[129]. Однако блестящая кампания не была осуществлена. Вместо этого через некоторое время, зимой 815/816 гг. хан и император заключили Тридцатилетний мир.
Императорские историки лишь отмечают, что такое соглашение существовало, но хан был доволен своей дипломатией и повелел высечь условия мира на колонне в своем дворце в Плиске. Сейчас эта колонна опрокинута и расколота, но она все еще сообщает о том, что верховный хан Омуртаг, желая мира с греками, отправил посольство к императору (τόν βασιλέα), и что мир был заключен на тридцать лет. Булгарско-императорская граница начиналась от Девельта, расположенного между двумя реками, и протянулась между Бальценом и Агатоникой к Констанции и Макроливаде и горам (название горного хребта не сохранилось). Во-вторых, император должен был удерживать под своей властью славянские племена, которые принадлежали ему до войны; другие племена, даже если дезертировали, принадлежали хану и должны были быть отправлены назад. Императорские офицеры выкупались по специальной цене согласно своему разряду, обычные люди обменивались в порядке человек на человека. Кроме того, существовала особая договоренность относительно императорских солдат, захваченных в покинутых цитаделях[130].
Последние пункты договора были ожидаемыми: булгары обеспечили себе выгодные условия в отношении оставленных населенных пунктов, утвердив за собой те из них, которые были разрушены Крумом. Вопрос же о линии границы нуждается в разъяснении. Две реки, между которыми пролегала граница, были, вероятно, Тунджей и Чобан-Азмаком; Бальцен нам неизвестен; но Агатонику можно идентифицировать как деревню Саранти, в то время как Констанцию — как деревню Костужу (они обе находятся вблизи хребтов Кавалки и Сакар). Макроливада — это существующая в настоящее время деревня Узунджова, расположенная у слияния западной реки Азмак с Марицей[131]. Неизвестной горной цепью почти наверняка является Гем; таким образом, в районе Макроливады граница, направленная резко на север, в сторону Гема и Дуная, оставляла Филиппополь и Сардику за своими пределами. Это была, как заявлял Омуртаг, старая граница[132], которая установилась столетие назад благодаря Тервелю; действительно, новое соглашение стало в основных своих чертах повторением известного соглашения 716 г. Однако между ними были и отличия. Омуртаг сумел продвинуть границу своего государства, насколько желал, в сторону Фракии. При этом главные интересы хана были направлены только на сохранение этой границы. Соответственно, булгары вырыли большой ров и на его северной стороне построили огромный вал на пути от окрестностей Девельта к Макроливаде. На всем протяжении этой глиняной стены, называемой греками Большим Заграждением, и теперь известной как Эркесия, булгарские солдаты несли постоянную службу.
Но столь обширная работа не могла быть выполнена из-за враждебных сил, находившихся по ту сторону границы. Наверняка какой-то пункт в соглашении предусматривал возведение подобного заграждения без создания препятствий со стороны императорских сил. Значимым является то, что из больших императорских крепостей, которые охраняли границу до войны, только Месемврия и Адрианополь, обе из которых были как коммерческими, так и военными метрополиями, оказались вновь заселены и восстановлены императором. Другие крепости — Анхиал, Девельт, Филиппополь и Сардина — хотя и не передавались булгарам[133], были оставлены пустынными и стали легкой добычей для хана несколькими десятилетиями позже. Уже Большое Заграждение контролировало главную дорогу от Адрианополя до Филиппополя; а изоляция и дезертирство из двух западных крепостей позволили Омуртагу обходиться без «заграждения» по западной границе Балканского царства. Представляется даже вероятным, что теперь булгарские государственные деятели предусматривали расширение своего государства на этой стороне; «заграждение», построенное сегодня, завтра было бы бесполезно[134].
Чтобы отметить торжественность мирного договора, и хан, и император согласились заверить свои слова согласно обрядам веры каждого. К возмущению набожных христиан Константинополя, император, наместник Бога, вылил воду на землю, клялся на мече и на внутренностях лошадей и принес в жертву собак фальшивым идолам булгар. Еще хуже жители христианского города восприняли языческих послов, обратившихся к Святому Евангелию и Богу. Неудивительно поэтому, что чума и землетрясения последовали за столь чудовищной непочтительностью[135].
Омуртаг, однако, был искренне настроен на воцарение мира на Балканах. Существование Болгарии гарантировалось оружием Крума; сейчас наступило время наслаждаться дарами цивилизации, которую предлагала близость с Византией. Во время его правления Тридцатилетний мир искренне сохранялся ханом. Только однажды булгарские армии прошли на юг от Большого Заграждения; и то только для того, чтобы помочь императору.
В 823 г. император Михаил II был осажден в Константинополе армией и флотом главного мятежника Фомы и находился в столь отчаянном положении, что даже вооружил сарацинских пленников в городе. В своих проливах он приветствовал бы любого, кто был готов помочь ему. Именно тогда в данную ситуацию вмешался хан. Некоторые говорили, что Михаил послал в Плиску с просьбой о помощи, которую ему и предоставили. Другие сообщали более длинную историю; именно Омуртаг начал переговоры, спрашивая позволения вмешаться. Михаил отказался; он не мог нанимать язычников для пролития христианской крови. Но, по некоторым слухам, он отказался из-за вопроса экономии: булгары желали за свою помощь «оплаты» и, в любом случае, вмешательство явилось бы нарушением Тридцатилетнего мира. Но Омуртаг думал о возможности для вмешательства и для грабежа, а ситуация складывалась столь хорошо, что нельзя было ею не воспользоваться; поэтому он все равно пересек границу — и Михаил, конечно, был посвящен в это, простив нарушение соглашения в обмен на помощь и предоставив хану право забрать ту добычу, которую он мог завоевать во время похода. Булгарская армия пересекла Заграждение, прошла мимо Адрианополя и Аркадиуполя к столице. Мятежник Фома узнал об их прибытии; с неохотой он снял свои отряды с осады города и отправился встречать нового противника. Булгары ждали его у Кедукта, акведука, в том месте, где императрица Прокопия махнула на прощание своему несчастному мужу перед вступлением императорских войск на поле Версиникия. При сражении у Кедукта мятежники были разбиты; большая часть армии Фомы была уничтожена. Булгары отправились назад на север, обремененные добычей, а Михаил был спасен[136].
Омуртаг использовал наступивший редкий мир на Балканах, чтобы заняться строительством за пределами Большого Заграждения. Вероятно, именно в последние годы жизни отца Омуртага и в начале его правления дворец в Плиске, чьи руины мы можем увидеть сегодня, и был построен. Большой лагерь в форме четырехугольника приблизительно две мили на четыре, окруженный грубым валом и одиннадцатью воротами, вероятно, датируется ранними годами булгарской оккупации. Но город дважды разрушался императором во время войн с Крумом; внутренняя цитадель, вероятно, относится к послевоенному времени. Она состояла из укреплений в форме трапеции с круглыми бастионами в четырех углах, двойными прямоугольными бастионами над четырьмя воротами и восемью другими бастионами. Внутри располагались жилые помещения, которые занимал хан, большой зал; почти квадратный, но разделенный на три равные части колоннами, и с апсидой для трона, поднятого над землей на высоком фундаменте. Без сомнения, именно в этом зале Крум разместил колонны и скульптуры, которые он привез из дворца Святой Мамы. Недалеко от дворца находился языческий храм ханов, который позже искупил свое прошлое, став христианской церковью[137].
Но одного дворца было мало для прославления верховного хана. В Трансмарице, на Дунае, где современный Туртукан все еще охраняет один из самых легких переходов через реку, Омуртаг построил дом великой славы[138], мощную и великолепную крепость, контролирующую северные подходы к столице. Хан все еще жил в своем старом дворце в Плиске[139]; и, с удивительной симметрией, ровно на половине пути между двумя своими земными залами, он построил себе третий дом, где должен был покоиться в вечности: роскошную могилу, возведение которой он увековечил надписью на колонне, использованной позднее другими строителями; и теперь о чувствах языческого правителя можно прочитать в одной из церквей в Тырново[140]. Осенью 821 г. хан построил другую крепость-дворец, дальше на юг от Плиски, охранявшую подходы к столице от Большого Заграждения. Снова он сделал запись о ее создании на колонне, которая была найдена в деревне Чаталар[141]. «Великий хан Омуртаг», как гласит надпись, является «богом поставленным владетелем земли[142], где он родился. Пребывая в стане своем Плиске[143], воздвиг он дворец на реке Тича[144] и двинул войска[145] против греков и славян. И построил искусно мост через Тичу[146]… и постановил в этом дворце четыре колонны, а на колоннах — двух бронзовых львов. Пусть Бог удостоит богом поставленного владетеля чести попирать ногами императора, пока течет Тича… и владея многими болгарами и покоряя врагов своих