3. Последним предметом христологических диспутов стало появление в VII в. более мягкого варианта монофизитства – монофелитизма, сторонники которого считали, что во Христе имеют место два естества, но воля – одна, и это воля Богочеловека, которая определяет и его деятельность.
В 431 г., при папе Целестине I (422–432), в Эфесе собрался Вселенский собор, чтобы осудить несторианство. Ересь эта не пользовалась популярностью среди верующих, так как не хотела Марию признавать Богоматерью (и тем самым оскорбляла сложившийся на Востоке и подхваченный всей христианской церковью культ Богородицы). На соборе присутствовало 160 епископов. Главным противником Нестория был защитник ортодоксальной веры, александрийский архиепископ Кирилл. (Представители папы прибыли на собор с опозданием.) Собор принял тезис Кирилла о двух естествах Христа и об их отношении друг к другу. (Правда, так называемый Эфесский Символ веры, в котором излагался этот тезис, был принят лишь в 433 г.)
Очень крупной по своему историческому значению фигурой в истории папства, заслужившей в этой истории эпитет «великий», был папа Лев I (440–461), который укрепил институт папства и, пускай временно, распространил папскую власть на всю церковь (за исключением греческого Востока).
От святого Петра до Льва I списки римских епископов включают в себя 44 имени. Но все они были скорее первыми среди равных (епископов), в то время как Лев стал папой в монархическом смысле слова: ссылаясь на апостола Петра, он считал, что стоит над всеми епископами. Свой авторитет он утверждал с помощью обширной переписки и интенсивных письменных контактов с епископами. Его примат как папы подтвердил в своем эдикте император Валентиниан III. Именно в период понтификата Льва I апостолическая церковь обрела статус римской авторитарной церкви.
Первенству константинопольского патриарха, опиравшегося на политическую (императорскую) власть, папа Лев I сознательно противопоставил верховенство религиозное. У него мы впервые встречаемся с формулой, согласно которой папа римский – наместник апостола Петра. Руководствуясь этим убеждением, Лев и претендовал на вселенское верховенство над церковью. Под девизом заботы о всей церкви папа Лев ввел авторитарное правление. При нем культ Петра в Италии принял небывалые доселе масштабы, – большую поддержку в этом ему оказало переселившееся в Равенну императорское (имеется в виду император Западной Римской империи) семейство. Немалую роль в легитимации культа святого Петра сыграло глубокое почитание памяти апостола матерью императора, Плацидией, и Евдоксией, его сестрой.
Результативно действовал папа Лев I и на ниве защиты католического вероучения. Италию он в буквальном смысле слова очистил от пелагианцев. (По его совету император Валентиниан III специальным распоряжением лишил их гражданства и изгнал из страны.) Весьма эффективно епископ Рима вмешивался и в христологические сражения, бушевавшие на Востоке. К этому времени самым опасным противником католического вероучения стало монофизитство, возникшее как реакция на несторианство и набравшее силы благодаря активности византийского архимандрита Евтихия. Для решения проблемы Феодосий II, император Восточной Римской империи, в 449 г. созвал в Эфесе имперский собор; однако собор высказался за монофизитство, и тогда императору ничего не оставалось, как тоже принять его. После смерти Феодосия II папа Лев I добился от нового императора, Маркиана (450–457), созыва нового, Вселенского собора, который состоялся в 451 г. в Халкидоне. На этом соборе, самом многолюдном христианском соборе античной эпохи (присутствовало 350 епископов), председательствовали высокие чины из администрации императора, в то время как легаты папы были оттеснены на задний план. На решающем, шестом заседании появилась сама императорская чета. Иерархи, участники собора, отвергли монофизитство и утвердили – поддерживаемое и папой Львом I – никейское вероучение (Никейский Символ веры). Это событие, вне всяких сомнений, весьма способствовало повышению авторитета папы, пекущегося о чистоте католического учения, и на Востоке. (Другое дело, что ни авторитет императора, ни авторитет папы не были еще настолько высоки для того, чтобы Халкидонский Символ веры приняли все церкви Востока.)
Халкидонский собор, продемонстрировав прогресс в восстановлении единства вероучения, одновременно сделал еще один шаг по пути размежевания восточной и западной церквей. Император добился, чтобы 28-й канон собора провозглашал следующее: Константинополь на Востоке во всех отношениях стоит на первом месте, его епископ по рангу и авторитету равен Риму. Таким образом, Константинополь и Рим стали равноправными. Собор утвердил верховенство константинопольского патриарха над церквами провинций Понта, Азии и Фракии. Со времен Халкидонского Вселенского собора 451 г. можно как о факте говорить о пяти патриархатах: в Восточной Римской империи – это Константинополь, которому подчинены Антиохия, Александрия и Иерусалим, а на Западе – равноправный с ним (то есть с Константинополем) Рим. Рангом патриарха в Риме впервые стал пользоваться папа Лев I, а в Константинополе – Акакий. (В соперничество глав церквей двух столиц существенные коррективы внесет со временем то обстоятельство, что Иерусалим, Антиохия и Александрия в результате арабских завоеваний окончательно отпадут от христианского мира.) Новый шаг, предпринятый Халкидонским собором в деле организационного и административного единения христианской церкви, привел к тому, что церкви патриаршеств оказались подчинены двум центрам: римскому и константинопольскому. Уравнивание в правах римского и константинопольского патриархов, верховенство церковно-административной власти, уже достигнутое в восточной церкви, – все это представляло серьезную опасность для папства, только еще развивающего свой универсализм.
Как утверждение равноправия Рима и Византии, так и их растущее обособление друг от друга отражали реальную политическую и церковно-политическую ситуацию. В углублении различий между ними наличествовал и идеологический акспект. Монофизитский подход, укоренившийся на Востоке, соответствовал организационному слиянию государства (человеческое начало) и церкви (божественное начало) в цезаропапизме (политическое монофизитство).
На Западе отношения между государством и церковью складывались по-иному. Здесь католическое учение о двух природах Христа (божественной и человеческой, находящихся в единстве, обусловливающих друг друга, но не смешивающихся между собой) последовательно вело к дуалистической системе. Религия и политика создают единство, не смешиваясь в государственной жизни, но в то же время неразделимо присутствуя в ней. Этот западный дуализм явился теоретической основой средневекового государства.
Таким образом, папа Лев I, последовательно проводя в жизнь дуалистический подход, предопределил для своих преемников направление дальнейшего развития. «Основные параметры средневековой истории европейского общества обозначило сформировавшееся к этому моменту отношение между светской властью и обществом, а также церковью (квазиобществом). Необходим был лишь подходящий политический момент, чтобы рядом с императором (который на Востоке обеспечивал влияние церкви и проводил его в жизнь) носителем политической власти стала сама христианская церковь…»[31] Правда, этого момента нужно было ждать еще несколько столетий.
Секрет становления светской власти папы к середине V в. следует искать прежде всего в источниках экономической мощи Святого престола, в его имуществе, в огромных размерах получаемых им пожертвований. Уже в V в. папа был самым крупным землевладельцем в Италии, и земельные владения его (в том числе за пределами Италии) в последующие столетия продолжали расти. Такие титулы пап, как auctoritas или potestas, относящиеся к их светской власти, также начали применять с V в. Так что примат римского папы реально воплощался в жизнь вопреки тому, что Халкидонский собор (в 451 г.) присвоил епископу Константинополя тот же ранг и то же достоинство, которые до тех пор принадлежали только епископу Рима. В восточной церкви примат византийского патриарха формировался в рамках цезаропапизма. Получив верховную власть над церковью Востока, византийский патриарх при всем том оставался лишь придворным епископом византийского императора.
Между тем римский патриархат – по мере того как он осваивал механизм бюрократического и иерархического функционирования императорской администрации – в каких-то моментах (особенно это относится к временам понтификата Льва I) присваивал некоторые полномочия императорской власти. В ситуации соперничества между папой и византийским патриархом – при всем формальном их равноправии – византийское преимущество должно было бы становиться все более явным. В действительности же патриарх в Византии, находясь рядом с императором, и помыслить не мог о собственной светской власти. Он мог рассчитывать максимум на то, что найдет возможность оказывать более значительное влияние на императора в политических вопросах; однако все складывалось так, что император подчинял его себе даже в церковных делах. В то время как в Риме, на развалинах Западной Римской империи, папа, являясь (частным) владельцем значительной части ее территории, потенциально мог обладать и светской властью.
Правда, с середины V в. римским папам еще добрых три столетия и в голову не приходило ставить под сомнение верховную императорскую власть над Италией и Римом. В то же время об изменении их политической роли однозначно свидетельствует, например, то обстоятельство, что Лев I – первый папа, у которого был постоянный представитель (апокрисиарий) при дворе византийского императора, – тем самым его отношения с византийским императором уже приобретали политический характер.
В круговороте событий, связанных с великим переселением народов, Византия, с головой занятая проблемой защиты собственной территории, могла оказать Италии лишь незначительную помощь. Поэтому римский епископ все в большей мере становился защитником Рима и населения Италии от нашествий. В частности, с именем папы Льва I связано спасение Италии от гуннов. История гласит: в 452 г., когда Северную Италию разоряли