ралу, независимому от Рима; папа тут же наложил вето, молвив: «Пусть остаются как есть — или пусть их не будет вообще». (По-латыни это звучало куда более веско: «Sint ut sunt aut поп sint».)[284]Французы выбрали второе, и 1 декабря 1764 года вышел королевский указ, согласно которому Общество упразднялось, а иезуиты изгонялись из Франции.
Теперь настал черед Испании, куда возвратился из Неаполя в 1759 году король Карл после смерти своего душевнобольного единокровного брата Фердинанда. Хотя католическая вера оставалась здесь куда более крепкой, нежели в соседней Франции, Испания, разумеется, оказалась затронута веяниями эпохи Просвещения. Многие приписывали общую отсталость страны именно влиянию католицизма; особенно часто упреки звучали в адрес иезуитов (как то было и в Португалии). Их обвиняли в беспорядках в Парагвае; те, в свою очередь, отрицали какую бы то ни было свою ответственность за них. Равным образом они были невиновны и в том, что послужило поводом к их изгнанию — уже третьему по счету, о котором идет речь в нашей истории.
10 марта 1766 года в Мадриде был обнародован декрет, запрещавший ношение традиционного длинного свободного плаща и шляпы-сомбреро с широкими полями во всех городах, где находились резиденции короля, а также в университетах и в провинциальных центрах. Вместо них мужчинам предписывалось носить короткие французские парики и треуголки. Запрещенная одежда, как утверждалось в декрете, являлась вовсе не испанской и годилась только для разбойников, которые могли с ее помощью оставаться неузнанными, скрывая лицо. Через две недели, в Вербное воскресенье, вспыхнули серьезные волнения (известные под названием «мятежей шляп и плащей»), направленные прежде всего против министра финансов Сквиллаче. Иезуиты не имели отношения к делу, но ответственность опять-таки возложили на них. 27 февраля 1767 года Карл III изгнал их из Испании и всех ее заморских владений. В ноябре того же года их попросту выдворили из Неаполя и с Сицилии, а в 1768 году — с острова Мальта (он по-прежнему находился в руках ордена иоаннитов), а также из герцогства Парма и Пьяченца (герцог Фердинанд, правивший здесь, был племянником Карла III).
Хотя это герцогство было создано как фьеф для незаконного сына папы Павла III, оно уже много лет назад перестало признавать сюзеренитет Святого престола. Вместе с тем папы один за другим продолжали предъявлять свои права на него. Если говорить о сравнительно недавних событиях, то папа Климент XIII вновь подтвердил упомянутые права, когда в 1765 году Филиппу наследовал его пятнадцатилетний сын Фердинанд. Но Парма — точнее говоря, премьер-министр герцога Гильом дю Тилло, маркиз Фелино — рвалась в бой. В течение нескольких месяцев, прошедших с момента вступления Фердинанда на престол, министр издал закон, в соответствии с которым церковная собственность облагалась громадными податями, а в январе 1768 года обнародовал новый, запрещавший ссылаться на диспуты в Риме и публиковать какие бы то ни было церковные постановления без дозволения герцога. Чаша терпения папы Климента переполнилась: он немедленно собрал конгрегацию кардиналов и епископов, дабы дать подобающий ответ. Результатом стало бреве, вновь подтверждавшее сюзеренитет Святого престола в отношении герцогства. Все пармские антиклерикальные законы объявлялись утратившими силу. На всякий случай папа Климент включил всех имевших отношение к появлению двух упомянутых законов в буллу «/я соепа Domini» («За трапезой Господней»), содержавшую список отлученных от церкви за отступничество от веры и морали (согласно многовековой традиции, она читалась в церквах ежегодно в Великий четверг).
Это был предлог, которого так ждал дю Тилло. Не только Парму, но и три больших королевства, где правили Бурбоны — Францию, Испанию и Неаполь, охватила ярость. Отлучение папы, утверждали они, относится не только к герцогству, но в равной мере и к ним; Климент фактически освободил всех их подданных от обязанностей по отношению к своим сюзеренам. Бернардо Тануччи, премьер-министр Неаполя, дошел до того, что заявил, будто его хотят лишить всего имущества. Французский министр иностранных дел герцог Шуазель, всецело позабыв о дипломатических выражениях, писал:
«Папа — настоящий простофиля, а его помощник — первосортный дурак. Оскорбление нанесено не только герцогу Пармскому — оно нанесено всему дому Бурбонов. Это акт мести, репрессалия против тех монархов, которые изгнали иезуитов. Если не ответить на эту возмутительную меру, римский двор, возглавляемый человеком, не ведающим никакой меры [в своих поступках], не остановится ни перед чем. Монаршее достоинство и династическое соглашение не позволяют оставить оскорбление, нанесенное принцам дома Бурбонов, безнаказанным».
Шуазель полагал, что кризис разрешится наилучшим образом, если французские, испанские и неаполитанские короли, представители дома Бурбонов, отправят совместный меморандум папе, где выразили бы изумление по поводу письма герцогу Пармскому — столь же оскорбительного, сколь и несправедливого. По его мнению, Святому престолу следовало отозвать свое бреве. В случае отказа папы дипломатические отношения с Римом прервутся до тех пор, пока он будет оставаться на престоле. Как и следовало ожидать, Климент действительно ответил отказом, и в июне 1768 года французская армия вновь оккупировала Авиньон и Венессен, а также Беневенто близ Неаполя, являвшееся с XI века папским фьефом.
Тем временем не удавалось разрешить и другую проблему: что делать с несчастными изгнанниками? Считалось, что их следует разместить в Риме, но специальная конгрегация кардиналов большинством всего в один-два голоса решила не давать им разрешения поселиться в городе. Число изгнанников измерялось тысячами; у ордена не хватало ни обителей, чтобы их расселить, ни денег, чтобы платить за их проживание. Была сделана попытка отправить около 3000 иезуитов-испанцев на остров Корсика, но она обернулась катастрофой. Уже около сорока лет на острове бушевало восстание против генуэзских властителей; повсюду шли бои, и у местных жителей едва хватало пищи, чтобы прокормить самих себя. Прибывшим разрешили провести на острове не более месяца, причем им пришлось самим добывать себе пропитание у недовольного, а иногда и проявлявшего открытую враждебность крестьянства. Через пять месяцев шестнадцать членов ордена из Кастилии скончались.
Затем 15 мая 1768 года Корсика перешла под власть Франции. Изгнав всех иезуитов со своей территории четыре года назад, король Людовик, разумеется, не собирался разрешить им заселить его новые владения. Их вновь собрали, посадили на французские суда и высадили в Сестри-Леванте между Генуей и Ла-Специей; предполагалось, что оттуда они втайне, понемногу, небольшими группами переберутся в Папскую область. Но с того момента, как они ступили на землю Италии, отношение к ним изменилось. Жалостливые итальянцы ужаснулись, увидев сотни монахов без гроша в кармане и крыши над головой, оборванных и худых, физически и морально измученных, бредущих неведомо куда. Климент не мог более держать двери перед ними закрытыми. В итоге они наконец получили доступ на папскую территорию, хотя им запрещалось появляться в Риме без специального разрешения генерала ордена.
Однако в державах, где правили Бурбоны, власти не питали к иезуитам никакой жалости. Теперь они желали полного уничтожения ордена и не удовлетворились бы меньшим. 16 января 1769 года, в понедельник, испанский посол в Риме вручил папе сообщение своего правительства. Климент принял его, благословил посла и отпустил его. Лишь после этого он открыл письмо и не принимал посетителей в течение следующих двух дней, отменив все аудиенции. Он пережил сильнейшее потрясение и унижение, от которых так и не оправился. Назначив специальное совещание консистории на 3 февраля, накануне ночью он перенес тяжелый сердечный приступ и к утру скончался.
В годы правления на его долю выпало немало горестей: это время оказалось отравлено ненавистью дома Бурбонов к Обществу Иисуса, за что Климент, разумеется, не нес ответственности. Однако ему не хватало воображения, и он отличался узостью мышления — тем более удивительной для венецианца. Возможно, будь он великим папой и прояви больше уверенности в себе и решительности, то смог бы защищать Общество куда лучше, но даже в этом случае Климент вряд ли смог бы изменить ситуацию радикально. Причина коренилась в самой эпохе: можно сказать, Просвещение и папа питали друг к другу взаимную неприязнь. Папство утратило свой престиж, а с ним во многом и власть. Христианская Европа обязана была выказывать Святому престолу почтение на словах, но этим дело в основном и ограничивалось.
Климент XIII погиб, пытаясь в ходе отчаянной борьбы спасти орден иезуитов; Климент XIV (1769-1774) прикончил его. Лоренцо Ганганелли, францисканский монах весьма скромного происхождения, по иронии судьбы, в 1743 году написал книгу об основателе Общества Иисуса, святом Игнатии Лойоле. На конклаве, где после трех с половиной месяцев его наконец избрали папой, вопрос об иезуитах стоял с самого начала заседаний. Конклав также удостоил чести своим посещением император Австрии Иосиф И. Иосиф был императором со дня смерти своего отца Франца I Стефана, но почти не обладал реальной властью, во многом сосредоточенной в руках его матери, Марии Терезии. Отвечая на вежливые вопросы, он сказал следующее: мать его столь благочестива, что не станет предпринимать ничего для запрещения деятельности ордена, но и препятствовать запрету не станет и будет только счастлива, если это случится. Сам же он во многом придерживается того же мнения.
С самого начала конклава все понимали, что никто из открыто симпатизирующих иезуитам не станет папой, так как на его кандидатуру наложат вето одна или несколько католических держав; с другой стороны, победа на выборах, купленная ценой предварительно данного обещания прекратить деятельность ордена, имела бы, если так можно выразиться, привкус симонии. Вследствие этого Ганганелли решил проявить осторожность, избрав средний путь. Он дал понять, что рассматривает возможность полного запрета на деятельность иезуитов, но не более того. Возможно, сам он не являлся ни сторонником, ни противником иезуитов, однако, будучи честолюбив, твердо решил разыграть «иезуитскую» карту — правда, действуя исподволь, — чтобы добиться преимущества. 19 мая 1769 года в возрасте 64 лет конклав избрал его папой. Климент XIV обладал целым рядом качеств, достойных восхищения: умный, совершенно неподкупный, он держался дружелюбно, отличался скромностью и живым чувством юмора. Когда 26 ноября 1769 года новый понтифик принимал участие