Негативное отношение к доведенному до крайней степени культу папы возрастало не только вне церкви, но и в католических кругах. Главным образом против догмата о непогрешимости папы выступали иерархи, историки церкви и теологи в Германии, где были сильны гибеллинские традиции. Особенно большое впечатление произвела здесь книга известного историка церкви Игнаца Дёллингера «Der Papst und das Konzil» («Папа и собор», 1869), опубликованная под псевдонимом Janus, в которой автор страстно оспаривает тезис о непогрешимости папы, приводя не только теологические аргументы, но и примеры из истории церкви.
Впрочем, большинство противников догмата имели в виду даже не теологическую его несостоятельность, а идеологические и политические последствия. По их мнению, было бы крайне неразумно, абсолютизируя мнение одного человека, возводя его в ранг догмата, восстанавливать против церкви нейтральные в религиозном отношении или веротерпимые либеральные государства. Эта оппозиция, состоявшая главным образом из епископов, не оспаривала верховенства папы, а ставила под вопрос актуальность и целесообразность догмата о его непогрешимости.
Вот в такой обстановке 29 июня 1868 г. булла «Aeterni Patris» оповестила христианский мир о созыве XX Вселенского собора. Открытие собора папа назначил на 8 декабря. (Этот день – праздник Непорочного зачатия Девы Марии.) В булле говорилось, что целью собора является укрепление внутреннего, религиозного единства церкви перед лицом современных веяний. Для эффективной борьбы с тлетворными идеями, завладевшими миром, и призван был принять меры собор, одновременно решая вопросы по совершенствованию системы управления церковью и завершая выстраивание папского абсолютизма.
Когда 8 декабря 1869 г. в базилике Святого Петра папа Пий IX торжественно открыл XX Вселенский собор, на нем присутствовали 774 духовных лица из 1050, имеющих право на участие в соборе. Совещания собора проходили в правом крыле базилики. Собор действительно представлял почти всю вселенскую католическую церковь; лишь русский царь запретил польским епископам ехать в Рим. Доминировали на соборе итальянцы, и Курия уверенно держала в своих руках руководство ходом работы. (35 % участников были итальянцы, 17 % – французы, что обеспечивало абсолютное большинство представителям латинского ультрамонтанского духа, и Курия всячески укрепляла этот дух.)
Установленный папой регламент делал невозможной какую-либо серьезную дискуссию по обсуждаемым вопросам, а право принятия решений оставлял за папой. Еще до начала собора семь куриальных комиссий разработали 87 так называемых схем (проектов декретов), которые затем надлежало обсудить в четырех соборных комиссиях. Однако члены оппозиции в состав комиссий не были включены, так что им приходилось оспаривать мнение комиссии на совместных публичных заседаниях. Оппозиционеров ущемили и тем, что им предоставляли очень мало времени для выступлений.
Собор начал обсуждать всего шесть схем (о вере, две схемы о епископах, о духовенстве, о катехизисе, о церкви). Схемы, однако, были плохо сформулированы и подготовлены. Первую догматическую конституцию (Dei Filius), о католической вере, собор принял 24 апреля 1870 г. В ней в противовес «заблуждениям эпохи» было изложено, в духе Тридентского собора, аутентичное учение о вере, о Боге, о Божественном откровении. (Одновременно осуждались атеизм, материализм, пантеизм, рационализм, онтологизм и – впервые – даже традиционализм.)
При обсуждении схемы о церкви собор раскололся на два лагеря. На одном из заседаний, в начале января 1870 г., по инициативе английского архиепископа Мэннинга четыреста епископов внесли предложение дополнить схему тезисом о непогрешимости папы и обсудить этот вопрос вне очереди. Обсуждение вылилось в острую дискуссию. Большинство оппозиционно настроенных епископов и в этом случае посчитало несвоевременным (из тактических соображений) принимать данный догмат, хотя некоторые из них действительно не верили в личную непогрешимость папы.
Отказались принимать догмат о непогрешимости папы в первую очередь епископы Германии и Центральной Европы. (Из присутствовавших на соборе двадцати немецких епископов – пятнадцать, а из венгерского епископского корпуса – все, за исключением двоих, были против догмата.) Во главе недовольных стояли архиепископ Венский Раушер, архиепископ Пражский Шварценберг и архиепископ Эстергомский Шимор, однако фактическими вдохновителями оппозиционных настроений были епископ Орлеанский Дюпанлу и архиепископ Калочайский Лайош Хайнальд, а также епископ Диаковарский Штроссмайер. Тактика оппозиции была направлена на то, чтобы вообще снять обсуждение вопроса об этом догмате с повестки дня.
Однако 6 марта 1870 г. Пий IX представил догмат на обсуждение. Публичная дискуссия началась 29 апреля 1870 г. Оппозиция выразила свое отрицательное мнение и в письменном виде, и устно. Епископ Роттенбургский Хефеле изложил церковно-исторические контраргументы, архиепископ Венский Раушер – теологические, архиепископ Майнцский Кеттелер – практические соображения и опасения. Папа посчитал себя вправе проигнорировать мнение меньшинства и, несмотря на протест более ста епископов, 13 января 1870 г. своей властью прекратил дискуссию. Во время голосования, проходившего на первом закрытом заседании, за догмат проголосовало 451, против – 88 и за, но с оговорками – 62. Большинство, таким образом, не склонно было идти на компромисс с точкой зрения меньшинства. Хефеле предложил продемонстрировать наличие особого мнения и на открытом заседании – и проголосовать против. Во избежание скандала и в надежде, что благодаря этому решение не будет считаться вселенским, перед последним голосованием активная оппозиция (57 епископов, главным образом из Германии и Австро-Венгрии) покинула Рим. 18 июля 1870 г. на открытом голосовании (533 голоса против двух) собор принял догмат о непогрешимости папы. Пий тут же утвердил решение и торжественно объявил о нем в конституции «Pastor aeternus».
«Pastor aeternus» состоит из четырех глав. (В 1-й главе говорится о первенстве апостола святого Петра, во 2-й главе – о наследовании этого первенства римскими папами, в 3-й главе – о размерах и смысле примата римского папы, в 4-й главе – о непогрешимости пастырской власти папы.) Отвергая точки зрения галликанства и фебронианства, конституция провозглашала высшую юрисдикцию папы над вселенской церковью, непогрешимость его мнения во всех областях веры и нравственности, во всех вопросах учения церкви и управления ею. Соответствующая часть конституции звучала так:
«Поэтому, если кто-либо говорит, что папа римский имеет лишь обязанность контроля или указания (inspectionis vel directionis), а не полную и верховную юрисдикцию (iurisdictionis) над всей Церковью не только в том, что касается веры и нравственности, но и в том, что касается порядка и управления Церковью, распространенной по всему миру, или что он обладает лишь одной важной частью этой власти, а не всей ее полнотой, или что его власть не является ни обычной, ни непосредственной над всеми Церквами и каждой в отдельности, как над всеми и каждым в отдельности пастырями и верными, да будет отлучен от сообщества верных»[115].
Догмат о непогрешимости папы, часто толкуемый неправильно, дословно выглядит так:
«Поэтому, верно держась Предания, полученного со времен возникновения христианской веры, во славу Бога и Спасителя нашего, для прославления католической религии и спасения всего народа христианского, с одобрения Святого Собора… учим и определяем как догмат, открытый Богом:
Папа римский, когда он говорит ex cathedra, то есть когда, исполняя свои обязанности учителя и пастыря всех христиан, определяет, в силу своей верховной апостольской власти, что некое учение по вопросам веры и нравственности должно быть принято Церковью, пользуется, с Божественной помощью, обещанной ему в лице блаженного Петра, той безошибочностью (infallibilitas), которой Божественный Искупитель благоволил наделить Свою Церковь, когда она определяет учение по вопросам веры и нравственности»[116] (выделено мной. – Е. Г.).
В результате догматизации папской непогрешимости и централизация церковного правления, и непримиримость римско-католического духа достигли своего пика. Пий IX произнес большую речь, в которой воздал должное значению этого догмата, подчеркнув, что благодаря ему католическая догматика и структура церкви стали простыми, окончательными и обозримыми.
Таким образом, папам последней трети XIX и XX вв. с помощью подобных методов действительно удалось сохранить единство церкви, сосредоточить ее духовные и нравственные силы, благодаря чему папство вновь стало духовной великой державой. Воздействие догматизации непогрешимости папы на внутреннюю жизнь церкви было таково, что положение епископов и их отношение к папе целиком и полностью складывалось под знаком папского абсолютизма. Победа централизма была полной. Решения, исходящие из Рима, и до 1870 г., как правило, воспринимались беспрекословно. После 1870 г. папский централизм распространился и на сферу теологии, новые направления в теологии без одобрения Рима не могли даже возникнуть. Если до сих пор отсутствие осуждения автоматически означало принятие, согласие, то теперь жизнь чему-то новому могло дать лишь ясно выраженное одобрение. Тем самым в гигантских масштабах выросла направляющая роль Курии; принцип «Roma locuta, causa finita» стал реальным правилом существования. (Буквально: «Рим высказался, дело сделано». То есть: если мнение высшей инстанции прозвучало, спорам и колебаниям нет места.)
Процесс централизации папской власти, начавшийся с Тридента, на какое-то время был завершен. После Ватиканского собора папская власть, сосредоточив и подчинив себе все духовные и нравственные силы церкви, вне всяких сомнений, укрепилась. Избавившись от обязанности решать государственно-административные и политические задачи, епископы стали независимыми от государства. А поскольку высшее духовенство стало, можно сказать, безразличным для государства, то Пий IX мог теперь целиком и полностью подключить его к сфере интересов папства, подчинить его папству, с успехом разгромив национальные иерархии, организованные как независимые от Рима системы. Это стало возможным благодаря тому, что догмат о папской непогрешимости в значительной степени расширил и юрисдикцию папы в дисциплинарной сфере, да и самого папу освободил от бремени обязанностей главы светской власти.