студентам — однажды он, как говорят, оказал поддержку сразу 1400 из них, — помог колледжу в Монпелье и основал университеты не только в соседнем Оранже, но и в весьма отдаленных Вене и Кракове.
Урбаном владели две идеи: первая — крестовый поход против турок, который, как он надеялся, позволит привести восточную церковь в лоно католицизма; вторая — возвращение папства в Рим. Мысль о крестовом походе возникла вновь. Воинство должен был возглавить французский король Иоанн II Добрый, который попал в плен к англичанам в битве при Пуатье. Но недавно его освободили в обмен на нескольких заложников (в том числе и его сына), которые должны были оставаться у англичан вплоть до внесения денежного выкупа. Король прибыл в Авиньон, где поклялся повести армию в 150 000 человек, чтобы освободить Святую землю. Однако прежде чем он сумел сделать это, его сын сбежал из английского плена, и Иоанн, поскольку это было делом чести, добровольно вернулся в плен. Он оставался в Англии до самой смерти.
Что касается долго обсуждавшегося вопроса о возвращении в Рим, то условия его стали более благоприятными, чем это имело место полстолетия назад. Альборнос прекрасно выполнил свою работу. Бернабо Висконти продолжал чинить неприятности Болонье, однако от него наконец откупились, и в папском государстве более или менее наступил мир. И вот в июне 1366 года папа Урбан принародно, к сведению не только своих кардиналов, но и всех правителей Европы объявил о том, что курия намерена покинуть Авиньон и перебраться в Рим. Светские правители могли думать что угодно, но папский двор охватила тревога. К этому времени практически все, кто входил в его состав, от кардиналов до последнего из секретарей, были французами. Их дома, на многие из которых они потратили все свое скромное состояние, находились в Авиньоне или Вильневе. Родным их языком был французский или провансальский. Они не хотели бросать все это ради малярийного зловонного города, который, как они знали, дошел до последней стадии угасания и обветшания, беспрерывно терзаемый распрями между развращенной аристократией и известной своей непредсказуемостью толпой. Однако святой отец сказал свое слово, им оставалось только собираться.
Что же касается знаменательного момента, то, похоже, приводившее в ужас путешествие бесконечно откладывалось: предводитель французских разбойников Бертран дю Геклен[173], которому Карл V поручил вести 30-тысячную армию, большей частью состоявшую из «свободных отрядов», против Педро Жестокого в Испании, по собственной инициативе прибыл к лежавшему в стороне от его пути Авиньону и без лишних слов потребовал 200 000 золотых флоринов, чтобы, как он говорил, оплатить расходы на кампанию. Папа ответил отлучением от церкви их всех, однако в ответ они стали вести себя еще более угрожающе, опустошив сельскую округу, повергнув в ужас все окрестности, изнасиловав бесчисленное множество монахинь и вообще действуя как самая что ни на есть вражеская армия. Урбан в отчаянии установил особый налог для каждого горожанина и собрал требуемую сумму, однако дю Геклен, узнав, что деньги взысканы с населения, немедленно возвратил их, заявив, что не желает ввергать людей в нищету. Он соглашался принять требуемые деньги только в том случае, если они будут взяты из папских сундуков. Результатом стал новый налог, еще более непопулярный, ибо взимался он исключительно со священнослужителей; лишь после этого дю Геклен увел своих людей через Пиренеи в Испанию.
Двор, опять впавший в меланхолию, вновь занялся приготовлениями. Кое-кому из чиновников предстояло остаться в Авиньоне, чтобы повседневными делами можно было заниматься до того момента, когда Рим окажется готов принять у них дела. Наконец дату переезда назначили на 30 апреля 1367 года. Нелегко представить себе истинные масштабы всего предприятия — перемещение сотен (возможно, и тысяч) людей, их семей и всего их скарба вместе со всеми папскими архивами, мебелью, обстановкой, причем все это требовалось погрузить на баржи и плыть в Марсель. Отсюда 19 мая папа и его кардиналы отправились на галерах флотилии, предоставленной Венецией, Генуей, Пизой и рыцарями ордена Святого Иоанна с их базы на Родосе. Иоанниты также соглашались сопровождать основную часть переселявшихся, которая ехала сушей, сначала от Генуи, а затем на юго-восток вдоль западного побережья Италии.
После тяжелого семнадцатидневного плавания папская флотилия 5 июня достигла порта Корнето, где ее ожидал Альборнос. Папа, естественно, захотел немедленно ехать в Рим, однако кардинал переубедил его. Альборнос указывал, что Латеранский дворец совершенно не приспособлен для жилья. Ватикан уже готовили к приезду папы, однако до завершения было еще далеко: будет намного лучше, если святой отец и его гости останутся до осени в Витербо. Урбан и остался там, а 16 октября он в сопровождении вооруженной охраны из 2000 человек оказался в Риме — нога первого папы за шестьдесят три года ступила на землю Вечного города.
Ему оставалось жить всего три года. Однако за это время он начал крупномасштабную реконструкцию Латеранского дворца и разработал амбициозную программу ремонта римских храмов, поскольку почти все они теперь лежали в развалинах. Между тем присутствие папы действовало на римлян ободряюще. Могло показаться, что наконец-то появляется шанс добиться стабильности, а может, даже и процветания. Дух жителей города поднялся еще больше в результате роскошных празднеств, устроенных в честь различных европейских правителей, прибывших поздравить папу: Петра I Кипрского, королевы Иоанны Неаполитанской, императора Священной Римской империи Карла IV и — что было наиболее примечательным — византийского императора Иоанна V Палеолога, который в четверг 18 октября 1369 года подписал документ о принятии им лично римской католической веры и скрепил его золотой печатью. Речь не шла о каком-либо союзе двух церквей, которые оставались столь же далеки друг от друга, как и всегда, — ни один православный священник не сопровождал императора в Рим. Иоанн поставил свою подпись, имея в уме только одну цель: убедить Западную Европу оказать военную помощь Византии против турок-османов, угроза со стороны которых Константинополю росла с каждым днем. Подпись обязывала его самого, но никого больше. Урбан оказался первым и последним понтификом, который принимал одновременно императоров Запада и Востока. Прибытие Иоанна стало блистательным подтверждением правильности решения папы возвратиться в Рим, принятого в условиях вполне реальной физической угрозы и чудовищного административного хаоса, не говоря уже об определенной оппозиции со стороны французского короля и всей коллегии кардиналов. Однако на самом деле папа уже пресытился достигнутым. Он доживал шестой десяток, сердцем он оставался во Франции — из восьми новых кардиналов, назначенных осенью 1368 года, шестеро были французами и только один — римлянином, и с момента прибытия в Рим коллегия кардиналов, пожалуй, еще более усилила давление на папу. К тому же Аль-борнос умер, а без его умения управляться с итальянскими делами политическая ситуация на Апеннинском полуострове вновь стала быстро ухудшаться. Перуджа зашла столь далеко, что подняла восстание против власти Рима и набрала отряд наемников, чтобы угрожать папскому Витербо. Он находился под командованием известного английск