В то время как напряжение под Верденом с каждой минутой становилось все серьезнее, австрийцы воспользовались представившейся возможностью, чтобы развить в Трентино удар против итальянцев. Италия обратилась за помощью к своему союзнику — России — с просьбой помешать австрийцам извлечь новые силы с Восточного фронта и тем самым умножить угрозу в Трентино.
Тем временем царь 14 апреля собрал военный совет со своими командующими группами армий. На нем было решено, что главное русское наступление будет осуществляться центральной группой армий Эверта, в то время как северная группа Куропаткина сдвинется внутрь, чтобы помочь главному наступлению. Было предложено, чтобы южная группа Брусилова ушла в жесткую оборону, поскольку ее фронт был плохо пригоден к наступлению. Но Брусилов считал, что именно этот фактор и является причиной, по которой удар надо наносить именно здесь, где он будет совершенно неожиданным. Он заявлял, что отсутствие успеха в прошлом было следствием того, что русские армии позволили врагу без противодействия использовать его центральное положение.
По итогам обсуждения Брусилов получил разрешение действовать по своему плану, а также необходимые для этого ресурсы. Наступление должно было вестись «каскадом», уводя внимание противника от места главного удара, запланированного на севере, возле Молодечно. Понимая, что лучшим шансом на успех является неожиданность, Брусилов начал приготовления к атакам в более чем двадцати местах — так, чтобы дезертиры или перебежчики не могли открыть противнику место главной атаки. Вместо концентрации своих резервов он разделил их.
По просьбе союзников России подготовка к наступлению была ускорена. 24 мая Алексеев по телеграфу запросил Брусилова, как скоро тот может начать атаку. Брусилов ответил, что будет готов к наступлению к 1 июня, при условии, что Эверт также начнет наступление. Однако войска Эверта не могли быть готовы к этому сроку; в конце концов было согласовано решение, что Брусилов начнет действовать 4-го, а Эверт — на десять дней позже. Ночью 3-го Алексеев позвонил Брусилову и выразил сомнение в успешности столь нетрадиционной схемы действий. Он предложил все-таки сконцентрировать ударную группировку на узком фронте вместо распределения ее на широком пространстве. Брусилов отказался менять свой план, и Алексеев в конечном счете согласился с ним, сказав: «Бог с вами, делайте то, что считаете нужным».
Войска были выдвинуты на исходные позиции в течение последней ночи. Все это наступление стало азартной игрой, в которой главным фактором стала неожиданность и непредсказуемость.
Обращение Италии ускорило выступление Брусилова. Силы его были примерно равны силам противника — 38 русских дивизий против 37 австрийских. Специального сосредоточения сил для этой операции сделано не было, поэтому трудно было ждать решающего развития успеха. С другой стороны, отказ от всякого стягивания сюда войск не позволил австрийцам распознать нависшую угрозу. Когда 4 июля 8-я русская армия Каледина перешла в наступление вблизи Луцка — вернее, повела разведку боем, — австрийцы были захвачены врасплох. Фронт сломался при первом же прикосновении, как хрупкое печенье, и русские, почти не встречая никакого сопротивления, вклинились между 4-й и 2-й австрийскими армиями. К следующему дню было взято 40 000 пленных, и их численность быстро возрастала.
И хотя 11-я русская армия (Сахаров) потерпела неудачу под Тарнополем, две другие армии, наступавшие южнее, столь же быстро одержали успех, как и 8-я армия под Луцком. 7-я армия (Щербачев) отбросила австрийцев за Стрыпу, а 9-я армия (Лечицкий), прорвавшись в Буковине, овладела Черновицами — наиболее южной точкой фронта австрийцев. К 20-му Брусилов взял уже 200 000 пленных.
Никогда, со времени падения стен Иерихона от звуков труб, простая демонстрация не приводила к такому потрясающему успеху.
Австро-германским армиям на юге, оба фланга которых были разгромлены, угрожал еще более страшный Танненберг. Для этого русским требовалось только развить свой успех. Но все их резервы были сосредоточены на севере для предполагавшегося основного наступления, и хотя от него быстро отказались, бедная сеть рокадных дорог в тылу помешала перебросить эти резервы Брусилову, прежде чем германцам удалось спешно подвезти подкрепления, чтобы остановить прилив.
Германское командование проявило свое умение быстро ориентироваться и использовать все возможные резервы для контрудара у Линзингена, против северного фланга прорыва у Луцка. Это в самую последнюю критическую минуту остановило наступление русских. На юге, в Буковине, наступление русских продолжалось, пока не было остановлено естественным препятствием — Карпатами.
В конце июля атаки русских возобновились — сначала в центре против Бродов и Львова (армия Сахарова), затем дальше к северу — в районе реки Стоход и Ковеля (русская гвардия). Но благоприятное время было уже упущено, и хотя атаки тянулись весь август, незначительный выигрыш местности ни в коей мере не соответствовал тяжелым потерям войск. Итак, операция, начатая в весеннем блеске, погасла в осеннем унынии!
Косвенные результаты этого наступления все же были значительнее прямых, хотя эти преимущества принесли пользу в первую очередь не России. Наступление это заставило Фалькенгайна снять часть войск с Западного фронта, отказавшись от плана произвести выпад против готовящегося британского наступления на Сомме и от надежды продолжать обескровливавшие французов атаки Вердена. Оно подтолкнуло Румынию принять роковое для себя решение — вступить в войну на стороне Антанты. И в конце концов, это наступление привело и к падению Фалькенгайна, который «погубил корабль за мазок дегтя».
Эти косвенные результаты (не все они оказались удачными) были куплены слишком дорогой ценой. Брусилов овладел Буковиной и большей частью Восточной Галиции; он захватил 350 000 пленных, но потерял больше миллиона солдат, и тем самым скорее морально, чем материально, подорвал боеспособность России. Неизбежным следствием этого должна была стать революция и разложение русских вооруженных сил.
В последний раз Россия пожертвовала собой ради своих союзников, и несправедливо забывать, что они являются за это неоплатными должниками России.
Сцена 3. Наступление на Сомме
Битва (ИЛИ, если выражаться стратегически более аккуратно, серия частных наступлений франко-британских армий) в Пикардии, начавшаяся 1 июля 1916 года, потребовала участия всех сил британцев на Западном фронте и той части сил французов, которая оказалась налицо после изнурительного напряжения и тягот долгого оборонительного «сражения» под Верденом. Кампания эта стала славой и вместе с тем кладбищем «армии Китченера» — тех граждан-добровольцев, которые, немедленно отозвавшись на клич, раздавшийся в 1914 году, образовали первую национальную британскую армию.
Наступление на Сомме берет свое начало от конференции союзного командования, состоявшейся 5 декабря 1915 года в Шантильи. Жоффр, оценивая обстановку, утверждал, что осенние наступления в Шампани и Артуа (включая Лоос) привели к «блестящим тактическим результатам», и приписывал плохой погоде, а частично временной нехватке боеприпасов, то обстоятельство, что не удалось развить этот тактический успех в стратегический.
Самым важным для успеха предстоявшей операции было требование, чтобы «главное командование не имело никаких опасений в отношении боеприпасов», поэтому операция не могла быть предпринята раньше, чем через три месяца. В начале февраля Жоффр пришел к заключению, что срок операции должен быть еще отложен, так как важно было, чтобы русские одновременно начали атаку и чтобы соответствующее участие в ней приняли также британцы со своими вновь организованными армиями. На совещании с Хейгом Жоффр изложил свою точку зрения, говоря, что широкий фронт наступления — ключ к успеху. Для этого он хотел совместного наступления французов и британцев «bras dessus bras dessous»[79], чтобы фронт атаки одного из союзников продолжал фронт другого. Жоффр намечал наступление французов 40 дивизиями на фронте в 25 миль, от Лассиньи до Соммы, а британцев — дальше к Гебютерну примерно 25 дивизиями на фронте в 14 миль.
Британская официальная история отмечает, что решение Жоффра начать наступление в секторе, который «мог рассматриваться как самый укрепленный» на всем Западном фронте, «возможно, было связано исключительно с надеждой на участие британских войск. Прочие резоны, двигавшие генералом Жоффром, едва ли можно постичь». Даже Фош, обычно не склонный обращать внимание на тактические трудности, охарактеризовал выбранный сектор как стратегически тупиковый. Хейг предпочел бы провести атаку во Фландрии (на том самом месте, где он сделал это в 1917 году), подкрепив удар высадкой на бельгийском побережье.
В последующей дискуссии Жоффр непрестанно нажимал на британцев, требуя, чтобы они провели подготовительную атаку севернее Соммы и во взаимодействии с французами и бельгийцами между Ипром и бельгийским побережьем, чтобы, вклинившись здесь, сковать резервы противника и этим облегчить проведение главного франко-британского удара. Хейг предпочитал организовать один мощный удар, использовав для него все имевшиеся силы и развив его тогда, когда все для этого будет полностью готово.
Хотя точка зрения Хейга оправдывалась неполнотой его ресурсов и бесплодностью таких же подготовительных атак прошлой осенью, критик должен признать, что на стороне Жоффра был опыт истории и что опыт войны должен был показать всю тщетность решительных наступлений, пока резервы противника не отвлечены демонстрацией на каком-либо другом направлении. Но если Хейг сдался, неохотно уступив давлению Жоффра и внеся при этом свои изменения, он был безусловно прав, отстаивая свою точку зрения, что любое подготовительное наступление, чтобы отвечать поставленным ему целям, должно предшествовать главному на десяток дней, но не больше.