[19]. Таким образом, император очень достойно, исходя из интересов политического спокойствия и единства общества, из интересов империи, высказался за веротерпимость, за полное равноправие религий.
В документе фигурировали и другие меры, обеспечивающие свободу исповедания христианами своих верований. Во-первых, было заявлено: все места, где обычно собирались христиане, то есть храмы, строения, казенные или принадлежащие частным лицам, перешедшие в чью-либо собственность во время преследований, «без оплаты и без каких-либо денежных претензий возвращались бы христианам помимо всякой проволочки и тяжбы»[20]. Этот пункт болезненно затрагивал тех, кто во времена гонений скупал недвижимость, принадлежавшую христианам: их деньги, затраченные на покупку, оказались потерянными. А тот, кто получил конфискованное у христиан имущество под видом подарков, должен был возвратить его без всякой компенсации. Император не исключал возможности возмещения убытков, но для этого пострадавшим нужно было обратиться к императору со специальным прошением. Важным моментом в рескрипте следует считать то, что христианское имущество нужно было возвращать не отдельным лицам, например епископам, а христианской общине, к тому же при содействии властей. В рескрипте, кроме того, указывалось, что наряду с возвращением мест отправления культа (то есть церквей, храмов) христианской общине, экклезии, в соответствии с вышеупомянутым положением должно передаваться и прочее, по юридическим нормам принадлежащее им имущество. Возмещение ущерба и в этих случаях зависело от воли или прихоти императора.
Легализацию христианских общин и возвращение им имущества императоры осуществляли при поддержке государственного аппарата. «Во всем этом, – читаем мы все в том же, в данном случае прямо обращенном к чиновникам рескрипте, – ты должен оказывать вышеупомянутому христианскому сообществу свое самое деятельное участие, дабы как можно быстрее исполнено было это наше распоряжение, так как и в нем через милость нашу также проявляется забота об общественном спокойствии»[21].
Эффект этого компромисса удивил своей неожиданностью саму христианскую церковь: из преследуемого меньшинства она в один момент стала едва ли не самым могущественным и – благодаря поддержке Константина – едва ли не самым главным учреждением империи. Процесс легализации христианства состоял из двух этапов: рескрипт 313 г., касающийся признания христианства и предоставления ему равноправия, стал лишь прологом к фактическому повороту, в ходе которого христианская церковь очень быстро окажется в привилегированном положении, а затем превратится в автократическую, то есть в государственную церковь. Превращаясь в государственную религию, христианство станет идеологической базой общества, органической частью государства.
Вот важнейшие этапы этого процесса. Во-первых, император предоставил христианскому клиру официальные государственные льготы и привилегии. В декрете от 21 октября 313 г. прямо указывалось, что те, кого называют клириками, освобождаются от всяческих тягот. Христианское духовенство быстро превратилось в пользующийся иммунитетом, обособленный от мирян корпус; император вывел из-под надзора казны имущество церкви, освободил земли, уже принадлежавшие церкви, от налогообложения, предоставил право наследования имущества даже неженатым клирикам. Передал значительные суммы из государственной казны в распоряжение епископов – на организационные расходы, на строительство храмов. Начиная с 321 г. церковь, епископства получили возможность легально, на законных основаниях передавать наследство кому-либо в дар. В 321 г. император своим декретом объявил воскресенье еженедельным праздничным днем. Было признано законным освобождение рабов, если оно совершалось именем церкви. Император установил для священнослужителей государственное жалованье. С 333 г. епископы получили право быть судьями и выносить приговор в целом ряде гражданских дел.
Благодаря предоставленным властью привилегиям общественное влияние церкви и духовенства быстро росло. Своими радикальными мерами, изменившими положение церкви в государстве, Константин привлек на свою сторону и христианское население, находящееся в той части империи, которой ведал его соправитель Лициний, не испытывавший к христианству симпатии. В 323 г. в битве при Хризополисе Константин одержал победу над Лицинием и вновь объединил империю. Для своей семьи, для потомков он установил систему наследования трона по принципу династической монархии, опираясь в этом на христианство как на идеологическую базу. Так начиналась эпоха завоевания христианством стран и континентов, растянувшаяся на много столетий. Начиная с IV в. новое вероучение пронизывает все стороны общественной и государственной жизни в Римской империи, а потом и за ее пределами. Если говорить более конкретно, то в первую очередь нужно отметить, что в новой исторической обстановке очень быстро складываются благоприятные условия для превращения римского епископа в папу. И епископы в Риме сумели в полной мере использовать эти возможности.
Когда Константин предоставил свободу церкви, римским папой был Мильтиад (311–314), пресвитер, выходец из Африки. О его жизни и деяниях почти ничего не известно. Императора личность Мильтиада мало интересовала. За все время своего правления Константин не проявлял особого внимания к уже оформившемуся внутри церкви верховенству римских епископов, не придавая этому факту большого значения. Все епископы в его глазах играли примерно одинаковую роль, важным для него было лишь его собственное верховенство над ними. Однако он следил за тем, чтобы епископ Рима, то есть папа, жил в условиях, соответствующих рангу имперской столицы. Поэтому Константин подарил Мильтиаду дворец, принадлежавший жене августа, Фаусте, и стоявший на Латеранском холме. Этот дворец служил римским папам резиденцией вплоть до XIV в. Там же Константин построил первую в Риме базилику, позже названную Папской архибазиликой Святого Иоанна. А в 325 г. он начал строительство – над криптой с саркофагом апостола Петра в Ватикане – базилики Святого Петра, которая вплоть до понтификата Юлия II (1503–1513) считалась центром мирового христианства.
Цена, которую христианской церкви пришлось заплатить за свою свободу и за союз с имперской властью, была немалой: церковь вынуждена была служить интересам империи, а чтобы это было максимально эффективно, императоры без стеснения вмешивались в вопросы церковной организации и вероучения. Переплетение самых разных моментов жизни государства и христианской церкви неизбежно приводило к переплетению, к общности их судеб. Опираясь на мощь государства, церковь быстро обретала могущество, но и власть неоднократно брала верх над церковью. В христианской империи император и сам обретает статус наследника Христа. Как впервые сформулировал Константин, защита церкви и веры становится одной из обязанностей императора. Однако Константин еще не считает себя первосвященником, он в церкви – всего лишь «епископ внешних сношений», поэтому для обозначения своей роли он пользуется формулировкой episcopus extraneus или episcopus in externis. Избавившись от гонений, церковь с готовностью взяла на себя роль государственной церкви. Она заняла свое место в структуре государства, а не рядом с ним; она стала частью государственного организма, освящая власть императора и побуждая к этому верующих.
Вместе с тем отношения между государством и церковью стали своего рода постоянной невралгической точкой христианства – настолько противоречивы были эти отношения. Церковь не могла позволить себе мириться с какой бы то ни было светской властью, пока та ограничивала ее претензии на роль единственного земного гаранта обретения человеком совершенного бытия. Разделение духовной и светской власти церковь никогда не считала партнерством: ведь светская власть в конечном счете должна была раствориться во власти духовной (церковной). Взаимоотношения между государством и церковью, установившиеся при Константине, базировались на убеждении, что католицизм является идейной и моральной основой государства. Сам же католицизм рассматривал себя как не зависящую от чего бы то ни было светского, абсолютную, вечную доктрину, обладая которой церковь всегда искала – и, как правило, находила – нужную ей мирскую власть, очередного своего, так сказать, константина.
Уже первый союз между государством и церковью не был безоблачным, и первым разочаровался в нем император. Дело в том, что христианство в тот момент, когда оно стало играть роль государственной религии, отнюдь не было монолитным. Константин и его преемники не могли равнодушно смотреть на внутренние распри внутри церкви уже с точки зрения интересов государства. Поэтому они стремились любой ценой восстановить единство церкви. Поставив перед собой такую задачу, император – пускай он претендовал лишь на роль «епископа внешних сношений» – решил распространить свою власть на всю церковь. Наилучшим способом для достижения этой цели выглядел Вселенский собор.
Когда христианская церковь стала церковью имперской, руководство ею в тот момент осуществлялось еще на коллегиальной основе, посредством соборов, участие в которых принимали равные по рангу епископы. Однако уже тогда внутри церковного синклита, состоявшего из равных по рангу епископов, стала усиливаться тенденция к установлению монархического принципа в руководстве церковью. Победе этого принципа и способствовал Константин, когда он низвел собор, орган фактического управления церковью, до роли совещательного, консультативного собрания.
Когда и как происходили первые случаи вмешательства имперской верховной власти в церковную жизнь с целью укрепления единства церкви? На Западе папа Мильтиад боролся с ересью донатизма. Уже в октябре 313 г. в Латеранском дворце, подаренном папе императором, состоялся собор, в котором участвовали три епископа из Галлии и пятнадцать – из Италии; собор осудил донатизм, а самого епископа Доната предал анафеме. По-видимому, большого эффекта эти постановления не имели, так что император решил взять дело в свои руки. В 314 г. он собр