Интересно, что, по свидетельству русского очевидца-участника наступления, на ряде участков австрийцы спешили сдаться в плен русским, чтобы не погибнуть напрасно. Во время артиллерийской подготовки австро-венгерские войска не могли отступить, так как позади их стояли германские части в качестве своеобразных заградительных батальонов. А. Н. Шилин сообщает об этом следующим образом: «Не успели мы выйти из нашего исходного положения, как нам навстречу уже бежали сдающиеся австрийцы. Я удивился, как могли австрийцы почти трое суток сидеть под таким страшным огнем. Потом я уже узнал, что из их окопов назад никто не ушел: их не пускали свои – немцы, и почти все защитники окопов, чешские батальоны, погибли от нашего огня. Каждый день к ним прибывали новые пополнения, и их постигла та же участь. Они скрывались от огня в глубоких подземных убежищах, где их заваливали наши тяжелые снаряды… Мы беспрепятственно заняли три линии их окопов и пошли дальше»[487].
Большое внимание при подготовке прорыва отводилось так называемым ударным частям. Сравнительно новая идея воссоздания боевых качеств войск зародилась среди офицеров Действующей армии. Еще в 1915 году были созданы ударные отряды гренадер, состоявшие из отборных солдат и долженствовавшие идти на острие удара в позиционной борьбе.
После революции образование ударных подразделений, в связи с общим разложением частей Действующей армии, стало прогрессировать. Например, «Наставление для ударных частей», составленное штабом Особой армии генерала П. А. Балуева, гласило: «Образование отдельных ударных частей имеет целью, прежде всего, обеспечить нам успех в тех боевых действиях, которые основываются на особенностях позиционной войны. Ударные части предназначаются только для активных действий. Соответственно этому, воспрещается назначать их для занятия и обороны позиции. Ударные части ведут бой преимущественно в окопах и ходах сообщения; открытый бой для них должен быть исключением».
Теперь же создавались целые революционные батальоны. Одними из инициаторов этого дела, в частности, были подполковник Генерального штаба В. К. Мапакин и капитан М. А. Муравьев. Докладная записка о необходимости перехода к образованию ударных частей, основанных на добровольческом принципе, была подана помощником начальника разведывательного отделения штаба 8-й армии капитаном Генерального штаба М. О Неженцевым. Ген. Л. Г. Корнилов, командующий 8-й армией, приказом от 19 мая 1917 года положил начало новым формированиям на Юго-Западном фронте, которым тогда еще командовал поддержавший идею создания ударных частей генерал А. А. Брусилов. Штат ударного революционного батальона из волонтеров тыла – двадцать два офицера, четыре военных чиновника, тысяча сорок два строевых и двадцать четыре нестроевых нижних чина, шестьдесят лошадей.
Очевидно, что ударные части в первую голову создавались именно для наступления 1917 года. Они должны были идти на острие удара, дабы своими действиями подать пример разлагавшимся войскам русской армии. Приказ главкоюза генерала А. А. Брусилова от 22 мая гласил: «Для поднятия революционного наступательного духа Армии является необходимым сформирование особых ударных революционных батальонов, навербованных из волонтеров в центре России… чтобы при наступлении революционные батальоны, поставленные на важнейших боевых участках, своим порывом могли бы увлечь за собой колеблющихся». Очевидно, что русское высшее командование еще надеялось спасти армию от разложения посредством наступления.
Генерал В. И. Гурко, отстраненный с поста главнокомандующего армиями Западного фронта незадолго до начала наступления, считал, что идея формирования «батальонов смерти» являлась «злосчастной»[488]. То есть почему-то никому не пришло в голову, что стремление прорывать отборными частями оборону противника значит губить наиболее здоровые элементы в Действующей армии. Такое понимание придет позже, уже после провала наступления.
1-й ударный отряд полковника М. О. Неженцева был сформирован в середине июня в количестве трех тысяч штыков и вскоре получил название Корниловского. Боевое крещение отряд Неженцева получил в наступлении 12-го корпуса 8-й армии Юго-Западного фронта при прорыве укрепленной полосы противника. С 1 августа отряд Неженцева развернут в четырехбатальонный Корниловский ударный полк. После провала корниловского выступления с 10 сентября именуется Российским Ударным, с 30-го – Славянским Ударным полком. Впоследствии данный полк (вновь – Корниловский) стал первой элитной частью белогвардейских армий на Юге России, прошедшим всю Гражданскую войну «от звонка до звонка».
При подготовке Июньского наступления вообще особое внимание отводилось ударным частям, добровольцы которых приносили своеобразные «клятвы смерти». Кроме того, существовали и коллективные присяги. Клятвенное обещание добровольца батальона смерти звучало следующим образом: «Я знаю, что счастье и свобода моей Родины, мое личное и моей семьи будет обеспечено только полной победой над врагом. Обещаюсь честью, жизнью и свободой, что беспрекословно, по первому требованию моих начальников выполню приказ атаковать противника, когда и где мне будет приказано. Никакая сила не остановит меня от выполнения этого обета: я – воин смерти. Я, давая этот обет, если окажусь изменником своей Родины, трусом и не пойду вперед на врага, то подлежу суду своих товарищей и как клятвопреступник не буду в претензии на строгость решения»[489].
В первый период существования ударных частей целые войсковые единицы, вплоть до бригад и дивизий, объявляли себя ударными. Однако эйфория революционного угара длилась недолго. На фоне ярко выраженных оборонческих, а то и прямо пораженческих настроений солдаты не спешили доказывать на деле взятые было на себя обязательства. Тем более что начальники, как то и предполагалось, старались направлять ударные части на самое острие удара наступающих войск.
Отношение основной солдатской массы к ударникам резко переменилось, когда командование (уже после провала Июньского наступления) стало широко использовать «революционные» батальоны для подавления мятежей и наведения жесткой дисциплины в армейских тылах. Теперь «солдаты настороженно, а чаще всего враждебно встречали ударников, прибывавших на фронт». Тем не менее к началу августа исполнительное бюро Всероссийского комитета по формированию ударных частей зарегистрировало более двухсот отдельных «частей смерти» общей численностью более шестисот тысяч человек[490].
Наступление началось 18 июня. Войска 7-й армии бросились вперед ударной группой из четырех корпусов. Смяв Южную австро-германскую армию генерала Ф. фон Ботмера, русские заняли две-три полосы оборонительной системы врага. К этому времени в состав Южной германской армии входили 27-й (генерал Г. Круг фон Нида) и 35-й (генерал фон Хейникиус) резервные, 25-й австрийский армейский (генерал П. фон Хоффман) и 15-й турецкий (генерал Шевки-паша) корпуса.
Немецкие и австрийские войска были оттеснены русскими в глубь оборонительной системы, а 15-й турецкий корпус был разбит 3-й (генерал П. А. Маркодеев) и 5-й (генерал И. В. Ахвердов) Финляндскими стрелковыми дивизиями из состава 22-го армейского корпуса. Также части 34-го армейского корпуса генерала П. П. Скоропадского, разбив германские 15-ю и 24-ю резервные дивизии, заняли три линии оборонительных рубежей неприятеля и остановились лишь потому, что соседние войска отказались отступать. На этих рубежах русские стояли около трех суток, пока контрудар немецкой 241-й пехотной дивизии не вынудил 34-й армейский корпус (56-я и 104-я пехотные дивизии)отойти.
Разбитый противник подвел резервы и стал готовиться к контрудару, однако половина личного состава 7-й армии вовсе не участвовала в бою и не пожелала идти на подмогу тем войскам, что взяли только пленными более двух тысяч человек. В итоге остановилось все. Просто солдаты не спешили проявлять «революционной сознательности» и пошли в бой лишь под тем условием, чтобы затем их сменили те войска, что оставались во втором эшелоне. Когда же смена не пришла, то войска откатились назад.
Такое поведение легко объяснимо с точки зрения крестьянской общинной психологии, где все должны приложить одинаковые усилия к какому-либо тому или иному делу. «Поравнение» как принцип жизнедеятельности всегда играло в русской деревне громадную роль. Так и теперь, основывая свои действия не на жестком приказе командования, а на доброй воле людей, не отказавшихся наступать, атака не могла не закончиться провалом, как только часть этих людей уклонилась от исполнения обязательств.
После частичного успеха вечером 18 июня части русской 7-й армии через сутки были отброшены на исходные позиции подоспевшими к месту прорыва германскими и турецкими резервами. Отчасти этот успех противника объясняется тем, что австро-германцы превосходно знали все русские наступательные планы (о них кричалось на весь свет за месяц) и сумели достойно приготовиться к отражению русского удара.
Части 7-й армии окончательно остановились к 20 июня. Командарма-7 генерала Бельковича сменил комкор-49 генерал Селивачев, отличившийся в боях за Зборов. В состав доблестного 49-го армейского корпуса входили 82-я пехотная дивизия генерала В. Ф. Новицкого, а также 4-я (генерал Н. Н. Шиллинг) и 6-я (генерал Н.Э. Бредов) Финляндские стрелковые дивизии и Чехословацкая бригада. Генералу Селивачеву было тем удобнее руководить этими войсками, в связи с тем, что он уже до войны и вплоть до апреля 1917 года командовал 4-й Финляндской стрелковой дивизией (до мая 1915 года – еще бригадой).
11-я армия также быстро исчерпала свой порыв: после успешно начавшегося наступления 22 июня часть войск, в том числе гвардейские дивизии, вышла из повиновения. Ударный 6-й армейский корпус генерала В. В. фон Нотбека, брошенный в стык 2-й австрийской (генерал барон Э. фон Бём-Эрмолли) и Южной германской (генерал граф Ф. фон Ботмер) армий у Конюхов, опрокинул 25-й австрийский армейский корпус генерала П. фон Хоффмана. В состав 6-го армейского корпуса входили 4-я (генерал В. З. Май-Маевский), 16-я (генерал А. П. Белявский), 151-я (генерал М. К. Войцеховский), 155-я (генерал Н. П. Коломенский) пехотные и 2-я Финляндская стрелковая (генерал И. М. Иванов) дивизии. Также русскими был отброшен со своих позиций и 9-й австрийский корпус.