ержать проникновение кораблей германского флота в Рижский залив, была постановка Ирбенского заграждения, которое защищалось линейным кораблем “Слава”, канонерскими лодками и миноносцами»[545].
Поэтому, дабы не зависеть исключительно от минных постановок в Ирбенском проливе, были сооружены тяжелые батареи Цереля. К осени 1917 года на мысе Церель стояли три четырехорудийные батареи береговой обороны: 305-миллиметровых орудий, 13-мм и 120-мм. Помимо того, на островах стояло еще тринадцать береговых батарей. Сухопутный гарнизон Эзеля состоял из трех полков 107-й пехотной дивизии генерала А. Ю. Иванова (425-й Каргопольский, 426-й Повенецкий, 472-й Масальский), а 427-й пехотный Пудожский полк занимал остров Даго. Части дивизии были укомплектованы преимущественно ополченцами; в придачу к ним острова оборонялись тремя сотнями пограничников и батальоном Гвардейского экипажа.
Штаб обороны островов – единственный здесь город Аренсбург (южный берег острова Эзель, 5000 жителей). Предполагалось, что в случае операции противника на Моонзунд гарнизон будет подкреплен войсками с материка, ибо, повторимся, контроль над водами Рижского залива находился в руках русского Балтийского флота.
Самым опасным и, следовательно, уязвимым местом в оборонительной позиции Моонзундских островов являлся пролив Соэлозунд между островами Эзель и Даго. Именно здесь находился доступ к Кассарскому плесу – удобной базе расположения легких сил флота. Один из современников так писал о Кассарском плесе (рейде): «Занимая центральное положение между заливами Финским, Рижским, Ботническим и собственно Балтийским морем, имея два выхода на север и по одному на запад и на юг, означенный рейд, в естественном своем виде, является идеальной точкой опоры для канонерских лодок и минных флотилий, обороняющих все побережья Балтийского моря, находящиеся с ним в близком соседстве»[546].
К весне 1917 года балтийцы углубили фарватер в Соэлозунде, чтобы там могли проходить эсминцы. Это обстоятельство облегчало противнику борьбу за Моонзунд, так как давало ему возможность прорваться на Кассарский плес в тылу обороны островов. Непонятно, в связи с чем командованию Балтийского флота пришла в голову идея об углублении фарватера: миноносцы могли свободно действовать через Ирбенский пролив, где стояли наши минные поля, а, следовательно, русские моряки могли обеспечить безопасный проход своих кораблей сквозь мины. Тем не менее пролив Соэлозунд не был закрыт даже минами, хотя в непосредственной близости от него находится удобная для кораблей бухта Тагалахт, совершенно не прикрываемая береговой артиллерией. Возможно, что уверенность в конечной победе была столь велика, что руководство флота уже не смущалось превосходством германцев на море, а после революции стало не до того.
В первую же ночь Моонзундской операции командование спохватилось и отдало распоряжение о постановке мин в Соэлозунде. Однако команда предназначенного для этой акции минного заградителя «Припять» отказалась выполнить приказ. Командующий морскими силами Рижского залива адмирал Бахирев три дня упрашивал команду «Припяти» выполнить приказ и поставить мины на возможном пути прорыва противника через Соэлозунд. Но все было тщетно: «революционная дисциплина» моряков, руководимых Центробалтом, находившимся под руководством пробольшевистски настроенных вождей, въявь показала свои «прелести» в начавшейся операции.
В итоге немцы получили лишнюю лазейку для прорыва через Моонзунд, а русским пришлось держать на Кассарском плесе часть эскадренных миноносцев и канонерских лодок, так нужных в Ирбенах. Лишь в ходе развития операции офицеры флота поставили небольшое число мин с рыбацких лодок, что, впрочем, не смогло сыграть своей роли. Помимо того, во время боя за Соэлозунд немцы сумели высадиться на подбитый и оставленный командой русский эскадренный миноносец «Гром». На корабле немцы обнаружили морскую карту с нанесенными на нее русскими минными заграждениями, в том числе противник выяснил, что на Кассарском плесе мин нет, и это облегчило ему дальнейшее продолжение боя[547].
Германское командование и раньше пыталось овладеть Моонзундом. Летом 1915 года, в июле и августе, когда русские армии сухопутного фронта отступали перед превосходящими силами врага, германский флот пытался пробиться в Рижский залив через Ирбены. Однако оба раза мужество балтийцев и минные поля в проливе остановили врага. Противнику удалось вытралить большую часть русских мин, прикрывавших южную часть Ирбен, и командующий Балтийским флотом вице-адмирал В. А. Канин уже отвел русские корабли из Риги в Моонзунд. Однако подрыв на мине двух эсминцев и торпедирование русской подводной лодкой линейного крейсера «Мольтке», вынудили германского командующего адмирала Шмидта повернуть обратно.
После Ирбенской операции русские и задумались о сооружении тяжелой батареи на мысе Церель, чтобы закрыть вход в Рижский залив через Ирбены. Моонзундская операция – операция «Альбион», по терминологии противника, – стала третьей и последней (но зато успешной) попыткой неприятеля занять Моонзундские острова.
Командование проведением операции было вновь возложено на вице-адмирала Э. фон Шмидта, который руководил попытками прорыва в Рижский залив в 1915 году.
Под началом германского адмирала сосредоточивались значительные силы: разложение русских вооруженных сил в ходе развития революционного процесса 1917 года давало в руки врага невиданный шанс, поэтому следовало использовать его по полной программе. Ведь во время убийства командующего флотом адмирала А. И. Непенина и ряда офицеров его штаба, со штабного корабля «Кречет» были похищены секретные кальки минных позиций, включая и данные по минным заграждениям Ирбенского пролива[548].
Впрочем, и раньше подчинение Балтийского флота в оперативном отношении штабу 6-й армии плюс невозможность использования новейших дредноутов без личного разрешения царя сводили русское преимущество в восточной части Балтики к нулю. Недаром участник русско-японской войны 1904-1905 годов, сражавшийся и в Желтом море, и в Цусиме, говорит, что «корабль, спрятавшийся в гавани, хуже, чем погибший в бою. Тот погиб, наверно, недаром. Что-нибудь сделал…»[549].
Ничего не изменилось и после подчинения флота непосредственно Ставке, где пост Верховного Главнокомандующего занял сам император Николай II. Почему-то считалось, что немцы попытаются прорвать центральную позицию, ведущую прямиком через Финский залив к Кронштадту и Петрограду. Поэтому все четыре новейших дредноута и устаревшие додредноутные линкоры «Андрей Первозванный» и «Император Павел I» всю войну простояли в Гельсингфорсе, ожидая форсирования противником центральной позиции. В итоге мощнейшие корабли Балтийского флота за всю войну ни разу не сделали ни одного выстрела по противнику. Это было возложено лишь на два устаревших линейных корабля – «Слава» и отчасти «Цесаревич» (после Февраля 1917 года, переименованного в «Гражданин»). Вот именно, что недаром во главе убийств офицеров в Кронштадте во время февральского переворота стояли матросы линейных кораблей, не участвовавших ни в одном бою.
Немцы тщательно готовились к проведению операции против Моонзунда, стараясь предусмотреть все непредвиденные обстоятельства. Более трехсот кораблей и судов, в том числе десять линейных кораблей, один линейный крейсер (флагман «Мольтке», на котором держал свой флаг адмирал Шмидт), девять легких крейсеров, шестьдесят восемь нефтяных эскадренных миноносцев и угольных миноносцев, шесть подводных лодок, девяносто тральщиков составили отряд вице-адмирала Шмидта.
В отряд входили 3-я линейная эскадра вице-адмирала П. Бенке и 4-я линейная эскадра вице-адмирала В. Сушона (того самого Сушона, что так умело руководил действиями «Гебена» и «Бреслау» на Черном море). Свыше ста самолетов и дирижаблей осуществляли воздушную поддержку силам вторжения. Девятнадцать транспортов взяли на борт двадцать пять тысяч человек десанта при сорока орудиях, восьмидесяти пяти минометах и 225 пулеметах.
Командовал десантом начальник 42-й пехотной дивизии, составившей костяк десантных сил, генерал Эсторф. Общее руководство операцией осуществлял командующий 8-й армией, занявшей Ригу, генерал О. фон Гутьер. Основа десантных сил – 42-я пехотная дивизия – летом 1917 года сражалась против Юго-Западного фронта в Галиции, а затем принимала участие в Рижской операции. То есть для десантирования выделялись войска, хорошо знавшие условия русского фронта, неоднократно дравшиеся с русскими, видевшими состояние противника после революции.
Русские морские силы Рижского залива к началу операции состояли из устаревших линкоров «Слава» и «Гражданин», броненосных крейсеров «Адмирал Макаров» и «Диана», крейсера «Баян», двенадцати нефтяных эсминцев типа «Новик», шестнадцати угольных миноносцев, трех подводных лодок, пяти сторожевиков, тринадцати тральщиков, трех минных заградителей и трех канонерских лодок. Командовал соединением вице-адмирал Бахирев. Воздушную поддержку оказывали тридцать самолетов[550].
Сухопутный гарнизон островов состоял из четырехсот семидесяти офицеров, десяти тысяч штыков, двух тысяч сабель при шестидесяти легких орудиях и ста сорока пулеметах. Наличный, а не списочный состав гарнизона был еще меньше. Численность личного состава береговой артиллерии – около полутора тысяч человек.
Непосредственно на острове Эзель под руководством начальника 107-й пехотной дивизии находилось девять батальонов, три казачьи сотни, полторы роты сапер, сорок два легких и четыре тяжелых орудия, шесть минометов, двадцать четыре бомбомета и сто восемь пулеметов. В любом случае боевая сила гарнизона Моонзундских островов была невысокой: «Гарнизон моонзундской укрепленной позиции до начала операции в боях не участвовал. Полки имели неопытный и необстрелянный офицерский состав. Ротами командовали, как правило, прапорщики, окончившие училище или школу в ходе войны. Личный состав полков, несший в основном службу наблюдения и охранения, а также привлекавшийся к выполнению оборонительных работ, тактическим приемам обучен не был»