Глубокое преклонение матери императора Плациды и ее сестры Евдоксии перед Святым Петром сыграло немалую роль в легитимизации этого культа.
Папа Лев I успешно действовал также и в защите ортодоксального учения. В Италии он в полном смысле слова истребил пелагианцев. (Император Валентиниан III по предложению папы специальным постановлением лишил их гражданских прав и изгнал из страны.) Епископ Рима успешно вмешивался и в христологические бои, бушевавшие на Востоке. Тогда уже самым опасным противником ортодоксального учения было монофизитство, развившееся как реакция на несторианство и созданное благодаря византийскому архимандриту Евтихию. Для решения спора император Восточной Римской империи Феодосий II в 449 году созвал в Эфесе имперский собор, принявший, однако, монофизитство, которому оказал поддержку и император.
После смерти Феодосия II папа Лев I при новом императоре Маркиане (450–457) добился созыва нового вселенского собора, который состоялся в 451 году в Халкидоне. На этом самом многолюдном соборе древности (присутствовало 350 епископов) председательствовали чиновники императора, в то время как легаты папы были оттеснены на задний план. На решающем 6-м заседании появилась и сама императорская чета. Соборные отцы отвергли монофизитство и утвердили поддерживаемое и папой Львом I никейское вероучение (Никейский символ веры). Это, несомненно, и на Востоке подняло авторитет папы, сохранявшего чистоту кафолического учения. Однако ни авторитет императора, ни авторитет папы не были настолько высоки, чтобы все церкви Востока приняли халкидонскую формулу веры.
Собор в Халкидоне одновременно с восстановлением единства вероучения сделал новый шаг навстречу размежеванию восточной и западной церквей. Император добился того, что 28-й канон собора провозглашал: Константинополю на Востоке положено занимать первое место, его епископ по рангу и авторитету стоит наравне с Римом. Таким образом, ранги Константинополя и Рима стали равными. Собор передал под юрисдикцию Константинопольского патриарха церкви провинций Понта, Азии и Фракии. Со времен Халкидонского вселенского собора 451 года можно говорить об окончательно сложившихся пяти патриархатах: в Восточной Римской империи — Константинополь, которому были подчинены Антиохия, Александрия и Иерусалим, а на Западе — равнозначащий с ним Рим. Звание патриарха в Риме впервые применил папа Лев I, а в Константинополе — Акакий. Из соперничества глав церквей обеих столиц Иерусалим, Антиохия и Александрия были окончательно исключены в результате арабских завоеваний. Новый шаг в направлении организационной и административной унификации христианской церкви привел к тому, что патриаршие церкви оказались подчиненными двум центрам, римскому и константинопольскому. Иерархическое равенство Константинопольского и Римского патриархов, верховная церковно-административная власть, осуществленная в восточной церкви, представляли уже серьезную угрозу развивавшемуся в то время универсализму папства.
Равнозначность и обособление Рима и Византии отражали реальное политическое и церковно-политическое положение. В основе углубления противоречий между ними лежали и идеологические обстоятельства.
Монофизитской концепции, укоренившейся на Востоке, соответствовало организационное слияние государства (человеческое) и церкви (божественное) в цезарепапизме (политическое монофизитство).
На Западе отношения между государством и церковью складывались совсем по-иному. Здесь католическое учение о двух природах Христа — божественной и человеческой, пребывающих в единстве, обусловливающих друг друга, но не смешивающихся между собой, — последовательно вело к дуалистической теории. Религия и политика, не смешивающиеся в государственной жизни, но и неотделимые друг от друга, создают единство. Этот западный дуализм стал основой средневековой теории о государстве.
Секрет формирования папской власти к середине V века следует искать в первую очередь в экономическом положении Святого Престола, в его имущественном состоянии, в огромных вкладах и пожертвованиях. Уже в Италии V века папа был самым крупным землевладельцем, и его землевладения (и вне Италии) в последующие века продолжали увеличиваться. Титулы пап (auctoritas, potestas), говорящие и о его светской власти, тоже начали применять с V века.
Примат римского папы осуществлялся вопреки решению собора в Халкидоне (в 451 году), присвоившему епископу Константинополя те же ранг и достоинство, которые прежде принадлежали лишь епископу Рима. В Восточной церкви примат византийского патриарха складывался в рамках цезарепапизма. В связи с тем что византийский патриарх получил верховную власть над церковью Востока, он мог быть лишь придворным епископом византийского императора.
Между тем римский папа, усвоив бюрократические и иерархические структуры императорской администрации, главным образом во времена Льва I, нередко уже приписывал себе прерогативы императорской власти. В процессе соперничества папы и византийского патриарха даже при кажущемся равноправии византийское преимущество выглядело бесспорным. Однако в действительности патриарх в Византии не смел и помыслить о светской власти, могущей сложиться наряду с императорской, самое большое, на что он мог рассчитывать, так это на усиление политического влияния на императора, однако император даже в церковных делах подчинял его себе. В то же время в Риме папа на развалинах Западной Римской империи, будучи (частным) владельцем значительной части принадлежащих ей территорий, потенциально мог претендовать и на светскую власть.
Начиная с середины V века еще добрых три века римским папам и в голову не приходило ставить под сомнение императорскую верховную власть над Италией и Римом. В то же время об изменении их политической роли однозначно свидетельствовало то обстоятельство, что Лев I был первым папой, который назначил постоянного представителя (апокрисария) при дворе византийского императора, тем самым придав политический характер связям с императором.
Византия, занятая вопросами собственной обороны, могла оказать Италии, попавшей в круговорот великого переселения народов, лишь незначительную помощь. Тем самым римский епископ все более становился фактическим защитником города Рима и Италии. Так, в частности, с именем папы Льва I связывают спасение Италии от гуннов. Согласно легенде, когда в 452 году в Северной Италии свирепствовали полчища Аттилы, папа во главе блестящей делегации и с богатыми подарками выехал навстречу Аттиле в Мантую. В результате переговоров «устрашенные» папой гунны не стали в то время продвигаться далее на юг. (Это событие великолепно запечатлено на полотне Рафаэля, находящемся в Ватикане.) Папа вел успешные переговоры и с вандалами. В 455 году он с помощью подарков добился того, что громившие Рим вандалы по крайней мере не уничтожили жителей.
Столетием позже папа Григорий I уже пришел к пониманию того, что западная церковь и папство могут сохраниться лишь в том случае, если приспособятся к складывающемуся феодальному миру и порвут с Римской империей, античным миром. Обращение германцев-язычников и ариан в католичество — стремление, выходящее за пределы империи, и папа Лев I был еще далек от этого. Несмотря на видимый и повсеместный распад, его мир был еще ограничен Римской империей, и он мыслил лишь в рамках этих понятий, выражая папский примат, принципиальное осуществление которого подготовило политическую независимость римских епископов.
В 476 году с изгнанием последнего императора Западной Римской империи Ромула Августула произошло и формальное падение Римской империи. Арианские готские короли Северной Италии выступали преемниками римских императоров. Во время господства готов Италия снова расцвела. Несмотря на то что на Западе уже не было императора, на историю папства еще на протяжении целого столетия определяющее влияние оказывали не формирующиеся германские государства, а Восточная империя.
У преемников папы Льва I не было возможности реализовать примат папы. Верховная власть папы являлась конечным результатом процесса, который был производным от постоянных внутрицерковных и влияющих на них внешнеполитических отношений. Папы на протяжении многих лет лишь ценой полного подчинения политической воле Византии и частично гóтов могли обеспечить себе относительную независимость в религиозных делах. Эту относительную независимость в религиозных делах показывает дискуссия вокруг так называемого энотикона. Император Зенон (476–481) пытался обеспечить единство Византийской империи с помощью эдикта о религии (Энотикона), изданного в 482 году. Это созданное патриархом Акакием вероучение было направлено на достижение компромисса между кафоликами и монофизитами. Однако результат оказался совершенно противоположным: ни одна сторона не приняла его. Папа Феликс III (483–492), выступив в защиту кафолической (ортодоксальной) веры, в 484 году отлучил Акакия от церкви; Акакий же в свою очередь предал анафеме папу. Последствием этого стал первый церковный раскол (схизма) между Востоком и Западом, длившийся до 519 года.
В обстановке политической подчиненности пап благоприятные условия для укрепления концепции о роли папы сложились благодаря дружественной политике готского короля Теодориха (493–526) по отношению к Риму. А в лице папы Геласия I (492–496) римскую епископскую кафедру занял первый значительный теолог, который оказался способным сформулировать этот постулат. Геласий, будучи еще архидиаконом при двух своих предшественниках, уже оказывал значительное влияние на ход событий. Он последовательно отвергал претензии Византии на первенство и, в противовес ей, оказывал поддержку Александрии и Антиохии в сохранении ими прежних позиций.
Геласий I, опираясь на положения трактата Святого Августина «О граде Божием», четко отделил и разграничил сферы церковной и светской власти. Теория о двух властях, нашедшая широкий отклик в средние века, восходит через Геласия I к Августину. Геласий I так сформулировал в своем письме императору Анастасию (491–518) принцип дуализма светской и церковной власти: «Славный император, существует два таких учреждения, которые в первую очередь управляют этим миром: первое — освященный авторитет высших иерархов, а другое — королевская власть. Бремя, которое несут с