Следующие папы, Стефан III (IV) и Адриан I (772–795), стремились к тому, чтобы (после того как они легализовали единоличное правление Карла Великого) вновь настроить франков против их союзников-лангобардов. Свой статус правителя-самодержца Карл Великий успешно утвердил, покорив королевство лангобардов. Варвары еще дважды совершали опустошительные набеги на Рим, пока Карл Великий в 774 г. не положил этому конец, захватив королевство лангобардов; будучи королем Италии и римским патрицием, он сохранил и приумножил Пипинов дар. Небольшие лангобардские герцогства он присоединял к Папскому государству, что явилось началом его территориального роста. На зыбких, то и дело меняющихся границах Франкской империи он учредил так называемые маркграфства. Из них тоже выходили крупные феодалы, которые вскоре освоились и в Италии. Так завоеватели-франки, смешиваясь с местным правящим классом, умножали светские феодальные силы, противостоящие папству.
Адриан I за время своего длительного понтификата, опираясь на державу франков, смог существенно укрепить суверенитет Папского государства. В 781 г. Карл и папа упорядочили взаимоотношения Церковного государства с Франкским королевством. Король подтвердил верховную власть папы над Римским герцогством, над Романьей (бывшим экзархатом) и над Пентаполем. Однако он не пошел навстречу папе, когда тот проявил чрезмерные территориальные амбиции. Так, он не отдал папе лангобардские герцогства Сполето и Тоскану, согласившись лишь с тем, что тому будет идти определенная часть их доходов. В то же время папа получил некоторые патримонии в Сабине, Калабрии, Беневенто и Неаполе. Упорядочение это означало еще один шаг вперед на пути превращения Папского государства в суверенное. С 781 г. папа датирует свои грамоты уже не годом правления византийского императора, а годом своего понтификата. Суверенность подчеркивается и тем, что Адриан стал первым папой, который в 784–786 гг. чеканил свою монету – серебряный динар с круговой (весьма светской) надписью на нем: «Victoria domini nostri»[43].
Папа Адриан, несомненно, в политике был реалистом. Он рано понял, что Карл, в отличие от Пипина, не удовлетворится бескорыстной защитой церкви, а захочет взять над ней верх. Когда Карл начал в Италии ограничивать амбиции папы на слишком широкую самостоятельность и вновь вступил в союз с лангобардами, папа, воспользовавшись произошедшим в Византии поворотом в политике, попытался налаживать отношения в сторону Востока. С восшествием на престол императрицы Ирины в Византии на какое-то время приоритетным стал политический курс на новое объединение церквей. Под знаком объединения в 787 г. состоялся II Никейский Вселенский собор. (В соборе участвовали 245 епископов, председательствовал на нем константинопольский патриарх, с большим почетом были приняты папские посланцы. Это был VII Вселенский собор.) Собор заклеймил иконоборчество и, в соответствии с католическим вероучением, восстановил почитание (не культ) икон. Новое объединение восточной и западной церквей (добавим: на весьма недолгое время) произошло благодаря усилиям византийской императрицы и папы римского. Карл и франкская великая держава никакого отношения к этому не имели, будто их и на свете не существовало; Запад был представлен одним лишь папой.
Гнев франкского короля был вызван не ревностью к церкви, а опасениями за свои державные интересы. Ведь лангобардские герцогства в Италии, только недавно завоеванные, могли теперь, заручившись поддержкой Византии и папства, успешно выступить против франкской гегемонии. Король Карл сделал из произошедшего выводы и поставил папу на место. Прежде всего он окончательно изолировал папство от Византии и надежно приковал к Франкской империи. В 787 г. папа получил от Карла земли, соседствующие с герцогством Тоскана, а также патримонии и города, принадлежавшие Беневенто. Кроме того, Карл пообещал, что возвратит папе – если завоюет их – остающиеся в зоне греческого правления патримонии в Южной Италии (в Неаполе и Калабрии), ранее принадлежавшие церкви.
Что касается разрыва в сфере церковной политики, то тут Карл выступил против II Никейского собора и в своем полемическом трактате «Libri Carolinai» оспорил его решения. Он не заставлял папу Адриана отречься от решений II Никейского собора, он лишь потребовал, чтобы папа послал своих представителей на созываемый Карлом в 794 г. во Франкфурте собор империи Запада. Председательствовал на этом соборе король; на нем решения восточного собора были отвергнуты, и папские легаты с этим согласились. Папа вынужден был принять к сведению, что дела христианского сообщества вершат уже не папа и Византия, а Карл – с папой в роли ассистента.
Папа Адриан скончался в тот момент, когда рушились его мечты о папском суверенитете. Его преемник Лев III (795–816) о своем избрании оповестил Карла через посольство. То есть это был простой акт вежливости, – начиная с Павла I таким образом сообщали о результатах выборов патрициям. (В свое время Византия, а также экзарх требовали, чтобы с просьбой об утверждении папы к ним обращались еще до посвящения.) Однако, поскольку Лев, как и его избиратели в Риме, давал клятву верности франкскому королю, то его извещение об избрании одновременно означало, что он признает Карла своим сюзереном. (Лев перестал датировать грамоты одним лишь годом своего понтификата, он стал добавлять еще и год правления Карла.)
Если мы хотим до конца понять, почему папа с готовностью объявлял себя вассалом франкского короля, следует иметь в виду, что теперь папы еще в большей мере, чем прежде, нуждались в вооруженной защите: во-первых, в Италии появилась новая угроза – со стороны арабских (сарацинских) завоевателей, во-вторых, в самом Риме все выше поднимал голову и все смелее становился феодальный нобилитет. Но защиту можно было обеспечить лишь ценой подчинения в политическом плане.
В 799 г., во времена понтификата папы Льва, мы встречаемся с новым явлением: против папы, избранного в соответствии с канонами, подняла мятеж византийская партия, возглавлял которую племянник папы Адриана, скончавшегося предшественника Льва. Против папы Льва – как выяснилось, не совсем безосновательно – был выдвинут целый ряд обвинений (клятвопреступление, предательство, прелюбодеяние и т. д.). Во время крестного хода на Льва III напала толпа, с него сорвали облачение, его стащили с мула и заперли в монастыре. (Папа – как земной наместник Христа – участвовал в крестных ходах, сидя на муле, в то время как Иисус въехал в Иерусалим верхом на осле. Бывали случаи, когда папу, узурпировавшего Святой престол, свергали, в знак позора привязывали на спину осла и прогоняли из Рима.) Льву, правда, удалось обмануть бдительность стражей: спустившись по веревочной лестнице, он бежал сначала в Сполето, оттуда к своему сюзерену – Карлу. Этот эпизод интересен с нескольких точек зрения. Во-первых, здесь имел место мятеж против законно избранного и уже правящего папы, то есть был нарушен принцип неприкосновенности папы. Заслуживает внимания и то обстоятельство, что в данном случае с очевидностью проявилась, отчетливо просматриваемая и позднее, волнообразная неустойчивость, выражавшаяся в чередовании пап, противостоящих друг другу по своей политической ориентации. Понтификат прогречески настроенного Адриана сменила откровенно профранкская позиция Льва. И наконец, на сцене появляется фигура папского племянника, играющая ключевую роль в Средневековье: племянник представляет сторонников и политику предыдущего папы, то есть противостоит преемнику.
Папство под сенью Франкской империи (IX в.)
Католическое религиозное единство стало тем, что связывало между собой феодальные государства, возникшие в IX в. на территории бывшей Западной Римской империи. Но наряду с универсализмом религиозного характера в эту эпоху появилась потребность и в политическом единстве – в рамках Франкской империи, и потребность эта воплотилась в идее возрождения – усилиями Карла Великого – империи. Поддержку Карлу и его преемникам со стороны местных епископов и церкви обеспечивал союз с папой. Самой мощной сплачивающей силой формирующейся феодальной государственности была базирующаяся на христианском универсализме и также обретающая феодальный характер церковная организация. Последним штрихом в формировании новой связи между церковью и государством, между христианской религией и феодальной властью стала коронация императора, приуроченная к Рождеству 800 г.
Для легитимации франкского политического универсализма, принявшего форму империи, поддержка церкви и папы была так же необходима, как в свое время для королевства Пипина. Поэтому Карл, привезя папу Льва с собой в Рим, первым делом восстановил его в правах главы церкви. Как только это свершилось (23 декабря), сразу же последовало восстановление института империи. Как написано в биографии «Vita Caroli Magni» («Жизнь Карла Великого»), 25 декабря 800 г., в праздник Рождества, Карл находился в соборе Святого Петра пред могилой Петра, погруженный в молитву, когда, в присутствии многочисленных прихожан, к нему неожиданно приблизился папа Лев и под торжествующую аккламацию народа возложил ему на голову императорскую корону. Церемония и на сей раз совершилась по византийскому канону (там начиная с 450 г. императора короновал патриарх). По описанию Эйнхарда, франкского придворного историографа, Карл якобы был не расположен принимать императорское звание: он сам позже «утверждал, что если бы знал заранее о замысле папы, то в тот день не пошел бы в церковь, несмотря на то что это был один из главных праздников»[44]. Однако есть все основания полагать, что новый император лукавил; да и вряд ли папа, который находился у него в подчинении, сам отважился бы пойти на такую хитрость. Речь скорее идет о хорошо разыгранной сцене, в которой каждая из сторон преследовала свои интересы. (О согласованности свидетельствует и тот факт, что в память о великом событии император велел отчеканить динар, на котором были выбиты его и папы имена!) Карл и его окружение представили дело так, будто коронация неприятно затронула франкского короля, по всей вероятности, не без важной причины: ведь тут возникала видимость, что если папа даровал Карлу императорскую корону, то он может считать себя источником императорской власти. И, несомненно, папа – неважно, просили его об этом или нет – своим активным участием в коронации хотел показать, что императорской власти, независимой от церкви, нет и не может быть. Что же касается описанного спектакля, то он, скорее всего, просто отражал реальность: феодальное государство не могло обойтись без идеологической поддержки и культурной деятельности церкви. Карл Великий, даже если ему и не нравилась какая бы то ни было зависимость от папы, сам нуждался в церкви как опоре своей власти. И тем более справедлив подобный вывод по отношению к папе: для него поддержка императора являлась жизненно важным условием.