С трагическим концом Савонаролы итальянская церковная реформа потерпела поражение. Та реформа, которая во Флоренции сочеталась с революцией бедняков, не вышла за стены города: аскетизм и радикализм, за которые ратовал Савонарола, не отвечали интересам итальянской торговой буржуазии. Смерть Савонаролы тоже не вызвала особого потрясения, не подняла волну народного гнева, как в свое время мученическая смерть Яна Гуса. Противостояние Савонаролы и папы носило скорее политический, чем религиозный характер. Дело в том, что папа, настроившись против французов, хотел вовлечь в Священную лигу и Флоренцию, но город, опасаясь за свою самостоятельность, больше полагался на союз с французами. Когда же Карл VIII потерпел в Италии поражение, Флоренция отдала Савонаролу папе.
Новый французский король Людовик XII (1498–1515) успешно развалил Священную лигу и заключил союз с Венецией против Габсбургов и папы. Французская армия заняла Милан. С этого момента в противостоящих друг другу группировках изменения стали обычным явлением. Итальянские города и папа принимали сторону тех, кто был менее опасен для их самостоятельности. Так, на рубеже XV и XVI вв. в Неаполе закрепились испанцы, в Ломбардии – французы. Александр VI не был в восторге ни от тех, ни от других. Но когда верх снова взяли Габсбурги, он пошел на союз с побежденным Людовиком XII. И еще раз, при поддержке французов, попытался создать для своего Чезаре королевство в Средней Италии. Конечной целью папы и Чезаре было достижение политического единства всей Италии – под управлением семейства Борджиа и с опорой на папскую власть.
В 1503 г. Чезаре Борджиа, являясь фактически хозяином Церковного государства, действительно сделал попытку приватизировать его и объединить Италию под своей властью. Чезаре и сам сначала хотел стать папой, считая, что так он быстрее достигнет своей цели. Правда, представить единую Италию во главе с папой было непросто: вставал прежде всего вопрос, каким образом Церковное государство может существовать как часть национального государства. Затем, если борьбу за единство возглавит папа или его семья, то неизбежна секуляризация, неизбежно превращение Церковного государства в светское. Чезаре был не только реальным политиком, но и щедрым меценатом; так, у него на службе состоял сам Леонардо да Винчи. Однако главным фактором, из-за которого грандиозные амбиции Борджиа так и остались амбициями, была самостоятельность городов-государств; именно в рамках городов-государств, а не в рамках единого национального государства продолжалось буржуазное развитие Италии.
Тем не менее реальный смысл попыткам объединения придали другие факторы; они были связаны с тем, что страдания, которым подвергалось население во время иноземных вторжений, сопряженные с такими вторжениями разорение и войны – все это способствовало пробуждению в итальянцах национального самосознания. Стало очевидным, что политическая раздробленность неминуемо ведет к иноземному господству. Политическую программу создания единой Италии сформулировал Макиавелли в своем труде «Государь» («Il Principe»), в котором в качестве образца реального политика вывел Чезаре Борджиа. Макиавелли был первым, кто увидел в государстве не извечный, данный Богом, а исторически сложившийся институт, существующий на основе собственных принципов и закономерностей, не зависящих от религии и личной, индивидуальной морали. Тем самым он заложил основу современной политики как науки и расшатал ту картину мира, которая была создана Блаженным Августином и Фомой Аквинским, поставил под сомнение христианскую теорию государства. Что, в свою очередь, высветило необходимость отделения церкви от государства, необходимость секуляризации.
Секуляризация политики, однако, завершилась лишь в период Великой французской революции; до того религия и политика в той или иной форме переплетаются. Тем более очевидно это на заре Нового времени. Наглядно иллюстрирует эту особенность первая колониальная дискуссия и роль в ней папства. Начало эпохи Великих географических открытий породило новые противоречия между католическими державами. Облеченный саном высшего судьи вселенского христианства, папа в своей булле «Inter caetera divini», изданной 4 мая 1493 г., вынес решение о разделе мира между Испанией и Португалией. Линия, проходящая между островами Зеленого Мыса и Гаити, разделяла земной шар надвое и являлась своего рода демаркационной линией между владениями испанцев и португальцев. Португальцы могли расширять свои владения на восток от этой линии, испанцы – на запад.
С открытием в 1492 г. Америки у папства появилась возможность сделать католическую церковь подлинно всемирной. На кораблях испанских и португальских завоевателей в долгий путь, на освоение новых земель, отправлялись и христианские миссионеры. Это послужило новым стимулом для укрепления тесного многовекового союза испанской мировой державы и папства.
Принимавший активное участие в мировой политике Александр VI поддерживал связи со многими государственными и церковными деятелями эпохи Возрождения. Он, например, послал кардинальскую шапку своему венгерскому коллеге, любимцу короля Матяша – эстергомскому архиепископу Тамашу Бакоцу. (А от Матяша, будучи еще кардиналом, Александр VI получил Петерварадское аббатство, точнее, доходы от него, которые он оставил за собой и став папой. Таким образом, папа Александр VI был еще и петерварадским аббатом.)
Александр VI, Чезаре и Лукреция Борджиа не только устраняли с дороги своих противников, но и уничтожали тех, чье состояние или доходы хотели заполучить. Освобождавшиеся таким путем бенефиции они либо оставляли незанятыми – доходы с них шли папе, – либо требовали огромные суммы за замещение бенефиций. За время своего понтификата Александр VI назначал, почти без исключения, лишь таких кардиналов, которые расплачивались за свой сан.
Чаще всего орудием инспирированных Ватиканом или совершаемых на его территории убийств был яд, действие которого сказывалось лишь через день-другой. Некоторые источники сообщают, что только в кардинальской коллегии таким способом были отправлены в мир иной четыре священнослужителя. Что же касается слухов о смерти самого папы Александра, то их можно считать не столько достоверными историями, сколько легендами, в которых нашла отражение мечта о справедливом Божьем суде, покаравшем семейство Борджиа за грехи и преступления. Согласно некоторым источникам, Чезаре и папа хотели устранить утрехтского кардинала Адриана, воспитателя Карла V. Для этого они пригласили в гости несколько кардиналов – и среди них Адриана. Однако слуги перепутали бокалы и подали отравленное вино не кардиналу, а папе и Чезаре. Папа, который был уже в преклонном возрасте, умер той же ночью, а Чезаре выздоровел. (Более вероятно, однако, что Александра VI унес внезапный приступ знаменитой римской лихорадки.)
После смерти Александра VI Церковное государство сразу же постаралось стряхнуть с себя гнет семьи Борджиа. Чезаре бежал во Францию. Главную роль в свержении власти клана Борджиа сыграл кардинал Джулиано Ровере. После папы Борджиа, прославившегося своими скандальными похождениями, из помещения, где заседал конклав, папой вышел кардинал Франческо Пикколомини (племянник Пия II), считавшийся чуть ли не святым; он взял себе имя Пия III. Правда, понтификат его продолжался всего 26 дней, так что он не оставил заметного следа в истории папства.
На следующем, длившемся всего один день конклаве папой избрали заклятого врага Борджиа, племянника Сикста IV – кардинала Джулиано Ровере (в кардиналах он пребывал уже 30 лет). Он стал Юлием II (1503–1513). Его избрание тоже не обошлось без симонии, но личная жизнь его была почти безупречной. Юлий II тоже был выдающейся ренессансной личностью; правда, яркость и помпезность, отличавшие Борджиа, при нем перешли в холодную, величественную красоту. В соответствии с духом времени Юлий II был разносторонне одаренным человеком: дипломатом, меценатом, политиком, но прежде всего и главным образом – полководцем и государственным деятелем. В его лице на папский престол вступил типичный для ренессансной Италии тиран. Поэтому он получил у современников прозвище Грозный.
Начатую кланом Борджиа политику в вопросе о единстве Италии папа Юлий II проводил более сдержанно и более реалистично. Он также опирался на могущество семьи Ровере, но действовал куда более мирными методами, чем его предшественники. Так, ему удалось заполучить, например, город Урбино. Планы и замыслы Борджиа папа Юлий II претворил в жизнь в более скромных масштабах – в пределах (пускай и расширившихся) границ Папского государства. Папские владения он преобразовал в единое, современное, функционирующее на уровне своего времени государство и сделал его достойным игроком в великодержавной политике. Если папа Александр VI и Чезаре думали о единой светской Италии, то целью Юлия II было территориальное расширение Церковного государства, превращение его в самое могущественное государство Италии. Для достижения подобной цели прежде всего нужна была сильная папская армия. Папа Юлий зачастую сам становился во главе войска, но официальным его полководцем был Помпео Колонна. С именем Юлия II связано и создание швейцарской гвардии, которая вначале насчитывала двести человек и обеспечивала личную охрану папы. 12 июня 1506 г. гвардия вошла в Рим. Выросши в «армию», она будет столетиями вести бои с германскими ландскнехтами.
Политика Юлия II была последовательно антифранцузской. В отличие от семьи Борджиа, он считал, что угрозу независимости Италии и могуществу папы представляет прежде всего французская экспансия. Но в противостоянии иноземным агрессорам, французам, папа не слишком склонен был опираться на помощь другой великой державы, это было бы чревато появлением новых угроз. Битву за гегемонию в Италии папа Юлий начал с войны против союзника Франции – Венеции. В результате нескольких успешных кампаний он присоединил к Папскому государству Парму, Пьяченцу и Реджо. В годы правления Юлия II Церковное государство достигло самого значительного расширения своей территории за всю средневековую историю папства, и вряд ли можно назвать другого римского папу, который обладал бы большей, чем он, реальной властью. Разумно, правильно организованное государство, видимо, и впрямь приносило огромные доходы, если, несмотря на дорогостоящие войны и щедрую меценатскую деятельность, папа оставил преемнику казну с 700 000 золотых. Даже Макиавелли, ранее восхищавшийся Чезаре Борджиа, признал, что Юлий II добился в политике больших успехов, чем его, Макиавелли, идеал – Чезаре.