– Помглавкорум генерал В. В. Сахаров, судя по его телеграмме, всецело воспринял сведения генерала Алексеева о неизбежности отречения. Вдобавок, по некоторым данным, генерала Сахарова вынудили присоединиться к общему мнению под угрозой срыва снабжения армий Румынского фронта. Вот здесь-то угроза голода была реальной, так как Румынский фронт полностью зависел от одной-единственной железнодорожной ветки, и зимой 1917 года вверенные В. В. Сахарову войска уже голодали вследствие расстройства транспорта.
– То же и главкозап генерал А. Е. Эверт, который предварительно потребовал сообщить ответы прочих командующих фронтами, прежде чем согласился с ними, считая, что дело императора Николая II, очевидно, проиграно, а значит, следует принять сторону победителя. Вдобавок главкозап поспешил проявить корпоративную солидарность. Обычный конформизм.
– А вот чем руководствовался великий князь Николай Николаевич, не вполне ясно. Неужели неприязнь его семьи к семье императора могли зайти так далеко? Или это была обида за отстранение с поста Верховного Главнокомандующего в августе 1915 года? Телеграмма наместника на Кавказе великого князя Николая Николаевича о необходимости отречения среди прочих имеет и такие строки: «Генерал-адъютант Алексеев сообщает мне создавшуюся небывало роковую (здесь и далее выделено мной – Авт.) обстановку и просит меня поддержать его мнение, – что победоносный конец войны, столь необходимый для блага и будущности России, и спасения династии вызывает принятие сверхмер»[416].
Известно, что великий князь Николай Николаевич знал о заговоре и планах либералов, которые в конце 1916 года предлагали ему сменить племянника на троне в результате производства дворцового переворота (известная миссия тифлисского городского головы А. И. Хатисова, действовавшего по указанию главы Земгора князя Г. Е. Львова, возглавившего первое Временное правительство). Великий князь, после некоторых колебаний, отказался, но в конце февраля 1917 года ничего не сделал для того, чтобы спасти императора Николая II как самодержца, предпочитая присоединиться к мнению высшего генералитета о необходимости отречения. Само собой разумеется, что Николай Николаевич не сообщил императору о заговоре и планах заговорщиков.
Что говорить: ведь практически вся императорская фамилия была настроена против Николая Александровича и его семьи. Царь не мог опереться на своих родственников в страшные и судьбоносные дни февраля 1917 года. Впрочем, как французского короля Людовика XVI в 1789 году одними из первых предали близкие родственники (принц Орлеанский), так впоследствии и Наполеона (маршал Мюрат). История повторяется. И потому правильно говорит А. Н. Боханов: «Фактически царя свергли. Монарх делал тот судьбоносный выбор в условиях, когда выбора-то, по существу, у него не было… Исторический ресурс монархизма был исчерпан, времена Сусанина, Минина и Пожарского давно миновали». Также А. Н. Боханов считает, что в эти дни царь, даже в случае сопротивления, потерпел бы неизбежное поражение[417]. Но монархический ресурс, конечно, был исчерпан не лично Николаем II как личностью.
Революционный процесс объективен и в силу этого неумолим. Проблема заключается в соотношении сил, которые (буде революция удается) всегда не на стороне старого порядка. Потому-то поражение царя (вернее, именно этого царя) и было неизбежным, хотя современники обычно склонны преувеличивать значение субъективных факторов революции: «Поскольку при первом натиске революционных сил старый режим рассыпается как карточный домик, создается впечатление, что у него не оставалось никаких внутренних ресурсов, никакой серьезной опоры»[418].
Наиболее мощным субъективным фактором стали генералы – начальник штаба Верховного Главнокомандующего, наместник на Кавказе и главнокомандующие фронтами. Так почему же высший генералитет в критические дни начала марта так легко принял «правила игры», навязанные им революционным Петроградом? М. К. Лемке в своих воспоминаниях постоянно упоминает, что М. В. Алексеев совершенно не разбирался в политике, а потому мог легко поддаться убеждению опытных и искушенных политиканов. Многие эмигранты и деятели Белого движения также утверждали, что до конца своих дней генерал Алексеев был угнетен событиями конца февраля – начала марта 1917 года и своей ролью в этих событиях. Но несомненно одно: с одной стороны, М. В. Алексеев видел все недостатки Николая II как императора, но с другой – не мог не знать, что военное могущество Российской империи к 1917 году достигло своего апогея и что война близка к завершению.
Весьма интересна та казуистика, которой впоследствии, уже в эмиграции, оправдывались действия высшего генералитета, якобы вынужденного толкать императора к отречению под влиянием неизбежной победы революционного процесса в Петрограде. Так, генерал Ю. Н. Данилов пишет: «…и Временным комитетом членов Государственной думы, Ставкой и главнокомандующими фронтами вопрос об отречении Николая II трактовался во имя сохранения России и доведения ею войны до конца, не в качестве насильственного акта или какого-либо революционного действа, а с точки зрения вполне лояльного совета или ходатайства, окончательное решение по которому должно было исходить от самого императора… [эти лица] только честно и откровенно выразили свое мнение, что актом добровольного отречения императора Николая II от престола могло быть, по их мнению, обеспечено достижение военного успеха и дальнейшее развитие русской государственности. Если они ошиблись, то в этом едва ли их вина»[419].
Неплохое обоснование. Если «достижение военного успеха» может быть «обеспечено» только лишь одним отречением царя, то зачем же тогда вообще нужны генералы? Или ранее они действовали столь бездарно только потому, что трон занимал император Николай II? И неумелые действия генерала Рузского в 1914-1915 одах стали следствием царствования Николая II? И упрямый штурм Ковельского укрепленного района генералом Брусиловым, итогом чего стали громадные и ничем не оправданные потери? И отказ генерала Эверта по надлежащей подготовке прорыва в 1916 году? И неумение генерала Алексеева не только объединить взаимодействие фронтов в кампании 1916 года, но и просто заставить командующих наступать? И, наконец, безумная стратегия великого князя Николая Николаевича осенью 1914-го и зимой 1915 годов – это тоже всего-навсего потому, что трон занимал император Николай II?
Конечно! Иначе почему же еще генералы не смогли «обеспечить военный успех». «Лояльный совет» отчетливо выразился в том, что все высшие генералы как один отказали своему Верховному Главнокомандующему в помощи по подавлению мятежа. Это и есть простое «ходатайство», как его характеризует генерал Данилов? А упоминание о том, что «окончательное решение должно было исходить от самого императора» является просто нечестным – какое еще решение мог принять император, если вооруженные силы державы в лице их вождей встали против царя, но – за революцию.
С одной стороны, оппозиционная пропаганда уже настолько перемешала реальность в сознании, что непонятно было, где белое, а где черное; но с другой стороны, хотя бы в дальнем уголке подсознания генерал Алексеев должен был помнить о присяге, клятве на верность. Не подлежит сомнению, что Михаил Васильевич Алексеев запутался в политических пертурбациях переломного периода, но нельзя забыть и того, что он в решающие часы совершенно забыл о таком понятии, как долг, а также неизвестно почему принял самое активное участие в событиях.
Для запутавшегося и не разбирающегося в политике человека самым естественным позывом было бы полное отстранение от происходящего и занятие позиции выжидания на задворках политического процесса (так, командующий Черноморским флотом вице-адмирал А. В. Колчак, так или иначе, переждал события, оставшись в стороне от давления на сюзерена). По крайней мере, это сравнительно честно для личности слабой воли и (или) отсутствия твердых политических убеждений. Но генерал М. В. Алексеев деятельно включился в хаос переворота и тем самым сознательно (или все-таки неосознанно?) выбил из-под ног императора опору в лице вооруженных сил, всемерно споспешествовав переходу руководства Действующей армии на сторону Государственной думы, образовавшей пока еще все-таки незаконное революционное Временное правительство.
Признав отречение императора, которому приносил присягу на верность, и падение монархии, которой служил столько лет, первое лицо армии после Царя, генерал М. В. Алексеев открытым текстом призвал генералитет поддержать переворот если не делом, то бездействием, ссылаясь на необходимость спасения армии и страны. Разумеется, генерал Алексеев не пояснил, от кого надо спасать, но зато внятно указал на то, чем и кем конкретно предстоит пожертвовать. Представляется, впрочем, что «жертвой» должен был стать сам царь, а вовсе не монархия как таковая: «Таким образом, решение об отречении было принято императором Николаем II по требованию старших генералов еще до разговора с приехавшими из Петрограда представителями Государственной думы В. В. Шульгиным и А. И. Гучковым»[420].
Исходной предпосылкой решения послужил зимний кризис, когда транспортная разруха поставила под угрозу продовольственное снабжение Действующей армии и крупных городов. Здесь нельзя не сказать, что главнокомандующие фронтами своим отказом от снижения интенсивности перевозок с пополнениями на фронт, также немало способствовали усугублению кризиса, ведь кормить было нечем и тех, кто уже находился в окопах.
Очевидно, что высшие руководители осознавали тот факт, что кризис зимы 1916/17 года носил исключительно объективный характер, без какого-либо политического оттенка (если не считать потуги оппозиции по организации переворота). В противном случае пришлось бы усомниться в обычных умственных способностях высших генералов русской Действующей армии.