Вечером 29 ноября 55-я дивизия настолько убедилась в неминуемой угрозе, что Юдвайн просил своего соседа — III корпус — в качестве контрмеры обстрелять в предрассветные часы тяжелой артиллерией овраг Банте, но просьба его выполнена не была. Сосредоточение живой силы врага стало полной противоположностью танкам, другим сюрпризом, сходным по принципам, но иным по методу проведения его в жизнь.
Отказавшись от долгой артиллерийской подготовки, германцы коротким ураганным огнем с химическими и дымовыми снарядами проложили дорогу своей пехоте, умело просачивавшейся вперед. Это стало провозвестием германских наступательных методов весны 1918 года — в то время как атака британцев была провозвестием методов наступления союзников летом и осенью 1918 года.
Вынырнув из укрытых исходных позиций — оврагов Банте и «Оврага 22-х» — в тот самый момент, когда должен был начаться так и не открытый заградительный огонь британской тяжелой артиллерии, германская пехота просочилась сквозь слабые точки в позиции британцев, а затем разлилась широким потоком, затопив деревни Гоннелье и Виллер-Гюислен, сметая в своем стремительном движении к Гузокуру артиллерийские позиции и штабы. Войскам грозило бедствие, ужасное по своим последствиям, но к счастью, им удалось сломить атаки противника на севере участка у леса Бурлон, а опасность была несколько уменьшена блестящим контрударом Гвардейской дивизии, вернувшей Гузокур, и последующими усилиями 2-й танковой бригады.
Некоторое время даже казалось, что представилась возможность вернуть потерянное и тяжело поразить германцев, расстроившихся и еще не приведших себя в порядок после одержанного британцами успеха. Но командующий армией, отклонив просьбу Сноу об организации удара конницей во фланг, направил ее в лоб германцам. Таким образом германцы смогли укрепить захваченное и даже возобновить атаки британских позиций. В последующие дни не прекращавшиеся успехи германцев, особенно в направлении на Виллер-Плюлып, и отсутствие у британцев резервов поставили британские позиции на участке Мазниер — Бурлон в столь тяжелое положение, что пришлось эвакуировать большую часть местности, захваченной 21 ноября.
До сих пор еще не рассеяна тень, наброшенная на войска и подчиненных командиров старшими начальниками, стремившимися обелить себя. Официальное расследование отнесло всю вину на счет войск на позициях, сочтя, что именно из-за их небрежности немецкий контрудар явился столь неожиданным, и утверждая, вопреки фактам, что войска вовремя не забили тревогу, не подали сигнала «SOS». Даже Бинг заявил: «Я приписываю местный успех противника одной и только одной причине — недостаточной подготовке наших младших офицеров, унтер-офицеров и солдат».
Хейг, которого держали в неведении относительно поступавших от войск тревожных предостережений, все же оказался исключением из общего правила. Посылая в Англию донесение о случившемся, он великодушно взял свою вину на себя, что не помешало ему одновременно отстранить от должности и отослать в Англию нескольких генералов.
Долг историка, основываясь на сохранившихся в архивах донесениях, сообщить, что многие младшие командиры остро чувствовали надвигавшуюся опасность и предупреждали о ней своих начальников. Что же касается оказанного войсками сопротивления, то в этом случае было сделано больше, чем кто-либо вправе был ожидать и требовать от войск, непрестанно сражавшихся с 20 ноября — дня первой атаки.
Для военной истории уроки Камбрэ безусловно заключаются в том, что здесь желанное возрождение внезапности было сорвано нарушением не менее важного принципа военного искусства — экономии сил, при оценке как необходимых средств для достижения определенной цели, так и способностей и предела человеческой выносливости.
Сцена 5. Капоретто
В холодное, сырое и хмурое осеннее утро среди покрытых туманом вершин Юлийских Альп раздался грохот, и прежде чем последние отголоски его окончательно замерли, союзники и здесь потерпели серьезное поражение.
Первые слухи о бедствии — кстати сказать, совершенно не преувеличивавшие действительности, — как гром поразили союзников. Хотя неожиданными они не должны были быть для всех союзных лидеров операции, развивавшиеся ими в 1917 году на всех театрах войны, должны были приучить их к поражениям.
Год этот начался ожиданием верного успеха, который сулило широкое наступление. Оно должно было привести к полному разгрому Центральных держав. Хотя мираж быстрой победы постепенно померк перед очевидностью стойкого сопротивления врага и тяжестью понесенных потерь, все же общество было совершенно не подготовлено к резкой перемене ролей — переходу от наступления к обороне.
Меньше всего этого ожидали в Италии. Были бесспорные основания беспокоиться за Россию, но итальянцы вели атаки весь август и сентябрь, а по телеграммам создавалось впечатление, что бои развиваются явно в их пользу. На этот раз сведения о достижениях даже были верны, хотя обычно в военных донесениях преувеличений больше, чем достоверных фактов.
Хотя выигрыш местности и был незначителен, но моральный и материальный эффект атак итальянцев и уже истомленных войной австрийцев был весьма велик. Как писал Людендорф:
«Ответственные военные и политические деятели Австро-Венгрии убеждены, что ей не удастся вынести продолжение боя и 12-ю атаку на Изонцо».
И далее:
«В середине сентября необходимо было ради предупреждения паралича Австро-Венгрии решиться на наступление в Италии».
Необходимость эта была столь неотложна, что Людендорфу пришлось отказаться от проводимой им подготовки к наступлению в Молдавии, которое, как он намечал, должно было нанести coup de grace России, сопротивление которой постепенно слабело. Но откуда и где он смог найти достаточное количество войск, чтобы превратить трещавшую оборону австрийцев в мощное наступление?
Натиск британцев у Пашендаля и сама протяженность германских фронтов во Франции и России поглощали все ресурсы Людендорфа. Все, что ему удалось выделить, заключалось в небольшом общем резерве в 6 дивизий, которыми он только что воспользовался, чтобы отразить наступление Керенского, сломить последние затухающие усилия России и провести удар, которым была захвачена Рига.
Однако советник Людендорфа при стратегической разработке операций майор Ветцель придерживался мнения, что даже использования этих слабых сил в должном месте, где фронт противника не так стоек (на участке между Флитчем и Канале) будет достаточно, чтобы надломить, если не совсем ликвидировать угрозу дальнейших наступлений Италии.
Результаты показали, что он был прав. Эти результаты намного превзошли самые радужные ожидания. Местное наступление перешло в более честолюбивую по своим целям операцию, хотя средства и силы не увеличились по сравнению с тем, что первоначально намечалось в зародыше плана, который был 29 августа представлен германскому командованию офицером австрийского генерального штаба Вальдштеттеном.
Первоначальный план намечал прорыв у Тольмино, за которым должно было последовать свертывание фронта по реке Изонцо. Сражениям у Капоретто и при Камбрэ суждено было иметь любопытное сходство.
Людендорф послал генерала Крафта фон Дельмензингена со специальной задачей — разведать местность и донести о соответствии намеченного плана. Крафт руководил Альпийским корпусом во время кампании в Румынии и был большим специалистом в горной войне. Он обнаружил, что австрийцы сумели удержать в своих руках небольшое предмостное укрепление на западном берегу реки Изонцо у Тольмино, и это укрепление могло послужить хорошим исходным пунктом для предполагаемой атаки. Орудия подтягивались сюда большей частью вручную и ночью. Пехота подошла за семь ночных маршей, оставив обозы, а боеприпасы, снаряжение и продовольствие погрузив на людей или вьючных животных.
Сосредоточение 12 штурмовых дивизий и 300 батарей произошло незаметно для итальянцев. Частично это было обязано умелым мерам предосторожности, частично характеру местности, а отчасти и неудовлетворительной воздушной разведке противника.
Что же делалось у итальянцев? Главнокомандующий Кадорна, безусловно, был человеком, выделяющимся над общим уровнем, но, подобно некоторым другим великим полководцам, сила его интеллекта подрывалась отсутствием контакта с войсками и понимания их. Помимо этого у таких людей умственная оторванность зачастую усугубляется естественной изоляцией, в которой находится любой, кто занимает высокие военные посты. Учитывая сравнительную слабость сил противника, он верно рассчитал, что у него достаточно людей и орудий, чтобы успешно противостоять атаке. Но распределение этих людей на фронте не соответствовало обстановке и условиям действий в различных секторах. Войска, уже раньше сильно измотанные, долго задерживались на позициях, которые энергичнее всего атаковал неприятель. Сочетание ошибочного распределения войск с зорким глазом противника, безошибочно угадывавшего наиболее уязвимые места, привело вместе с другими факторами к такому успеху австро-германцев, который ни в коей мере не соответствовал введенным ими здесь в дело слабым силам и средствам.
Капелло, командовавший 2-й армией, недовольный оборонительными качествами позиции, на которой остановилось наступление итальянцев, захотел опередить атаку германцев ударом во фланг в северном направлении, с плато Байнзицца. Кадорна отклонил это предложение. К этому времени главнокомандующий не только отдавал себе отчет в малочисленности своих резервов, но и вообще, правда с некоторым опозданием, стал сомневаться в целесообразности придерживаться в дальнейшем наступательного образа действий. В этом он оказался по крайней мере умнее своего подчиненного, который по своему наступательному духу, по своим действиям как командир и как жертва германских новых наступательных методов, был своеобразным Гауфом итальянской армии.
Кадорна получал достаточно предостережений о намерениях противника от своих разведывательных органов и от дезертиров — чешских и трансильванских офицеров, — но он не был уверен в действительном направлении атаки противника, а потому не хотел преждевременно тратить свои резервы.