4) к реформам экстренного порядка в пользу народных масс в ходе самой войны (без популярности целей войны по мере затягивания военных действий и роста военных тягот она была обречена на «поражение в умах»). Быстрой победы существующий режим обеспечить не сумел. Возможно, следовало привлечь на свою сторону хотя бы часть крестьянского социума страны, раз уж император не желал предоставить часть властных государственных полномочий в руки буржуазной оппозиции. Самым реальным здесь было предложение ряда высших чиновников о предоставлении дополнительных земельных наделов некоторым категориям крестьянства (георгиевским кавалерам). Такой шаг, с одной стороны, раскалывал единство крестьянско-солдатской массы, а с другой, продолжал политику аграрных преобразований на селе. Уступки деревне в целом, несомненно, были бы восприняты как слабость верховной власти перед общиной; уступки одному слою – как продолжение сотрудничества, наметившегося в ходе столыпинской аграрной реформы. Заметим, что подобные меры в послевоенной Польше обеспечили поддержку режима Ю. Пилсудского на селе со стороны наиболее зажиточного крестьянства. К тому же крестьяне были отличившимися на войне фронтовиками. Но и этого верховной государственной властью Российской империи, к сожалению, также не было сделано.
Зимняя кампания 1915 года: Августов и Карпаты
На совещании с главнокомандующими фронтов в Седлеце 16-17 ноября великий князь Николай Николаевич все же решился дать вверенным ему войскам передышку и отдал директиву об отходе обоих фронтов к Висле. Главнокомандующие фронтами не согласились с Верховным Главнокомандующим, настаивая на возобновлении наступления. Однако если главкоюз генерал Н. И. Иванов собирался и дальше драться за Краков, то главкосевзап генерал Н. В. Рузский, доказывая, что австрийцы и без того надломлены, предлагал двигаться на немцев, чтобы разбить нашего главного противника.
Выбор главного направления означал, что другой фронт будет вынужден перейти к временной обороне, так как оставшиеся людские резервы и вооружение, каковых для снабжения обоих действующих фронтов не хватало, пойдут в основную группировку. На совещании в Брест-Литовске 30 ноября Верховный Главнокомандующий предложил командованиям фронтов самим договориться о выборе направления главного удара, однако ни Иванов, ни Рузский не желали поступиться своими планами. В конечном счете великий князь Николай Николаевич принял наихудший вариант: компромиссный.
Юго-Западный фронт должен был продолжить наступление на Краков и в Карпаты с целью захвата горных перевалов и подготовки выхода русских армий на венгерскую равнину. Тем временем Северо-Западный фронт продолжал считать возможным наступление в Силезию, а его 10-я армия готовилась к атаке Восточной Пруссии. Этим решением силы и средства вновь разбрасывались по расходящимся направлениям, что в условиях прогрессирующей нехватки боеприпасов грозило затормозить обе операции как раз тогда, когда понадобится их развитие до решительного успеха. Как справедливо отмечал генерал-квартирмейстер Северо-Западного фронта генерал М. Д. Бонч-Бруевич, «из отсутствия руководящей идеи войны, из недостатка твердости в постановке ближайшей ее задачи и из разнородности решений на фронтах – вытекали колебания Ставки в сосредоточении сил и в распределении их между фронтами; все это в значительной мере покоилось на многократных требованиях и просьбах фронтов осуществить такое сосредоточение сил, которое удовлетворяло бы решению, принятому фронтом… Ставка занималась соглашательством этих противоречивых решений»[118].
4 января 1915 года на совещании генерал-квартирмейстера Ставки генерала Ю. Н. Данилова и главкосевзапа генерала Н. В. Рузского в Седлеце было твердо решено наступать в Восточную Пруссию. Для решения этой задачи формировалась новая 12-я армия, а к русско-германской границе в Литву притягивалось семь кавалерийских дивизий. Хотя вооружения и боеприпасов, равно как и обученных пополнений, не хватало, тем не менее в Ставке были полны оптимизма и уверенности в своих силах. Чем вызывался такой оптимизм, непонятно: начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал Н. Н. Янушкевич постоянно сносился с военным министром и знал о трудностях снабжения, пополнения, развертывания промышленных мощностей. Но великий князь Николай Николаевич не желал слушать осторожничавших генералов: 5 января он утвердил решение о наступлении 10-й армии в Восточную Пруссию (несмотря на то, что 12-я армия еще не успела сформироваться), а 11-го января армии Юго-Западного фронта перешли в общее наступление в Карпатах.
В свою очередь германское главное командование Восточного фронта сумело настоять на проведении решительных операций зимой 1915 года на восточно-прусском направлении. Дело в том, что Гинденбург и Людендорф требовали переноса усилий на Восточный фронт, чтобы сначала разбить русских, а потом уже бросить все силы на запад. Новый начальник германского Генерального штаба генерал Э. Фалькенгайн, сменивший на этом посту Х. Мольтке-младшего после поражения в битве на Марне, помня плачевный опыт наполеоновской Великой армии, растаявшей на русских просторах, намеревался перенести максимум усилий на запад и добить англо-французов. Однако необходимость помочь австрийцам перевесила в решении германского императора Вильгельма II. Это решение в тех обстоятельствах являлось совершенно правильным: бросать союзника было никак нельзя. Следовало лишь максимально точно рассчитать варианты наступления в кампании 1915 года.
В то же время французы на западе держались довольно пассивно. Поэтому Гинденбург, чтобы предупредить русских в наступлении и вырвать инициативу, получает разрешение на проведение зимних операций на востоке. Противник сумел сосредоточить значительные силы и обрушиться на русскую 10-ю армию силами двух своих армий. Это наступление немцев получило наименование Августовской операции. В ней приняли участие 10-я русская армия Северо-Западного фронта генерала Ф. В. Сиверса, имевшая в своем составе до ста двадцати тысяч штыков и сабель. Со стороны германцев – 8-я армия генерала О. фон Белова и 10-я армия генерала Г. фон Эйхгорна, общей численностью до двухсот тысяч человек.
Германское командование, опять-таки предупреждая русское наступление (как под Варшавой-Ивангородом и Лодзью), намеревалось смять русских и выйти на железнодорожные пути вплоть до Бреста, отрезав Польшу. Задачу немцев облегчало и то обстоятельство, что русская 10-я армия, занявшая позиционный фронт, не закрепилась на своем правом фланге, примыкавшем к Балтийскому морю. Первоначальной целью немцев ставился охват русской 10-й армии в лесистом районе г. Августов.
25 января немцы перешли в общее наступление против обоих русских флангов, стремясь осуществить излюбленный в германской армии двойной охват: 10-я армия с севера, 8-я армия – с юга. Ударная группа генерала К. фон Лицмана из 8-й армии сразу же сбила русских с занимаемых позиций, заходя в тыл русской армии. А 26 января стала наступать вся 10-я армия генерала Эйхгорна, вклиниваясь между русскими корпусами, широко разбросанными по фронту. Уже на следующий день русские, осознав опасность положения, начали постепенный отход.
Русские корпуса располагались цепью в одну линию с юга на север, поэтому противник, сковывая каждый русский корпус по фронту и наступая с фланга, мог бить русских по частям. Вержболовская группа, костяк которой составлял 3-й армейский корпус генерала Епанчина, попала под первый удар немцев и, будучи отброшена в ковенском направлении, продолжила отступление, забыв про остальные корпуса. Генерал Н.А. Епанчин умудрился сразу же потерять практически всю артиллерию и не сделал волевой попытки к остановке беспорядочного отступления, предпочитая бежать вместе с войсками.
Когда войска генерала Епанчина беспорядочно отступали к крепости Ковно, следующий за ним 20-й армейский корпус генерала П. И. Булгакова был вынужден задержать отход ввиду того, что центральная группа – 26-й корпус генерала Радкевича и 3-й Сибирский корпус генерала Гернгросса – сделала попытку контрудара. Как только выяснилось, что из наступательной инициативы ничего не выйдет, командарм-10 генерал Ф. В. Сиверс, памятуя о Самсонове, чей центр также наступал, пока фланги бежали, отдал приказ об общем отступлении.
Русские отступали в направлении на юго-восток и восток, на линию рек Неман и Бобр. 8-я германская армия не сумела добиться столь впечатляющих успехов, как 10-я. Отчасти потому, что на ее фланге стояла русская 12-я армия генерала Плеве. Но не мог же противник знать, что главкосевзап генерал Н. В. Рузский запретил генералу П. А. Плеве наступать. Поэтому немцы были вынуждены частью сил прикрыться от русской 12-й армии, а затем и двинуться на нее, начав Праснышское сражение. Это позволило большей части войск русской 10-й армии вырваться из кольца. Теперь Э. Людендорф, выпустив из кольца основную массу русских, мог рассчитывать лишь на окружение русского 20-го армейского корпуса, который отходил последним и не успел выйти из обозначившегося «мешка».
1 февраля 10-я германская армия генерала Эйхгорна замкнула кольцо вокруг русского 20-го корпуса. Русские отчаянно дрались в окружении целых восемь дней: остатки 20-го армейского корпуса пытались пробиться через семь пехотных и две кавалерийских дивизии противника, отчаянно бросаясь на пулеметы и орудия. Голодные, недосыпавшие солдаты и офицеры 27-й, 28-й, 29-й и 53-й пехотных дивизий пытались пробиться к своим, слыша канонаду русских отрядов, шедших на помощь со стороны Гродно. Ночью 8 февраля, расстреляв последние боеприпасы и взорвав артиллерию, чтобы она не досталась немцам, 20-й корпус пошел в штыки на пулеметы. Только восемь тысяч человек из двадцати пяти попало в плен к немцам под Липском. Остальные навсегда остались в Августовских лесах.
Между тем уцелевшие части русских заняли прочную оборону на реке Бобр между крепостями Гродно и Осовец, наглухо преградив врагу дорогу на юго-восток, в тыл «Польскому балкону». Общие потери армии в Августовской операции составили пятьдесят шесть тысяч человек и сто восемьдесят пять орудий. Гинденбург не сумел достичь ни оперативной цели (уничтожение всей русской 10-й армии), ни тем более стратегической (выход к Бресту). Весь немецкий успех ограничился тактикой: оттеснение русских подальше от Восточной Пруссии и окружение одного русского корпуса.